Маленькие, близко посаженные серо-голубые глаза смотрели на нее, изучая, словно она была букашкой диковинного вида. Его величество снова отрастил себе бороду. Когда-то, перед поездкой в Долину золотой парчи, она у него уже была, как будто Генрих и в этом собирался соперничать с королем Франциском, но по настоянию королевы он ее сбрил. Не прошло и года, а королева Екатерина уже не имела прежнего влияния на мужа.
Король наклонился вперед, и Анна уловила его излюбленный аромат – смесь муската, розовой воды, серой амбры и цибетина[23].
– Если вы хотите что-то мне сообщить, – сказал он негромко, – то говорите сейчас.
Это была самая высокая степень конфиденциальности, на которую Анна могла рассчитывать. Рядом никого не было: ни королевских советников, ни стражи, ни личных слуг. Она напомнила себе, что его величество вообще не обязан ее выслушивать. Он оказывает ей милость, уделяя несколько минут своего времени. Теперь только от нее зависит, принесут ли они пользу.
Не забывая о том, что она должна позаботиться о безопасности своей и Джорджа, а также их детей, Анна сразу же постаралась снять с себя ответственность.
– Я не знаю, какие грехи совершил мой брат против вашего величества, но искренне верю, что он осознал свои ошибки много месяцев тому назад. Вашему величеству известно, что он просил разрешения совершить паломничество в Палестину. Я умоляю вас, мой господин, позволить ему это.
Затаив дыхание, Анна ожидала вспышки гнева. Глаза короля сверкнули, но затем вместо потока грубых слов раздался взрыв хохота.
– Изгнание вместо казни, да?
Анна похолодела, как Темза зимой, и у нее закружилась голова. Если бы она не сидела, то пошатнулась бы или даже упала. Лишь усилием воли она смогла сохранить свое положение, глядя королю Генриху прямо в глаза.
– Вы рассмотрите такую возможность, ваше величество? Это был бы не первый случай, когда вы позволяете заблудшему подданному посетить Иерусалим.
Это напоминание вернуло королю серьезность. В эти дни паломничество стало редкостью среди англичан, но сэр Ричард Гилдфорд, отец сэра Генри и сэра Эдварда, предпринял такое путешествие еще в начале правления Генриха Восьмого, после того как провел некоторое время в тюрьме, не будучи обвиненным ни в чем конкретном. Ходили слухи, что он растратил казенные деньги. Анна не знала подробностей, да и не желала их знать. Имело значение лишь одно – это дело создавало прецедент. Если король Генрих позволил сэру Ричарду избежать наказания, то существовала вероятность, что он поступит так же и в отношении герцога Букингема.
Анне не было нужды напоминать королю о том, что Гилдфорд заболел и умер в Иерусалиме. Подобное путешествие чревато многочисленными трудностями, начиная с нападения пиратов и заканчивая мором. Но оно также давало возможность искупить свою вину и избежать бесчестия публичного обвинения в измене. На мгновение Анне показалось, что король готов согласиться. Но он покачал головой.
– Некоторые грехи слишком велики, чтобы можно было их простить, леди Анна.
Она склонила голову. Ей хотелось возразить, но раздражать короля Генриха значило бы лишь все усугубить.
– Что вы знаете о замыслах своего брата? – спросил он таким голосом, каким, должно быть, успокаивал своего коня.
– Ничего, ваше величество, – ответила Анна, не поднимая головы, и стала молиться, чтобы он не решил ее допросить.
– Мне известно, что несколько месяцев назад вам нанесла визит любовница герцога.
– Если ваше величество имеет в виду Маргарет Геддингс, то она моя давняя подруга, одна из фрейлин моей невестки.
Анна подняла глаза и посмотрела прямо в подозрительно сощуренные глаза монарха.
– У них с герцогиней произошел разлад, но сейчас снова все в порядке. Однако это не имеет ничего общего с тем, чем герцог провинился перед вашим величеством. Это сугубо семейное происшествие.
«Если мне не удалось помочь Эдварду, – подумала Анна, – то я могу защитить хотя бы Мадж».
Король, видимо, очень интересовался прислугой Эдварда. Он задал еще несколько вопросов о домочадцах герцога, но ни на один из них Анна не была в состоянии ответить.
– С начала правления вашего величества я мало общалась со своим братом, – напомнила она Генриху. – У нас вышла размолвка.
Ее слова заставили короля отвести взгляд. Анна подумала, могла ли она его смутить, но потом решила, что вряд ли. Затем ее охватило беспокойство из-за того, что напоминанием об этом случае она только утвердит Генриха в решении наказать герцога, прибавив ко всем прочим провинностям Эдварда еще и ту давнюю перепалку.
– Ваше величество…
Неожиданно король заставил ее замолчать взмахом руки с унизанными перстнями пальцами.
– Судьба вашего брата в руках судей, леди Анна.
Непреклонность его тона убедила ее в тщетности попыток оспорить это заявление. Принимая отказ, Анна поднялась со своей скамейки, еще раз сделала реверанс и попятилась из зала, где состоялась аудиенция.
– Услуги вашего мужа не понадобятся в суде присяжных по делу герцога, – неожиданно сказал король, – и вам обоим позволено удалиться со двора на некоторое время.
Анна запнулась, хотя и поняла, что король явил ей свою милость. Было бы настоящим мучением оставаться здесь, когда Эдвард будет осужден на смерть, особенно Джорджу, если бы ему пришлось участвовать в вынесении приговора своему шурину. Трудно было проявлять благодарность человеку, который, судя по всему, твердо решил убить ее брата, но Анна все же пробормотала уместные слова и удалилась.
Выйдя из зала, она оказалась в обществе двух ожидавших ее знатных дам. Бэсс Болейн обняла ее. По лицу Анны она поняла, что аудиенция не принесла результата, на который надеялась ее подруга.
Второй дамой была сестра Анны, Элизабет. Анну поразил ее вид: изможденный, осунувшийся, как будто Элизабет не спала с того самого дня, как узнала об аресте Эдварда. Видимо, так оно и было, – они всегда были близки. Анна обернулась к ней, качая головой.
– Я попыталась, Элизабет, но его величество остался глух к моим мольбам. Король твердо решил судить Эдварда.
– Но почему? Эдвард не представляет для него угрозы.
– Наверно, его величество считает, что это не так. Такое возможно. Если король слышал предсказания монаха и поверил в них, то его действия призваны защитить династию Тюдоров.
Анна обняла всхлипывающую сестру. Элизабет далеко не сразу смогла вернуть себе самообладание. Как только ей это удалось, на ее лице появилось выражение угрюмой решимости.
– Я уговорю королеву просить его величество о помиловании Эдварда, – пообещала она. – Пусть Уолси добивается суда. Пусть приговорит невинного человека. Король все равно может даровать Эдварду помилование и вернуть все, что конфисковано в пользу короны.