*
В дивизии поляка Гелгуда – кстати, уже имевшего печальный опыт в 1812 году на Старой Смоленской дороге – было много ветеранов наполеоновских войн, и среди них, с горячим блеском в глазах, особо выделялись его однополчане. Годы не потушили в этих людях неистребимого стремления размахивать саблей, палить из ружья при встрече с первым попавшимся русским. Горделивая спесь присутствовала даже тогда, когда они рассказывали об их бесславном побеге из России вместе с остатками Великой армии.
Это был критический момент для русских сил на Западе империи. Мятежникам противостояла слабая дивизия (3200 человек), расположенная в Вильно.
Отряд князя Хилкова оказался в центре этого вулкана.
На Вильно наступал арьергард корпуса Гелгуда, которым командовал генерал Дембинский. Хилков через своего лазутчика получил известие, что отряд Дембинского подошел к Кальварии, местечку в семи верстах от Вильно. В отряде – сильная кавалерия, пехотинцы с хорошим вооружением, четыре орудия. И на подходе основные силы корпуса.
Князь не стал дожидаться, когда поляки подойдут к заставам и когда придется вести оборонительное сражение. Решено было выйти повстанцам навстречу, опередить атакою и взять инициативу.
…До рассвета перешли Вилюйку. Дорога была узкой, заезженной, разбитой. В полутьме кавалерии трудно было выстроиться в ряд, разобраться с шагавшей неровно и невпопад пехотой, с телегами, груженными зарядными ящиками.
Хилков хорошо изучил незамысловатые тактические приемы повстанцев, которые зачастую строились на обманных маневрах кавалерии и фланговых ударах. Заранее были высланы разъезды по обеим сторонам дороги.
Ла Гранж уже привык к этому простому движению. Ощущение неясности, зыбкости, страха, которое у него было при первых сражениях, ушло. Но каждый раз при виде крохотной полоски земли, отделявшей его от врага, появлялись вопросы: «Что там»? «Кто там?» «Почему мы идем друг на друга?»
Впереди на возвышении показалось войско. На кургане у неприятеля смутно было видно какое-то движение, выкрики и звуки рожков. С этого кургана и раздался первый залп. За ним второй… третий… Снаряды ложились прицельно – опытная прислуга стояла у орудий.
– Стой! Равняйся! – раздалась команда. – На рысях вперед!
Людвиг с силой ударил шпорами лошадь, и эскадрон ринулся в пространство, которое отделяло строй от неприятеля, – неведомое и тревожное пространство.
Ядро ударило в самый центр пехотного строя. Упало несколько солдат, застонали раненые. «Еще одно такое попадание, и от пехоты не останется ничего», – мелькнуло в голове Ла Гранжа… Людвиг окликнул окружавших его гусар: «За мной!» – и рысью кинулся в предрассветной мгле к туманному и опасному кургану. Они ворвались на редут сзади и, не успев разглядеть батарею, прислугу, суетившуюся вокруг пушек, услышали частые ружейные выстрелы. Над головой, у виска одна за другой зажужжали пули. Людвиг соскочил с лошади. Он не стал ждать подхода всего эскадрона во главе с Жигалиным. «Спешивайся!» – скомандовал он гусарам, перекрывая орудийные раскаты, свист пуль, крики, стоны. «Верховых нас перебьют стрелки, – думал Людвиг. – А в рукопашной – нет…»
Вокруг все свистело и грохотало, а перед глазами у Людвига – две пушки и артиллеристы, голые по пояс, с лоснящимися от пота спинами и почерневшими лицами… И гулкие орудийные хлопки…
Артиллерийская прислуга растерялась, увидев гусар. Но это было мгновение. С ружьями наперевес, с приколотыми штыками они кинулись навстречу.
