– Я уговорю королеву просить его величество о помиловании Эдварда, – пообещала она. – Пусть Уолси добивается суда. Пусть приговорит невинного человека. Король все равно может даровать Эдварду помилование и вернуть все, что конфисковано в пользу короны.
Анна не стала спорить с утверждением, будто их брат был невиновен. Она лишь надеялась, что королева Екатерина в это поверит. Король едва ли, но это не имеет значения. Перед внутренним взором Анны возникли обнимающиеся как лучшие друзья король Генрих и король Франциск – еще несколько лет назад заклятые враги, стремящиеся уничтожить друг друга. Пока была надежда на помилование, Анна намеревалась за нее держаться.
69
Замок Торнбери, графство Глостершир, 19 апреля 1521 года
Посланники короля прибыли в Торнбери до рассвета. Перед тем они уже побывали в Пенсхерсте и Блэчингли, равно как и в других домах герцога Букингема в поисках улик против него. Все его имущество было конфисковано в пользу короны.
Мадж только что подняли с постели, и она еще не успела одеться, так же как и герцогиня. Маленькая Маргарет, с января вновь водворенная в герцогскую детскую, также была выведена из своей спальни. Все женщины собрались вместе в большом зале. В этой суматохе, сопровождаемой чьим-то плачем, им сообщили об аресте герцога по обвинению в государственной измене.
Герцогиня гневно взглянула на начальника королевских гвардейцев.
– В чем бы там ни провинился мой супруг герцог, никто из присутствующих здесь не имеет к этому никакого отношения. – Ее тон был так же холоден и надменен, как и всегда. – Я требую, чтобы мне позволили вернуться в мои покои вместе с горничной, чтобы привести себя в порядок. Я еще даже не отстояла утреннюю молитву.
Однако ее властный тон не произвел на гвардейского командира никакого впечатления.
– Вы не в том положении, чтобы выдвигать требования, миледи. Вы останетесь здесь до тех пор, пока я не разрешу вам уйти.
После этого, отвернувшись от нее, он принялся выкрикивать приказы своим подчиненным, чтобы те заперли ворота и входные двери. Затем гвардейцы должны были прочесать замок Торнбери, комнату за комнатой, собирая деньги, драгоценности и документы. Мадж подумала о тайнике под половицей в своей опочивальне, – она всегда делала себе такой тайник, где бы ни жила, – гадая о том, насколько он надежен.
– Что происходит? – вскричала герцогиня, на этот раз выходя из себя. – Что они делают?
Фрейлины герцогини тоже ничего не понимали. Никто из них не ответил своей госпоже, и ни одна не бросилась ее успокаивать. Только Мадж, которая в глубине души давно боялась наступления этого дня, подошла к герцогине, отвела ее к сундуку у окна и, усадив, села рядом с ней. Она не стала шептать герцогине слова утешения (ей нечего было сказать), но когда та успокоилась настолько, чтобы слушать, Мадж тихо заговорила:
– Герцог обвинен в государственной измене, миледи, так же как когда-то давно его отец. Мой отец был в услужении у предыдущего герцога. Я помню, что он говорил мне в тот день, когда королевские стражники пришли, чтобы конфисковать имущество его господина.
Судорожно сглотнув, герцогиня заморгала, сдерживая слезы, и схватила ладонь Мадж своими холодными, похожими на лапу хищной птицы пальцами.
– Рассказывайте, – велела она. – Что теперь с нами будет?
Мадж немного помолчала, собираясь с мыслями. Ее отец сказал, что леди Анна и леди Элизабет остались в замке Брэкон, родовом гнезде Стаффордов, до того как на эту почетную роль Эдвард определил Торнбери, а их мать и братья сбежали. Леди Анна была тогда совсем еще младенцем, но Мадж подумала, что герцогине до этого нет дела.
– Эти люди произведут опись всего принадлежащего герцогу имущества, – сказала она, – начиная с дорогих золотых подсвечников и заканчивая изъеденными молью гобеленами, забытыми в сундуках. Затем они распустят прислугу.
– И куда мы направимся?
Встревоженность оживила черты лица герцогини. Ее глаза расширились, губы зашевелились, кожа порозовела.
– Этого я не знаю, – ответила Мадж. – Возможно, в Лондон для дачи показаний.
– Но нам ничего не известно!
Один из королевских гвардейцев, услышав их разговор, сжалился над герцогиней.
– Вас отошлют в какой-нибудь из домов, которые вы получите во владение на правах вдовы, – сказал он, присев рядом. – Когда шумиха уляжется, король, безусловно, пожалует вам недвижимость и позволит доживать вдовий век на покое. А вам… – Он подмигнул, встретив обеспокоенный взгляд Мадж. – …если вы госпожа Геддингс, будет позволено удалиться в любое из имений, полученных от герцога. Будучи незамужней, вы будете полновластно ими распоряжаться, и никто не сможет их у вас отнять, если только не будут найдены доказательства вашей причастности к измене Букингема.
Ни одну из них слова гвардейца не успокоили, но Мадж все равно его поблагодарила. Только когда он отошел от них, она осознала, что герцогиня до сих пор сжимает ее ладонь своими пальцами, словно тисками. Мадж ощутила пробежавшую по телу ее госпожи дрожь.
– Переживем и это, – прошептала Мадж.
– Только не Эдвард, – отозвалась герцогиня.
Они сидели молча, пока гвардейцы не вернулись, предъявляя собранные сокровища. Герцогиня прикусила язык, чтобы не закричать от возмущения, увидев, что они реквизировали ее драгоценности. Кольца с бриллиантами, рубинами, изумрудами и белыми сапфирами были ссыпаны в сумку вместе с нитями жемчуга, золотыми брошами и крестами, инкрустированными бриллиантами. Серебряные ложки, а также прочая золотая и серебряная столовая утварь последовали за ними. Туда же отправились гобелены, книги и даже чаши и потиры из герцогской часовни.
Наконец дамам позволили вернуться в свои покои и одеться, хотя все ценные вещи, такие как украшенные драгоценными камнями пояса и жемчужные пуговицы, были изъяты. Мадж обнаружила, что ее тайник остался нетронутым, и быстро спрятала на себе один мешочек с деньгами и другой с ценными безделушками. Затем она снова присоединилась к герцогине.
Элеонор Стаффорд, урожденная Перси, герцогиня Букингем и дочь графа Нортумберленда, стояла, прямая и высокая, глядя сверху вниз на королевских гвардейцев.
– Мои фрейлины последуют за мной, – заявила она. – Мы поедем на своих собственных лошадях.
Один из них начал было с ней пререкаться, но другой ответил с поклоном:
– Король не желает вам зла, миледи. Мы не выставим вас на улицу в чем мать родила и не заставим идти к вашему новому жилищу пешком.
Мадж услышала в его словах сарказм, но их нынешнее положение не располагало высокомерно взирать даже на мелкие одолжения. Герцогиня тоже это осознала. Она быстро вывела своих дам из замка к лошадям, пока королевские стражи не передумали.