— Боже, ты неисправим. Но на иное я и не рассчитывал, поэтому пожалуйста, сделай милость — возьми из пакета свой шашлык и помолчи немного, пока я пытаюсь работать. — Бенуа в раздражении раскрыл папку для бумаг, которую перед обедом вытащил из портфеля, надеясь сопоставить кое-какие факты, и принялся всматриваться в ряды строчек, написанных аккуратным округлым почерком.
— Что это там у тебя? — разозленный нелюдь с невероятным проворством выхватил стопку бумаг из рук аналитика и с нахальной рожей попытался прочитать вслух заметки Лефевра, но сумел распознать лишь непонятные крючки и закорючки, составленные в трехбуквенные сочетания и символизирующие собой что-то вроде слов. — Что за хрень?
— Мой личный язык, — вскочив с табуретки, слегка высокомерно отозвался француз, выдергивая из рук Вира свою собственность. — Это… проект, который я разрабатываю в свободное время.
— Свою версию эсперанто? — ничуть не расстроившись из-за утраты каких-то бумажек, хмыкнул фей. — Ты же француз, мать твою, что бы ты ни придумал, получится все такое же дерьмо!
— Идиот. Я изобретаю не язык, а веду разработку одного из оперативников. Собственный алфавит — всего лишь способ шифровки.
— Разработку? Ты что, подозреваешь кого-то в измене? — Скугга с удивлением уставился на аналитика, который успел сообразить, что сболтнул лишнего. — И до сих пор молчал?
— Так это всегда и делается, Ску! Под полой и втайне ото всех! Особенно, когда не хватает доказательств, — раздраженно рявкнул француз, в сердцах употребив запретное имя коллеги, способного за подобное сокращение вызвать на татами любого, кроме шефа, и отделать до стадии бифштекса. — Особенно если… Впрочем, это все пустое и, вполне вероятно, ничего не значит.
— Бенуа, ты же знаешь, что нам можно доверять, так ведь? — Ден Варга с волнением посмотрел в глаза заламывающему от досады руки аналитику. — Я уж точно не предатель, а Вир — обычное трепло и придурок, который скорее нассыт тебе в пиво, чем сдаст кому-то любого из нас.
— Блохастик прав, — без улыбки прокомментировал фей. — Он конечно явно нарывается на приключения при нашем следующем походе в бар, но его и меня с шефом связывает слишком много, чтобы кто-то из нас скатился до крысятничества.
— Я знаю, — терпеливо согласился старший аналитик, которому от сказанного, судя по всему, стало ощутимее хуже. — В этом-то и проблема! Дело в том, что этот оперативник… Это, ну…
— Да говори уже! — взорвался Вир.
— Это шеф, — выдохнув обвинение, Лефевр отступил на шаг и опустил голову, готовясь к грядущему шторму.
— Так! — первым придя в себя, Скугга поднял руки в воздух, пытаясь таким образом призвать всех если и не к рассудку, то хотя бы к спокойствию. — Бенуа, ты это серьезно? Шеф?..
— Я же сказал, это все наверняка пустое, — послушно садясь на свое место, промямлил аналитик, так и не решаясь посмотреть телохранителю в глаза.
— Ха, а я недооценивал нашего французика! — ехидно прокомментировал Вир. — Оказывается, ваша кабинетная порода тоже умеет весьма затейливо сходить с ума!
— Стоп, помолчите все! — приказал Скугга. — Бенуа, ты можешь рассказать все по порядку? А то пока что все действительно выглядит как горячечный бред.
— Ладно, не имеет смысла дальше скрывать… — долгие несколько минут француз молчал, собираясь с мыслями и прикидывая, как лучше выложить на суд коллег имеющиеся у него подозрения. — Все началось две недели назад…
***
…Две недели назад…
Бенуа глубоко вздохнул, осматривая угрожающе накренившуюся стопку бумаг, возвышающуюся на одной половине его стола. Башня из донесений, которую обязан был обработать аналитический отдел, угрожала вот-вот превратиться в пирамиду, похоронив под собой самого Лефевра. А это ведь он ещё не дошёл до конца: за то время, что ему пришлось потратить на обработку вчерашних отчетов, на другой стороне стола уже успела скопиться пачка новых.
Мельком просмотрев свежую корреспонденцию, Бенуа скосил взгляд на стоящую рядом с его загончиком референтку, вечно нервную и вздрагивающую от каждого направленного в её сторону слова, имени которой он, несмотря на всю выучку и опыт, запомнить оказался неспособен.
