— Отец сказал тебе, что ты лежишь в лондонской клинике профессора Элиота Эберта, — пояснила девушка. — Довольно странно. Я и не предполагала, что после всех скандалов вокруг имени Эберта ему разрешено продолжать медицинскую практику. Даже просто находись он у руководства клиники, его заведение сразу бы обанкротилось. Во всем мире не нашлось бы дурака, который доверил бы свою жизнь «Маньяку» Эберту, как его в свое время пресса окрестила.
— Врач-маньяк?
— Утрировано, конечно, но то, чем профессор занимался до своего громкого разоблачения, слабо подпадало под девиз «не навреди». Страшно подумать, что Госс и Эберт когда-то вместе стажировались.
— Добрый и злой гении?
— Да нет… Первый-то и впрямь гений, а вот второй… Увенчайся варварские эксперименты Эберта над человеческим мозгом успехом, профессора и впрямь назвали бы гением. Но его жуткие опыты дали ему только прозвище «Маньяк» и репутацию второго Франкенштейна. Элиот Эберт зазывал для своих якобы научных экспериментов добровольцев из безработных и нищих, подписывал с ними заманчивые контракты, а после этого у себя в лаборатории превращал подопытных в безмозглых идиотов. Люди на всю жизнь оставались не просто инвалидами, а натуральными «овощами». Говорят, многие из них и пищу не могли потом самостоятельно принимать, не то чтобы мыслить или двигаться.
— Что за опыты проводил «Маньяк» Эберт? — Мне стало не по себе от мысли, что это животное в человеческом обличье имеет доступ к моему беззащитному, лежащему в коме телу. И не эксперименты ли кровавого профессора послужили причиной моей комы? Может быть, я зря обвиняю в этом злосчастную пулю?
— Эберт был помешан на теории, согласно которой наш мозг является не чем иным, как даром человечеству от некоего инопланетного разума, и, следовательно, носит в себе ответы на многие загадки Вселенной. В то время как Госс занимался исследованием ВМВ, Эберт выяснял, почему мы так слабо используем тот огромный потенциал, что заложен внутри нашей черепной коробки, и не позволит ли его раскрытие вывести человечество на новый уровень развития. Вот такие возвышенные цели преследовал Элиот Эберт. Только вся его помощь человечеству осуществлялась слишком нечеловеческими методами. Нацистские эксперименты по чистоте расы и те меркнут на фоне манипуляций Эберта на открытом мозге живого человека. Я видела несколько телепередач про этого живодера. Тщедушный старикашка, культурный, вежливый — и не скажешь, что за душой у него скрывается легион демонов. В общем, когда правда об антинаучной деятельности Маньяка всплыла на поверхность, такой шум поднялся, что эхо его долго по миру носилось… Да ты вроде должен помнить тот скандал — ведь он в две тысячи шестом или седьмом году разразился.
— Никаких ассоциаций, — помотал я головой после тщетной попытки припомнить нечто подобное. — Да и не особо я в те годы политикой интересовался. И что, надолго засадили этого Маньяка?
— Как же, засадишь его!.. — раздраженно бросила Кассандра. — Эберт свой зад заблаговременно прикрыл. Добровольцы по контракту сполна получили, включая солидные страховки за риск и негативные последствия от экспериментов. Правда, проку беднягам от тех компенсаций ноль, все равно все деньги на лекарства ушли. Наказание за нарушение медицинской этики Маньяк, конечно же, понес, но свободы его никто не лишал. А когда скандал улегся, об Элиоте Эберте вроде бы как позабыли… Вот я и засомневалась, откуда вдруг в Лондоне взялась клиника профессора Эберта. Хотя, окажись это правдой, значит, Маньяка реабилитировали, а если он оправдан, значит, было за что его прощать. Только за что? Каких-либо эпохальных открытий Эберт так и не совершил… Короче, ты меня заинтриговал, респетадо Белкин. Если такая клиника существует, я непременно ее отыщу.
— И навестишь бедную жертву чокнутого профессора с букетом цветов?
— Постараюсь, — Кассандра и не подумала воспринимать мои слова как шутку. — Надеюсь, ты будешь мне рад.
— Непременно буду, — подтвердил я, после чего слегка смущенно попросил: — Если все-таки попадешь ко мне в палату, сделай одолжение — ущипни меня за руку. Только крепко ущипни, изо всех сил, чтоб обязательно синяк остался — хочу почувствовать это и убедиться, что еще жив.
— О, можешь быть уверен, я заставлю тебя помучиться, — улыбнулась девушка. — Причинять людям страдания я умею…
Подтвердить или опровергнуть это признание мне еще только предстояло. Но гораздо раньше я убедился в том, что помимо страданий Анабель Мэддок может дарить и счастье. Простое человеческое счастье, которое способна дать прекрасная женщина понравившемуся ей мужчине. После этого Анабель не нужно было даже щипать меня в реальности — она убедительно доказала мне, что я жив иным, более приятным способом…
Эту ночь мы с Кассандрой провели на горной террасе под одним плащом. Наше лишенное церемонностей сближение лишний раз подтвердило высказывание девушки о спрятанных под маской лицах и выставленных напоказ сущностях. Все вышло просто и естественно. Кассандра не требовала от меня обязательного букета из комплиментов и ухаживаний, я не требовал от нее потакать моим желаниям. Проповедника влекло к прорицательнице, и ее тоже не оставил равнодушной угрюмый бродяга с загадочной биографией. В конце концов здесь, в Терра Нубладо, мы с Кассандрой были молоды, нам обоим хотелось любви, которую мы при обоюдной симпатии могли легко друг другу подарить. Что мы и сделали уже через несколько часов, пролетевших с момента нашей встречи.
Между нами не возникло той всепоглощающей страсти, что сумела разбудить во мне лекарь Анна при помощи своего хваленого «Провокатора». И тем не менее в память об этой ночи я готов был забыть все остальные, что не оставили меня равнодушным как в симулайфе, так и за его пределами. Возможно, все дело было в искренности чувств, возможно, в чем-то еще. Собственно говоря, какая разница, из-за чего мы были счастливы? Главным было само счастье обладания друг другом, ощущения духовного и физического тепла, которое в искусственном мире было почему-то вдвойне приятней и никоим образом не походило на симуляцию.
И все-таки должна же была иметься разгадка у любви в симулайфе — мире, у обитателей которого попросту отсутствуют соответствующие гормоны. Любопытно, проводила ли «Терра» на сей счет какие-нибудь исследования. И как вообще объяснялось то, что находившиеся на расстоянии друг от друга мужчина и женщина ощущали в симулайфе столь реалистичную физическую близость? Объяснять это лишь привлекательностью виртуальных дублей и воздействием нейрокомплекса на нужные участки головного мозга игрока было как-то… неромантично, что ли? Здесь явно крылось нечто таинственное и возвышенное. По крайней мере, я бы долго оспаривал теории, основанные на одной физиологии. Было бы еще только с кем оспаривать…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});