Версию «турнули правильно» отбрасываю потому, что динамовские ветераны не могут припомнить ничего такого, что дискредитировало бы Яшина как начальника команды, отличало в худшую сторону от себе подобных, оправдывало решение ЦС «Динамо» о перемещении из привычной среды в постылую канцелярию. Наоборот, Лев Иванович, по их словам, как мог заботился о футболистах, о сплоченности команды, занимался массой практических и очень хлопотливых дел. Считаю эту версию ложной и потому, что Валентина Тимофеевна, выпалив ее в возбужденном состоянии, едва ли могла так думать, прожив к этому времени с мужем в любви, согласии и уважении больше двух десятков лет.
Всего же набралось 35 лет совместной жизни душа в душу. Познакомились, как добрая половина послевоенных влюбленных, на танцах. Оба были тушинские. Валя Шашкова училась в техникуме (к слову, окончила потом и полиграфический институт, редакторское отделение), Лев в местной округе слыл уже известным футболистом – находился на просмотре в самом «Динамо». Протягивая руку, длинный и тощий, но симпатичный парень забавно пробасил: «Лев», а Валентина подумала, окинув взглядом болтающиеся в кирзовых сапогах худые ножки: «Ну и лев!» Вспомнила, что годом раньше в кинотеатре, опоздав на сеанс, не могла в темноте найти место и как раз этот долговязый подставил ей свой жесткий фибровый чемоданчик: «Садитесь!» После танцев пошел ее провожать, так и «гуляли», по тогдашнему выражению, несколько лет. Свадьбу сыграли под новый, 1955 год, когда Лев уже получил первую золотую медаль чемпиона страны, да комнатку в коммуналке на Маяковской, где в ведомственном доме обитали многие динамовцы. Как раз там «эта свадьба пела и плясала».
У вратаря, уже известного на всю страну, да и Европу, родились с Валентиной две дочери – Ирина и Лена, которых он обожал. На короткие побывки домой с бесконечных сборов возвращался с неописуемой радостью, из-за границы звонил чуть ли не каждый день, не считаясь с таянием жалкой валюты. Когда сборной, выбывшей из чемпионата мира 1970 года, не позволили даже остаться на финал, сказал: «Вот и хорошо. Успею к Вале на день рождения». Магнитное поле притяжения семьи действовало на любом расстоянии.
Это была заповедная территория любви. Жили, в отличие от некоторых футбольных пар, по-простому без изысков в обстановке, еде, одежде. И дети росли хорошо воспитанные, никогда не хвастались именитым отцом. Когда Лена увлеклась волейболом, сама просила не составлять ей протекцию в «Динамо», поступила в волейбольную секцию без всякой поддержки. И ухажеры знать не знали, кто отец их девушек, пока дело не доходило до свадьбы.
Жену Лев баловал постоянным вниманием, букетами цветов, поездками за границу. У нее и сейчас сохранилась толстенная пачка писем, которые писал ей с южных сборов и всяческих футбольных поездок. Свою безграничную щедрость отдавал в первую очередь и даже вне очереди жене: дарил ей путевки в тургруппы болельщиков на крупные соревнования – в основном, где сам выступал. Ухлопали на эти дорогие удовольствия кучу денег, шутили, что можно было на них дачу соорудить.
Дача появилась у них только в 1982 году – четверть дома с участком в три сотки. А до этого лучший вратарь мира довольствовался крохотными комнатенками в служебных дачах. Зато жили весело, ходили по театрам и концертам, охотно принимали гостей, сами частенько наведывались к друзьям. Не могли нарадоваться общению с соседями по клетушкам в динамовских дачах, а это были в разные годы и Якушины, и Рыжкины, и Кесаревы, и Аничкины. Позже, когда приобрели четвертушку коттеджа, сблизились по-соседски – разговоры разговаривали, шутили, вместе копались в саду, жарили шашлыки – с семьей известного ученого-экономиста Григория Кипермана, чья фамилия по странному стечению обстоятельств в переводе с английского означает Вратарев.
Ссорились ли Лев с Валентиной? Было дело, но, скорее, не ссорились, а дулись, разбредались по разным углам трехкомнатной квартиры, отсиживались с книжками в руках, но выдерживали молчание недолго, один из них, чаще Лев подсаживался для восстановления семейного мира и согласия, которые ценили превыше всего. И без того мало виделись – оба работали (Валентина корреспондентом Московского областного радио), Лев подолгу не вылезал из поездок по стране и миру. У него к тому же водилось полным-полно друзей, а это значит – компании, баня. Да и любимая рыбалка требовала времени. Без такого отдыха давно протянул бы ноги. Так что дом был на Валентине Тимофеевне.
Доставлял ли Лев Иванович ей неприятности? Старался, очень старался не доставлять, хотя она догадывалась или знала, что водил и женские знакомства. Его бесконечное мужское обаяние сражало молодых дам наповал. Но не ждите от меня донжуанский список Яшина, хотя таковой вряд ли умалил бы его, как не умалили поэта донжуанский список Пушкина. Просто не хочу вторгаться в деликатную тему – кому это нужно и что дает? Задержу на ней только еще мгновенье: пусть Яшин не слыл пуританином, но внутрь этой увлекающейся натуры был встроен своего рода ограничитель – мощное семейное начало и сила первой, по сути единственной любви. Счастье, что ответная любовь оказалась глубока разумением и извинительностью. По словам Валентины, она «понимала его, умела прощать. Лев старался не обижать и делал все возможное, чтобы с ним было интересно и радостно». И добавляла: «До последнего момента он меня любил, в этом я уверена». А она до последнего его мига берегла, ухаживала как только могла за терявшим силы мужем.
Верно замечает Никита Симонян, что «у Яшина и не могло быть другой жены, тогда он не был бы Яшиным». Друзья и знакомые знали и знают Валентину Тимофеевну собранной и волевой, чуткой и терпеливой – все это выявила в ней, а где-то клещами вытянула из нее непростая жизнь с любящим, знаменитым, мало-помалу утрачивающим жизненное равновесие и теряющим здоровье человеком.
По недавним встречам вдова Яшина показалась мне еще и немного суровой. Подумалось: будешь тут суровой, когда трагически потеряла мужа, вслед за ним – внука Сашу, а память о Яшине оскверняется наговорами или халтурой некоторых публикаций. Продолжают донимать журналисты, иногда жалуются на ее неприступность, но ведь не каждому дано, как Льву Ивановичу, сносить репортерскую бесцеремонность.
Перед прощальным матчем в мае 1971 года я взял у Яшина обширное интервью по просьбе общественного пресс-центра «Динамо» (опубликовано в программе матча «Динамо» – «Карпаты» 17 мая) и одновременно – для чехословацкого еженедельника «Гол» (опубликовано в № 22 за 1971 год). Среди заданных вопросов был и такой: «Кто помогал вам обрести в футболе свое «я», встать, можно сказать, на путь истинный?» Никто же не заставлял Льва Ивановича после имен тренеров, товарищей по «Динамо» и сборной произносить такие слова: «Может быть, это прозвучит странно, но хотел бы упомянуть еще одного человека – жену мою Валентину. Ей я обязан тем, что долго сохранял и сохраняю душевное равновесие и оптимизм. Без ее поддержки я не продержался бы в футболе столько времени. Вы понимаете, высказывать публично благодарность собственной жене вовсе не обязательно, просто я хотел заметить, сколько могут сделать для футболиста чуткость, внимательность, доброта и понимание женщины». Эту мысль он повторял в беседах с моими коллегами неоднократно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});