Высокий красивый артиллерист с длинной русой гривой с яростным выражением лица бежал к Людвигу с выдвинутым штыком. Людвиг пригнулся, и русый артиллерист кувыркнулся через его спину на землю и через мгновение был сражен…
Людвиг побежал вперед на открытую площадку, где вокруг орудий копошилась прислуга.
– Ребята! Сюда! Бей их! – кричал Ла Гранж звучным и громким голосом. – Заходи слева!..
Гусары устремились к пушкам, взламывая замки, но навстречу им снизу бежали разноцветные польские пехотинцы, кто с ружьями наперевес, кто с саблей. В мгновение все смешалось, нахлынувшая толпа повстанцев попыталась смять гусар, пошла рукопашная. «Вот она, решительная минута», – подумал Ла Гранж. «Ура! – закричал он и кинулся навстречу набегавшим. И эхом отозвалось громкое «Урааааа!» со всех сторон: Людвиг только успел увидеть Жигалина верхом на лошади, размахивающего направо и налево саблей. По-прежнему жужжали пули, слышался металлический звук сабель, были крики и стоны, но не было орудийных хлопков. Пушки молчали. И артиллерийская прислуга, и пехота были опрокинуты вниз, к подножью кургана, прямо под огонь русской артиллерии.
Людвиг остановился у пушки, пытаясь разобраться в происходящем. Чувство бесстрашия и самодовольства беспричинно овладело им, когда он стал оглядывать бездействующие орудия, убитых врагов, развороченный вражеский окоп. Но не успел он оглянуться, как со стороны треснул один выстрел, второй, третий… Одна пуля со звоном ударилась в орудийное жерло, вторая впилась в орудийный ящик. В этот момент какая-то сила сбила его с ног и бросила на горячий песок.
– Людвиг! Людвиг! – навалившись всем телом на Ла Гранжа, кричал Жигалин. – Жить надоело?
– Ты, брат, рискуешь, – говорил Жигалин после стычки Людвигу. Он еще не остыл, накинутый на плечи ментик все время кособочился.
Солнце клонилось к западу. Оно уже зацепилось за верхушки деревьев, стоявших на бугре в пороховом дыму и в пыльном жарком мареве. Две разбитых пушки валялись у редута. Поблизости лежали убитые, раненые, пленные толпой собирались у дороги и у подножия бугра. Их было много… Изорванные, в отрепьях, окровавленные, они озлобленно, ненавистно смотрели по сторонам.
Людвиг остановился, дрожь пробежала по спине, он будто ощутил прикосновение чего-то огненного. Он припомнил остекленевшие глаза артиллериста, летевшего на него со штыком. И вот эти… Отчего эта несказанная ярость и когда она появилась в их глазах? Людвиг вспомнил слова капитана, сказанные три месяца назад еще в Витебске: «Стоит ли думать о том, что прошло? Анализировать прошлое – вернее, дурное в прошлом – имеет смысл только в том случае, когда на основании этого анализа можно исправить настоящее или подготовить будущее».
– Ла Гранж! Ты чего здесь бродишь? – подскакал Костромин на взмыленной лошади, радостный и возбужденный успехом.
– Хорошенько им досталось! Потрепали… Наука будет, – захлебывался Тимофей. – Где Жигалин? Князь просит его к биваку. А ты что? Поехали!
И они галопом помчались к Вильно…
Жигалин был уже на месте. Он стоял рядом с Хилковым в окружении офицеров. Эскадрону Жигалина была объявлена благодарность. Князь проявил интерес к геройству на сопке.
– Корнет Ла Гранж разбирался там, – сказал Жигалин.
Хилков начальственно поднял брови, припоминая что-то, и велел подозвать корнета.
– Ла Гранж, значит, – говорил князь. – Помню, помню твои просьбы… – И, не возвращаясь к прошлому, сказал: – Молодцом был сегодня. Не забуду.
Гусарам была выдана двойная порция водки. У костров стало шумно и весело.
Жигалин, довольный славно закончившимся делом,