Берлине в 1923 году книге Северянина “Соловей”: “Поговорил с ним, с Северяниным, захотелось взять его в охапку, проветрить мозги и привезти к нам. Уверяю вас, он мог бы писать хорошие, полезные вещи”».
Дорожные импровизации
Игорь Северянин подсчитал, что с 1910 по 1939 год он выступил перед публикой 301 раз. При этом за 1910—1918 годы он 150 раз читал на публике в тридцати городах России. В зарубежье он выступал в двенадцати странах 151 раз. В те годы Маяковский, немало выступавший, пояснял: «Продолжаю прерванную традицию трубадуров и менестрелей...» О Северянине можно было сказать также поэтично.
1 февраля Северянин отмечает двадцатилетие литературной деятельности. В письме Барановой от 5 февраля 1925 года поэт пишет: «Я очень благодарен Вам за телеграмму с приветствием к моему юбилею и милое письмо. <...> Юбилей прошёл более чем тихо».
27 апреля 1925 года поездкой в Берлин начинается большое европейское турне Игоря Северянина. О пребывании в Берлине Северянин пишет Барановой из Тойлы 22 июня:
«На днях я вернулся из-за границы. 35 дней пробыл в Берлине, 14 — в Праге. За всё время дал (удалось дать) 2 вечера. Оба в Берлине только. Первый вечер дал 100 нем|ецких] марок, второй... 10 м)арок]! Антрепренёр Бран. Та самая Мэри Бран, которая надула Липковскую и пробовала надуть Прокофьева. Других импресарио вовсе не нашлось. Положение ужасное. Думал заработать, но оказалось всё иначе. <...> В Берлине... Лидия Яковл[евна Липковская] предложила мне в октябре устроить совместно с нею концерты в Париже и Бессарабии, где она постоянно живёт. Мне это весьма улыбается. Часто виделся с Юрьевской, Аксариной, Чириковым, Немировичем-Данченко, Гзовской, Гайдаровым и др.
Все они надавали мне своих портретов, книг, всячески обласкали, помогали и письмами, и денежно, и приёмами скрашивали грустное. Морально я доволен поездкой. И даже очень. Но материально — тихий ужас».
4 мая выступает в Берлине в Литературно-художественном кружке. Из письма Августы Барановой от 5 мая 1925 года: «Вчера дал концерт, к сожалению, в маленьком зале, т. к. русских здесь уже мало и все беднота. Настроение не из приятных, ибо жизнь дорога безумно, а денег пока очень мало. Импресарио обеднели тоже и дают гораздо меньше, чем раньше».
Об этом вечере писала газета «Дни»: «Время наложило свою печать на характер его творчества, не слышно нарочитых словечек. Лирика его новых стихов посвящена мотивам гражданским: душа поэта скорбит об умученной родине, тянется к ней, верит в её близкое освобождение; поэт утверждает, что Россию мало любить, надо её и “заслужить”. Эти мотивы встретили у собравшейся в большом количестве публики тёплый отклик. Но наибольший успех всё же выпал на долю нескольких старых “эстетных” стихотворений, которые поэт прочёл в конце вечера».
Здесь прошло выступление на собрании литературного объединения поэтов «Скит». Северянин встретился с писателем Е. Н. Чириковым, которому посвятил стихотворение «Модель парохода (Работа Е. Н. Чирикова)» (1925) и сонет «Чириков» (1926). Запомнилась поэту и встреча с Владимиром Ивановичем Немировичем-Данченко, которую он вспомнил, поздравляя известного актёра и режиссёра спустя пять лет с юбилеем.
«В. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО
Toila, 28.1.1930 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Владимир Иванович!
Мне грустно, что приходится поздравлять Вас с восемьдесят пятым днём Вашего рождения с таким большим опозданием, но только сегодня получил я от редакции “Сегодня” Ваш адрес, о котором своевременно сделал запрос, поэтому простите меня великодушно и примите самые искренние, самые добрые от Фелиссы Михайловны и меня пожелания здоровья и всяческого благополучия.
Летом исполнится пять лет, как мы виделись с Вами в Праге, и мы не забывали за это время Вашего к нам сердечного и участливого отношения, ласково и радостно вспоминая дни, с Вами проведённые. Помним и совместные обеды в “Радио”, и часы у Вас.
Передайте, пожалуйста, наши искренние воспоминания Елене Самсоновне, Валентине Георгиевне, Евгению Николаевичу, Сергею Ивановичу, Бельговскому и всем тем милым людям, с кот|орыми] мы встречались пять лет назад у Вас.
За эти годы мы побывали однажды в Польше, дважды в Латвии. Больше никуда не ездили. Постоянно живём в своей деревушке у моря. Живётся трудненько, заработков никаких, если не считать четырёх долларов в месяц из “Сегодня”. До сих пор, слава Богу, помогало Эстонское Правительство, благодаря которому мы кое-как и существовали. Однако, нельзя ручаться за это впредь. Писатель я никакой, поэтому заработать что-либо трудно. Как лирик, не могу много заработать: никому никакая лирика в наше время не нужна, и уж во всяком случае она не кормит. До сих пор мучает меня долг профессору] Заблоцкому (12 долларов]), но отдать, при всём желании, никаким образом не могу. И нет даже надежд, т. к. книги не выходят, вечера дают такие гроши, что едва на дорогу хватает. Здоровье и моё, и жены тоже оставляет желать лучшего.
Но, несмотря на все невзгоды (а у кого их нет?), живём мы, погруженные целиком в природу, отрешившись от мирской суеты и бестолочи. Судьбой своей мы очень довольны и на Бога не ропщем.
В глубине душ теплится надежда на скорое возрождение Родины: уж слишком нагло и безобразно гоненье на Церковь, и значит — вскоре восстанет, возмутится народ. Не может не возмутиться: Русский он! Пока я думаю так, я могу жить.
А я так — наперекор очень многому — всё же думаю.
Да сохранит Господь Вас, дорогой и любимый Василий Иванович, и да поможет Он нам увидеть Россию, снова обратившейся к религии, а значит — и к поэзии.
Всегда неизменно Ваш Игорь-Северянин».
Северянин возвращается в Тойлу, по пути выступив в Риге, в Театре русской драмы. Из заметки в рижской газете «Сегодня»: Северянин «всё тот же несмотря на то, что страна... от Северянина улетела и корчится теперь под пьяные песни Есенина и Маяковского. И потому грустно. Хорошие стихи, из