— Я могу вам чем-то помочь, мисс? — поняв, что без стимула продолжения не последует, Бенуа решился потревожить девушку вопросом, от звука которого она ожидаемо вздрогнула и задрожала.
— М-мистер Леф-февр, сэр! Господин директор просил передать, что они уже начали, сэр.
И она протянула ему записку, от вида которой Бенуа чуть не застонал. Ну конечно же, за всей этой писаниной он совершенно забыл о еженедельной ярмарке тщеславия, именуемой общим собранием. Как и все собрания, это было максимально бесполезным, поскольку могло включать самый широкий круг работников их ведомства, следовательно о половине всего, что следовало обсудить, нельзя было даже заикаться из опасений нарушить секретность.
— Всеблагой боже! — Лефевр спешно поднялся, едва не опрокинув бумажные небоскрёбы у себя на столе. — Я опаздываю уже минут на десять! Передайте, что я немедленно буду… — аналитик на секунду задумался. — Хотя нет, не стоит. Лучше вот, возьмите! — И он широким жестом вручил испуганной девушке кипу каких-то папок с распечатками. — Отнесите обратно дешифровщикам и передайте, что их опись не соответствует действительности. Из восемнадцати донесений я обнаружил всего семнадцать. Пусть найдут недостающее!
Докричав последние слова уже из коридора, аналитик, не обращая внимания на удивленные взгляды подчинённых, ринулся вперёд, спеша с максимально возможной скоростью преодолеть четыре коридора и три лестницы, ведущие в нужную ему часть здания.
Добежав до места, Бенуа притормозил и попытался перевести дух, глубоко вздохнув перед тем, как открыть дверь, и выдохнув, словно готовясь нырнуть в аквариум. До некоторой степени так и было, потому что все конференц-залы в здании их ведомства выглядели весьма экстравагантно, будучи сделаны в соответствии со всеми существующими степенями защиты, простой и магической.
Преодолев таким же манером и следующую шлюзовую дверь, скрытую за первой и незаметно сверившую с базой данных отпечатки его ладони, сетчатки и бог весть чего еще, аналитик наконец сумел попасть внутрь.
Встретившее его внутреннее помещение отдавало затхлостью и ощущением застывшего времени и выглядело точно так же, как и пахло. Шипастые золотисто-коричневые панели из стекловолокна на стенах и мягкая подсветка без прямых источников света придавали залу одновременно вид магический и гнетущий. Первому к тому же способствовала едва заметная вязь рун, которой были испещрены поверхности панелей — дополнительная защита от ментального, духовного и в любой степени нематериального воздействия на тех, кто в данный момент находился внутри.
За массивным овальным столом уже собрались остальные главы отделов. Среди них как обычно больше всех выделялся габаритами Скугга, для которого стояло специальное кресло, бывшее чуть шире и прочнее всех прочих, поскольку предыдущие два глава силового отдела сломал, просто на них садясь.
Рядом с ним невесомо примостился Эмрис Мирдин — седой как лунь старик, внешне больше напоминающий засушенный в детском альбоме одуванчик. Эмрис, про которого шутили, что здание Таможни когда-то было выстроено вокруг него, являлся их бессменным архивариусом, заставшим лично большую часть нечисти, чьи описания он ревностно собирал в своей обители.
Возле них, как всегда всем недовольный, суетился и явно готовился держать речь не такой древний и значительно менее благообразный глава отдела материального обеспечения сэр Персиваль Галахад Рэмси, бывший лейтенант королевского морского флота, лет семьдесят назад списанный на берег по причине беспробудного пьянства, повлекшего за собой безобразную выходку, заключавшуюся в попытке прямо на торжественном смотре корабля его величества «Ланкастер» спасти принимающего построение контр-адмирала от нападающего на него черта.
Не оценивший подобного проявления воинской доблести разгневанный военачальник немедленно отправил своего подчинённого прямым ходом на гауптвахту и далее, не стесняясь в широте жеста, под суд и на каторгу. Дело приняло более пикантный оборот, когда протрезвевший лейтенант заявил, что чертей видеть не перестал, более того, их стало неизмеримо больше. И уж совсем поставило в растерянность островную Фемиду известие, что санитары Бедлама², куда отправили Рэмси для подтверждения его душевнобольного статуса, вдруг в один голос принялись утверждать, что черти треклятого лейтенанта не только посещают его в видениях, но и слушаются, швыряя по палате все по недосмотру непривинченные предметы.