Я — марево. Я — благость храма. Дорога в рай. И мук чело.
Лео Бельмонту посвящался и перевод стихотворения Юлия Словацкого «Моё завещание» — датировано «Варшава, 6-е февраля 1928 г.» и опубликовано в газете «За свободу!» (№ 33). Этим стихотворением Северянин открывал свои выступления в Варшаве.
В воскресенье 12 февраля 1928 года Игорь Северянин выступал в Варшаве, в Пен-клубе:
«Польский клуб литераторов и журналистов устроил “Чашку кофе”, на которой находящийся в Варшаве Игорь Северянин прочёл короткий доклад “Об эстонской поэзии”, сопроводив его переводом ряда произведений эстонских поэтов последнего столетия... На “чашке кофе” из видных поляков-писателей присутствовали г-жа Налковская, гг. Серошевский, Гетель, который перед докладом, как председатель польского “Пен-клуба”, приветствовал И. Северянина, Слонимский и др. ...Из русских были: Д. В. Философов, Е. С. Шевченко, А. М. Фёдоров и С. Ю. Кулаковский.
После “чашки кофе” в Пен-клубе, которая окончилась около 8 часов вечера, Игорь Северянин читал свои произведения в зале Гигиенического общества. Газета “За свободу!” сообщала в отчёте, что несмотря на карнавал и время предвыборной кампании вечер Северянина привлёк много публики. Прочитанные поэтом стихи “Фокстрот”, “Те, кто морят мечту”, “Культура! Культура!” и др. оказались “неожиданными, но чрезвычайно уместными”. А после стихотворения “Моя Россия”, прекрасно продекламированного поэтом, слушатели устроили Игорю Северянину овацию. Далее поэт прочёл целый цикл прелестных лирических стихотворений — “Озеро Кензо”, “Озеро девьих слёз”, “У лесника” и пр. — в которых лирика соединилась со многим нынешним автобиографическим Игоря Северянина. И это трогало и восторгало публику. Третью часть программы можно было бы озаглавить “Классическими розами”. Игорь Северянин прочёл одно стихотворение с таким именно названием и целый ряд других, которые явились доказательством того, что Игорь Северянин действительно завершил, как мы о том писали, круг прежней своей поэзии и вступил в новый период творчества — тишины, раздумья и лирической углублённости».
Благодаря подробному описанию вечера поэзии можно представить, что в начале 1928 года у поэта сложилась в основных чертах будущая книга «Классические розы» (1931).
Любопытно отметить, что кроме приёма в Пен-клубе и зале Гигиенического общества Северянин выступил с аншлагом 13 февраля в зале Союза еврейских литераторов и журналистов, 15 февраля был на завтраке у Александра Ледницкого в писательском кругу и 16 февраля в «Русском доме» на Маршалковской, организатором которого выступил Союз русских писателей и журналистов в Польше. Напротив, приезжавшему за несколько месяцев до того Владимиру Маяковскому было отказано в проведении публичных чтений в связи с местными выборами, а Бальмонт смог прочитать свою лекцию лишь для узкого круга.
Северянина принимали писатели-авангардисты литературной группы «Скамандр». Его послание «Поэтам польским» помечено 31 января 1928 года, и в нём упоминаются «чёткий Тувим», «в бразильские лианы врубавшийся Слонимский», солнечный Вежинский.
Восторженное настроенье Поэтов польских молодых (Они мои стихотворенья Читают мне на все лады).
Северянин вспоминает о встрече с ними в 1924 году:
Три с половиною зимы Прошло со дня последней встречи. Разлукой прерванные речи Легко возобновляем мы.
Польша встречала поэта радушно. Следующие выступления были в Вильно (Вильнюсе). Об интересных творческих контактах там говорят два перевода с польского языка стихотворений Евгении Масеевской — «Окно» (23 февраля 1928 года) и «Утро» (28 февраля).
Северянин, вероятно, выбрал эти стихи по созвучию «пейзажа души». То, что видит поэтесса через окно, и в том и в другом случае есть отражение её духовного мира:
Тень гаснет. Ужели и есть только счастье, Что здесь на стекле посинелом? И это уж радость! Чьи цели — Сон?
Переводчик сохранил оригинальную графику стиха на протяжении десяти строф. Особенно тонко внутренний диалог воспроизведён в «Утре»:
Вот утро. Вот утро в тумане. Дождя блещет галька на стёклах. Как утло Ползут очертанья Виденья сквозь шторы. Я около... «Так нужно», — Шепнули несмело Часы. Покоряюсь. Пусть снова Недужна Скорбь буднего тела (Ведь всё же исполнилось слово...)
Глава четвёртая
«НА ЗЕМЛЕ В КРАСОТЕ...»