Благодаря звучному международному имени Яшин был как раз из тех немногих, кого не могли сбросить в кювет, наплевать и забыть, как поступили с рядом достойных спортсменов. Наверху понимали, что ему полагались заработанные в «Динамо» подполковничье (позже полковничье) содержание с соответствующей должностью на пристойную зарплату. Отторгло «Динамо» – подобрал Спорткомитет, да и уверен, что о перемещении они между собой втихую договорились. Но кто потолковал с Яшиным по душам, чтобы извлечь из его знаний и опыта пользу для футбола и для него самого, не просто пристроить к синекуре, а занять интересным делом?
Разве не мог он, к примеру, тренировать вратарей сборной, но кто ему предложил, кто переубедил человека, не желавшего стать тренером, что это не руководить командой, что это ровно для него (когда был выведен из строя травмой, небезуспешно помогал М.И. Якушину и ГД. Качалину, работая с вратарями сборной)? Что вы, разве посмел бы кто-нибудь – ведь не по рангу, не по имени, которое диктовало, по дурным советским понятиям, какой бы то ни было руководящий пост, как минимум начальника команды.
Отдаю себе отчет, что все это риторические вопросы, и вот еще один: почему у нас были (и есть) такие нелюбопытные чиновники, в том числе спортивные, футбольные? Разве их не могли подтолкнуть к предметному диалогу с Яшиным, чтобы подумать вместе с ним, что предпринять, строки «Записок вратаря» (сами не читают – подсказали бы помощники, консультанты):
«Да, мы были проще и с нами было проще. К нынешним нужен новый подход, нужны новые методы воспитания. А мы чаще идем к ним со старыми, которыми пользовались и два, и три десятилетия назад. Те испытаны, проверены, апробированы на тысячах футболистов. Только на других – прежних, не нынешних. Я гляжу на скучающие лица ребят и понимаю их… Как ни хороша наша новогорская база, осточертели эти четыре стены, на которых он изучил каждую трещинку, надоели одни и те же собеседники, с которыми все давно говорено-переговорено… Нас тоже тяготила необходимость подолгу находиться на тренировочных базах, неделями не видя родных, девушек, друзей, жен. Но мы понимали: это оправдано. Большинство жило в коммунальных квартирах, в одной комнате с многочисленными родственниками, в условиях, где и зарядку не сделаешь, и не поешь, как надо, не отдохнешь, не ляжешь вовремя спать. Теперь многих тогдашних проблем не существует. Теперешние футболисты имеют возможность и знают, как организовать свой режим, а они по-прежнему живут под надзором, по существу взаперти. Верно, поздно ложиться спать вредно. И просидеть весь вечер за столом тоже. А разве скука и однообразие полезны? Разве нехватка пищи для ума, недостаток впечатлений не отражаются на настроении человека, на его психологическом состоянии, которое не менее важно для играющего в футбол, чем физическое? Я не против того, чтобы собирать футболистов на базах, но накануне матча. Все хорошо в меру. А мера меняется с годами, потому что меняются те, к кому с этой мерой подходим».
Вот и развил бы на практике эти свои мысли, когда стал позже заместителем начальника Управления футбола по воспитательной работе, скажете вы. Но кто знает тогдашние порядки, не даст соврать, что внести радикальные перемены без отмашки сверху представлялось совершенно нереальным. Чем были по горло заняты спортивные боссы? Погоней за результатами, поскольку за них был главный спрос, бюрократической текучкой да групповой подковерной борьбой. Сдались им яшинские мысли, тем более что, если логически продолжить, были близки к крамольным, которые никто и не стал бы докладывать наверх.
О том, что дело обстояло именно так, напоминает принятие в штыки статьи «Затворники», помещенной в «Советском спорте» вскоре после мексиканского чемпионата мира 1970 года. Она принадлежала перу писателя и журналиста Александра Кикнадзе (отца двух деятелей сегодняшнего спортивного телевещания – Василия и Кирилла). Главного редактора газеты Н.С.Киселева затаскали по кабинетам ЦК партии и Спорткомитета, требуя объяснений, зачем опубликовал зловредный материал. А говорилось в нем, что наши футболисты на чемпионате были психологически подавлены, если не раздавлены режимом «осажденной крепости», усталостью друг от друга и опостылевших разговоров о футболе с напоминаниями об ответственности перед народом. Никому из штаба делегации и в голову не приходило отвлечь игроков хотя бы пинг-понгом и шахматами. Советская сборная была единственная из 16 команд, которую не выпускали с базы ни на экскурсии по прекрасному городу Мехико, ни на корриду. Разве не о тех же материях пекся Яшин?
Для того чтобы такой посыл дошел туда, где санкционируются даже малейшие перемены, надо было встречаться не меньше чем с секретарем ЦК КПСС. Но такие величины со спортсменами не знались. Больших писателей, актеров изредка еще могли выслушать в силу их идеологической опасности. А на великих спортсменов, только в чьем-то извращенном представлении номенклатурно приближенных, на деле же бесправных, зачем было тратить время – что они понимают? Но мы-то, журналисты, знали, что есть такие, кто очень даже понимает. Я – по общению с тем же Яшиным, пусть не слишком регулярному, скорее обрывочному.
Когда мы с ним делали перекуры в работе над обширным интервью, которое Яшин давал мне для справочника-календаря «Футбол. 1972», интересно было послушать собеседника «не для печати», куда цензура все равно не пропустила бы некоторые пассажи – я уже с этим сталкивался. Стоило собеседника чуть подтолкнуть, он увлекался размышлениями вслух. Я не догадался после встречи записать их, дурень, многое стерлось, но помню такое высказывание:
– Уравниловка до добра не доведет. И в экономике (я знал, но особенно это усвоил, когда учился в ВПШ), и в футболе. Все получают почти одинаково, у футболиста нет стимула напрягаться, совершенствоваться, он может валять дурака. Если мало-мальски приличный игрок, не боится и отчисления – кто же его отпустит к противнику? Шум, гам, а он свое. Штраф даже гуманнее – никто не унижал бы криком и матом, он знал бы, что заработал такое наказание. Премировать у нас пора не за выигрыш, а за отношение к делу – как тренируется и как выкладывается в игре. Сейчас-то все обезличено, всем практически поровну, а ведь братьям-футболистам еще мало – начинают спекулировать. Везут из-за границы тряпье, а здесь торгуют или за кордоном икру продают. Некоторые, у кого была ставка чуть поменьше моей, по сравнению со мной были бы богачи, если бы не пропивали. Мне грех жаловаться, я обеспечен, да и много нам не надо, но получалось как: кто похуже играет, имя еще себе не заработал, гуляет себе в полное удовольствие. Или: едем за границу, а всем выдают поровну – что мальцу какому-нибудь, что мне, а контракт ведь под меня составлен: если я на поле, команде полагается в несколько раз больше. За одинаковые гроши в валюте я корячусь – так приучен, а ему зачем? Несправедливо. Но это полдела, но футбол губится – вот что не дает покоя!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});