Грязно все и ужасно похоже на Россию, то есть на Совок. Что-то невытравливаемое есть во всей нашей жизни. И именно совковое, не русское, а совково-отвратительное.
* * *
После смерти мамы я ощутил ужасную пустоту, словно вместе с ее уходом безвозвратно ушел целый замечательный, естественный русский мир – с бытом, деланием, хозяйством, чаепитием на террасе, листьями салата, белыми чашками, запахом кофе, разговорами…
* * *
Удивительно: в прошлом веке то, что принимала Россия, потом принимал и весь мир – Достоевский, Толстой, Чехов, Чайковский, Рахманинов… Теперь же сама Россия с жалкой жадностью глядит на Америку, культура которой рядом и на версту не может находиться.
* * *
Яркое солнце, бассейн. Папа купает больного мальчика. На кромке бассейна – коляска мальчика. Он болен, но не безобразен. Потом папа со слугой переносят мальчика в кресло.
Сидит на солнце, смотрит по сторонам, иногда что-то пытается сказать.
Я прыгаю в бассейн и плаваю туда и обратно. Мальчик провожает меня глазами. Потом рядом с ним садится отец, начинает стричь ему ногти.
Медленно садится за дом солнце – медленно уходит из двора. Вот уже половина безвольного больного мальчика в тени… Я плаваю, он смотрит. Отец стрижет ему ногти…
* * *
Странно, но я никогда не слышал сочетания слов «американская культура» в положительном смысле слова культура.
* * *
И тем не менее именно это отсутствие культуры правит миром. Как это странно.
* * *
15.07.90Мне снился чудный сон. Я что-то рассказываю Саше по делу, по профессии. И постепенно, как бы продолжая разговор, начинаю говорить о нас с ним, но совершенно не переходя в прямое по этому поводу общение. И вдруг вижу слезы у него на глазах. И словно прорвало… Он сказал, что ему ужасно одиноко, и я ему сказал, что до сих пор, кроме него, нет никого, с кем я мог бы обо всем поговорить. И что именно в этой возможности общения обо всем и есть радость необходимая.
Почему-то рядом с нами молодая женщина, которая говорит иногда по-армянски. Я спрашиваю Сашу:
– Кто это?
– Это мама.
– Сколько же ей лет?
С другом Александром Адабашьяном
– Она родила меня очень молодой.
И опять мы разговариваем и никак не можем наговориться.
Сколько трогательных и смешных вещей, сколько событий, шуток обтекало каждого из нас, так и не коснувшись друг друга!
Как жаль, как много потеряно! И как хорошо, что опять есть эта радость. Это счастье обретения и покаяния.
* * *
Микрофоны, с которыми работают театральные актеры в Америке, по искусственности то же самое, что AIR Condition.
Можно и наоборот: «Эр Кондишен» – то же самое, что и микрофоны у актеров в театре, – странная неестественность.
Необходима натурная простота.
* * *
Тема трехлетний, «балдеющий» в наушниках с классикой.
* * *
Постоянное ощущение старости испытываю я в Америке.
* * *
«И на весах мира слеза и вздох всегда перевесят расчет и алчность…»
«У Бунина слово всегда точно, сдержанно и безошибочно».
«…Религия священной жизни всегда близка И. Бунину».
«Поэзия есть ощущение мира с волшебным оттенком. Потому и мир, создаваемый поэтом, несет оттенок мифизма».
(Борис Зайцев)* * *
Мережковский о Толстом: «Тайновидец плоти»…
* * *
Чехов сказал о Максиме Горьком: «Голос сильный, но противный».
* * *
В ресторане не было денег расплатиться: пригласил подошедшую со счетом официантку танцевать. Она, изумленная, отбивалась.
* * *
«…Искусство все построено на благодати и на живой таинственности человеческой личности. Марксизм человека вообще стирает. Он мертв и неблагодатен. Он – враг художника. От него должен всякий, желающий идти «дорогою свободной», открещиваться как от нечисти. Горький не сделал этого».
(Борис Зайцев)
Писатель Борис Константинович Зайцев
* * *
Хайлар (Внутренняя Монголия). Старика несут на закорках, чтобы было быстрее. Пыль. Сплошной поток велосипедистов. «Газики» и японские машины. Все сигналят и лавируют (!) между велосипедистами.
Грязно, и пастушеская простота нравов. Разглядывают тебя совершенно беззастенчиво.
* * *
Божество Степи! Воистину – это совершенно божественно, величественно, покойно, мощно и невероятно красиво всегда. Ни одной секунды повторяемой. Небо оглушительное. Стихия океанская. Все живое в Степи существует настолько органично и бесхитростно, что любое насилие мгновенно ощутимо и в результате наказуемо.
Степи Внутренней Монголии
Божество простора и его Божественная сила. Каждый миг ты ощущаешь живое дыхание этого края. Ничего подобного я не испытывал. Может быть, от Океана только. Только преклониться можно перед этим. Анализировать, стараться понять нельзя и не нужно. Вот откуда столько суеверий у кочевых народов.
«Аскетизм Степи» – это заблуждение и близорукость. Никакие субтропики не обладают при всей своей цветастости таким богатством, как Степь. Я видел Ветер. Я стоял, о чем-то думал. Помню только, что был очень наполнен ощущением, каким-то радостным и духовным. И услышал за спиной словно бы шелест или плеск, оглянулся и увидел, как от горизонта неслась ко мне полоска ветра. Шириной сантиметров в 20!.. Ветер прошелестел у моих ног и скрылся в степи. Только долго еще был слышен его шелест и виден тонкий ручеек ложащейся травы. Волшебное, потрясающее ощущение.
* * *
«…Любовь к окружающему миру, к существованию, пусть подсознательная, есть последняя опора человека, и, когда природа отказывает ему в праве любить себя, любить воздух, воду, землю, он гибнет. И чем чище и нравственнее человек, тем строже с него спрашивает природа. Это трагично, но необходимо, ибо лишь благодаря подобной неумолимой жестокости природы к человеческой чистоте чистота эта существует даже в самые варварские времена».
(Фридрих Горенштейн)* * *
Калюта в машине. Едем на выбор натуры во Внутренней Монголии. Шофер – китаец. Виля достает кассету.
– Поставь.
Китаец ставит.
– Что это? – спрашиваю.
– Да французы дали.
Звучит какой-то реквием. Прекрасная музыка. Едем. Останавливаемся в степи. Дождь. Я вышел чуть раньше. Слышу, Виля говорит ничего не понимающему китайцу:
– Классный реквием!
На съемочной площадке фильма «Урга – территория любви» (1990)