будущее мальчиков, за то, как они будут справляться с опасным уклоном жизни. Серёжа успокаивал: «Не бойтесь за нас». Андрюша игриво утешал: «А я хорошо бегаю, тётя Тамара».
Неразлучные, соперничавшие между собой в детстве как спортсмены-бегуны (младший занимался ещё и греблей), братья окончили в Москве один и тот же институт – Плехановку. После армии Серёжа вернулся сдержанным, в чем-то даже закрытым человеком. На проводы в армию младшего, Андрюши, я ездила в Москву. Он познакомил меня с девушкой, которая собиралась его ждать. Держался браво. От закамуфлированной под шутку тоски, прозвучавшей во время застолья: «Ну скажите же обо мне хоть что-нибудь! Я хороший», – защемило сердце. Его отправили служить на Дальний Восток, в артиллерийскую часть. Он писал, что рота дружная. В доказательство прислал фотографии улыбчивой команды. Однажды мы с Володей получили извещение на посылку – из армии, от Андрюши. В набитый ветками лимонника ящик была вложена записка: «Пожалуйста, заваривайте и пейте с Владимиром Александровичем этот лимонник каждый день. Очень полезная штука. Здорово поддерживает. Андрей».
Мысленно я не однажды совершала путешествие к племянникам в армию. Была такая грёза. В реальности, ничего никому не сказав, Серёжа во время своего отпуска поехал через всю страну на Дальний Восток в часть к Андрюше, вызволил его в увольнительную. Вдвоём братья отправились во Владивосток – посмотреть город, пообедать и полакомиться мороженым. Хлебнувшему нелёгкой армейской службы Серёже необходимо было убедиться в том, что младший брат сможет обойтись без его защиты. Лучшей человеческой рекомендации моим племянникам, кажется, и быть не могло.
Оба женились. Жёны и дети у них прекрасные. Оба строят жизнь разумно, без советов и без подсказок. Родителей и даже меня окружили такой заботой, что невольно хочется спросить: откуда берётся этот редкий талант – стремление оберегать старших? Я могла не беспокоиться. Мне было кому оставить рукопись.
* * *
В большой семье Володи тем временем формировались судьбы его дочерей и внуков. Прихотливо, порой драматично. А в 1976 году семью потрясло неординарное событие. Я возвращалась из командировки. Встречавший меня Володя стоял на платформе потерянный и отрешённый.
– Скорей идём домой. Ты не представляешь, что случилось! – торопил он меня. – Похоже, Рая жива!
Старшая сестра Рая, которая пятьдесят четыре года назад, выйдя в Одессе замуж за немца, уехала в Германию? Жива та, которую вся семья считала погибшей в печах Освенцима? Было от чего взволноваться.
– Каким образом ты это узнал?
– Один знакомый сказал.
– Какой знакомый?
– Не могу вспомнить. Кто-то приехал из Москвы, позвонил и сказал.
– Что сказал? Повтори мне всё от первого до последнего слова!
Директор ленинградского Театра сказки Георгий Натанович Тураев, ожидая в Москве приёма в Министерстве культуры, увидел на столе секретарши бланк Красного Креста, фамилию «Галицкий», пометку «Не значится» и адрес отправителя: Германия! Вернувшись в Ленинград, позвонил Володе: «У вас есть кто-нибудь в Германии? Вас кто-то разыскивает через Красный Крест».
Мы тут же позвонили в московский Красный Крест. Выяснили: Володю ищет Раиса Александровна Галицкая-Штиглиц. Наткнувшись в одном из старых советских журналов «Театр» на его статью, Рая послала запрос о брате в Министерство культуры СССР. Без чести и совести чиновничье лицо на запрос ответило, что режиссёр с пятидесятилетним стажем работы в списках Министерства культуры СССР не значится!
Первый телефонный разговор брата с сестрой невозможно забыть: «Сестрёнка! Раечка! Это Вова. Неужели я слышу тебя? Невероятно!.. Как же ты уцелела?.. Нет, Раечка, нет, мама умерла. Умерла, не дождавшись этого чуда… Не так уж и давно. Шесть лет назад… Приеду, конечно. Что ты, сестричка, нет, завтра никак не смогу выехать… Нужен вызов, нужна виза… Это дело месяцев… Ну, это у вас. У нас иначе… Я? Да. Женат… Ты её сразу полюбишь. У меня? Две дочери, трое внуков… А что с Вильгельмом? Конечно, конечно, мы всё расскажем друг другу… Скажи только, как твой сын? Он с тобой? А где?..»
Вызов Рая прислала без промедления. Проверки, оформление требовали времени. Володя возмущался:
– Меня надо проверять? Неужели до сих пор непонятно, что я чист перед властью?
«А женитьбу на мне, – хотелось спросить, – сбрасываешь со счёта?»
Рая русский язык не забыла. За время волокиты с документами мы не однажды говорили с ней по телефону. Успели обменяться письмами по поводу предстоящей встречи, сокрушались, что нет в живых Марии Семёновны. Прогостив у сестры в Берлине сорок дней, Володя вернулся полный впечатлений от музеев, театров, одетый Раей на европейский лад, с подарками для всех членов семьи.
Рая имела в Берлине маленькую однокомнатную квартиру. Ради брата ей во многом пришлось себя стеснить. Мой баловень-муж был требователен в пище, привык к вниманию. Помогать по дому был неохоч; видимо, возникли некоторые бытовые сложности. Всё это, однако, отступало перед тем, что Рая рассказала брату о своей трагической жизни.
Несмотря на то что в ней трудно было опознать еврейку, её муж Вильгельм, учуяв тенденции власти по отношению к евреям, решил загодя с ней развестись. Забрал сына, переехал в другой город, запретил Рае писать ему и ребёнку или разыскивать их. Оставленная мужем, Рая попросила зачислить её как певицу в труппу цыганского ансамбля и выехала с ней на гастроли в Голландию. Очень скоро Германия завоевала приютившую Раю страну. Если бы каким-то образом открылось, что она еврейка, ее ожидало гетто. Опереться было не на кого. Тысячу раз перебрав возможные варианты, Рая приняла решение вернуться в Берлин. Чуть ли не ежедневно стала ходить в берлинскую магистратуру, в надежде найти отзывчивого чиновника. Наконец нашла и открылась ему: «Моя судьба в ваших руках. Можете сдать меня в гестапо, можете спасти».
Немецкий чиновник пожалел Раю. Выдал ей вид на жительство, благодаря которому она получила работу. Покровитель потребовал благодарности. Рая стала его любовницей. Она проработала на военном заводе в Берлине все самые страшные годы. После войны чиновник сделался воротилой чёрного рынка и нанял Раю на работу в ювелирную лавочку. Каждый месяц она должна была выплачивать ему определённый процент с выручки. А потом «спаситель» ушёл от Раи к её же богатой и жизнерадостной подруге. Правда, великодушно закрепил за ней лавочку, которую она сумела превратить в процветающую. Вильгельм, муж Раи, умер. Сын к матери любви не питал и к ней не вернулся.
Могла ли история Володиной сестры не перевернуть душу? Желание было одно: окружить её всепотопляющим теплом и заботой. Через год после того, как Володя побывал у сестры, Рая известила нас, что собирается приехать с подругой в Ленинград по туристической путевке. Всего на четыре