скандалы между жёнами и их пьяными мужьями.
В этих мазанках и хуторах, где казачки устроили хороший разгон своим мужьям, собаки слегка скулили и подвывали, чувствуя, что им может влететь от обоих хозяев, если они своим лаям вмешаются в их скандал даже соседские собаки помалкивали, опасаясь общего скандала в станице на всю оставшуюся ночь.
Постепенно вокруг всё стихло. В домах и мазанках казаков погас свет керосиновых ламп. Где-то в лесу затявкала первая лисица. Следом за ней затянул свою нудную песню шакал.
С горных вершин потянуло прохладой. Зашуршали от ветерка опавшие с деревьев листья. Ночная птица мелькнула при свете слабой луны, которая не поспела к сезону.
Над хутором, аулом и станицей наступила осенняя ночь. Утонула в пуховой перине родного дома.
Словно была изгнана из ада и тут попала в Божий рай. Мне так приятно было опять быть дома.
Даже не могла поверить, что вновь живу в нашем Старом хуторе. Словно это чудный сон посетил меня у ворот ада. Мне даже страшно было открывать глаза. Так и уснула, с чувством радости и беспокойства, которые мне надо пережить, чтобы с наступлением нового дня началась обычная жизнь терской казачки, с повседневными заботами в Старом хуторе. Мне нужно было жить заново среди своей родни.
33. Обратная дорога к Богу
Забот действительно хватало. Мои родные и двоюродные сестры, Соня, Нина, Вера, Дина, Нюся и Катя, едва поспевали за оравой своих детей. Постоянные проблемы жизни.
Кто-то подрался. У кого-то последнюю рубашку совсем разодрали пацаны во время драки. Кому-то вовсе не в чём ходить, вся обувка стёрлась до самой подошвы ног.
С первых дней своего приезда домой, взяла на себя часть забот, по нашему Старому хутору. Благо, что в монастырских кельях, где снимала комнатку, подрабатывала себе шитьём.
Также в Туле у Стешке Замоткиной училась шитью, когда она мой заказ на костюмы для детского хора выполняла. Вот и сейчас это мастерство пригодилось.
До самой пасхи 1914 года обшивала всю свою многочисленную родню. Выприцкие, Ивлевы, Куценко и много, много других фамилий, которые связаны с нами корнями большого родства. Сколько всех будет? До настоящего времени всё никак не запомню всех наших фамилий.
— С меня хватит! — решительно, отказалась, шить дальше, когда в наш Старый хутор потянулись станичники со своими заказами на шитье. — Вам не швейная фабрика. Уже все руки себе до крови истёрла за вашим шитьём. Шейте сами. На пасху поеду в церковь Владикавказа к своему братику Гурею. Может быть, там останусь навсегда, буду замаливать все свои грехи житейские? Вернусь на круги своя к Богу. Стану монашкой или обратно возьмусь руководить церковным хором.
Ни стала откладывать своё решение. На следующий день с казачьим обозом отправилась во Владикавказ. Казаки ехали туда в главный православный храм Кавказа, крестить своих народившихся деток, осветить пасхальные яйца и пироги пасхи.
Побывать там, на рынке Владикавказа, на первой весенней ярмарке, куда должны были приехать со своим товаром казаки со всего Кавказа.
Когда вошла в церковь, мой братик Гурей вёл пасхальную службу, где находится алтарь храма божьего. Гурей сразу увидел меня и едва не упустил из рук своё кадило, которым размахивал над прихожанами. Мой братик, мой двойняшка, как за ним соскучилась за эти долгие годы нашей разлуки. Даже забыла, когда виделись.
Теперь точно буду рядом с братиком до конца жизни.
— Сестрёнка, Маняша! — закричал Гурей, когда едва закончил пасхальную службу. — Радость моя! Извините, господа! Это моя родная сестрёнка-двойняшка. Мы с ней двадцать лет не виделись.
Собственно говоря, объявлять это не требовалось, что мы с Гуреем двойня. Даже поседевшая борода Гурея не скрывала его сильной схожести со мной. Мы были одинаковые ростом и телосложением.
Моя беременность с пятью детьми и возраст, не увеличили мою пропорцию ниже талии. Всё также была миниатюрна, как в свои двадцать лет, во время замужества.
Только несколько морщин появилось на лице, после трагедии происшедшей в нашей семье с моими детишками и с мужем. Но, что поделаешь, такова наша жизнь. Придётся всё начинать с самого начала.
Мы с Гуреем удалились от посторонних глаз. Остались мы один на один. В кельи православной церкви. Несмотря на свой высокий церковный сан Гурей жил скромно.
В кельи была одна кровать на пружинах, на которой лежал стёганый матрас с подушкой, покрытые одеялом на вате и белоснежная простыня. Рядом с кроватью стояла тумбочка, на которой лежали Библия, Евангелия и семь странных книг, одну из которых видела более двадцати лет.
Когда Гурей удивительным образом вернулся из Государства Саудидов. Но как вернулись к нему все остальные шесть книг? Ведь за двадцать лет брат не покидал Кавказ. Может быть, когда-нибудь Гурей всё сам расскажет?
— Сестричка, ты извини, что на рождество Христово не мог приехать. — стал оправдываться Гурей. — Понимаешь, служба такая. Обязан быть в православном храме во время святых праздников. Потом мой архиерей сильно заболел. Пришлось мне его на горячие серные воды возить. Там лечили архиерея несколько дней. Затем обратно церковная служба в кавказских православных храмах.
— Ладно, хватит тебе оправдываться. — остановила, брата. — Ты не нашкодил, а делами занимался. Лучше расскажи, как вернул себе шесть книг. Тебе арабы привезли книги оттуда на Кавказ или ты сам за ними ездил? Скажи, пожалуйста! Мы с тобой договаривались всегда говорить правду.
— Нет. Никто мне их не привозил. Тоже туда ни ездил. — стал рассказывать Гурей. — Опять изучил хорошо последнюю книгу. Многое узнал из того, что даже представить себе не мог раньше. Но каким образом вернулись шесть книг, до сих пор совершенно непонятно. Однажды, приснился мне странный сон. Словно увидел своего маленького сыночка Эль-русса, который пригласил меня на свой день рождения. Сыну тогда было пять лет. Видел всё так отчётливо, будто действительно был там. Ощущал запах и вкус угощения. Чувствовал прикосновение рук сына. Только мы с сыном были как-то изолированы от других.
Вокруг нас была непонятная оболочка, через которую мы видели всех вокруг, но коснуться руками не могли.
Словно с Эль-русс находились в другом пространстве или в