Читать интересную книгу Две могилы - Линкольн Чайлд

Она помедлила, прежде чем произнесла последние слова. Несколько минут в часовне стояла полная тишина. История казалась невероятной, но Фелдер знал, что это правда.

Констанс продолжила рассказ:

— Долгие-долгие годы мы вели уединенную, затворническую жизнь в этом особняке. Я изучала литературу, философию, музыку, историю и иностранные языки, иногда — с помощью доктора, чаще — самостоятельно, пользуясь его богатой библиотекой и научными коллекциями. А сам Ленг продолжал свои исследования. Приблизительно в тысяча девятьсот тридцать пятом году он добился нового успеха. Используя различные химикаты и вещества, которых прежде не было в его распоряжении, он синтезировал новый эликсир, уже не требующий… человеческих компонентов.

— Другими словами, он прекратил убивать людей, — уточнил Фелдер.

Констанс кивнула:

— Пока это продлевало его собственную жизнь, он не чувствовал особого раскаяния, отнимая чужие жизни. Однако необходимость убивать оскорбляла его эстетические чувства и гордость ученого. Да, он прекратил убийства. В них больше не было нужды. Эликсир, который мы продолжали принимать, был чисто синтетическим. Но главной своей цели доктор еще не достиг. Он продолжал упорно работать, пока исследования резко не оборвались весной тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года.

— Почему именно тогда? — спросил Фелдер.

На лице Констанс появилась слабая улыбка.

— Это снова не имеет отношения к моей истории. Лучше я вам расскажу о другом. Доктор Ленг однажды объяснил мне, что есть два способа вылечить больного. Общепринятый способ — вернуть ему здоровье.

— А каков второй?

— Избавить его от страданий. — Ее улыбка вдруг исчезла. — В любом случае, когда работа была завершена — или, точнее говоря, когда в ней отпала надобность, — доктор Ленг прекратил принимать эликсир. Он потерял интерес к жизни, окончательно превратился в затворника и начал стареть с обычной для человека скоростью. А мне он предоставил возможность выбора. И я… решила продолжить. И все оставалось неизменным еще пятьдесят с лишним лет, пока однажды не произошло неожиданное и жестокое нападение на наш дом. Доктора Ленга убили, а я спряталась в самых глубоких подземельях. В конце концов порядок был восстановлен, а особняк перешел во владение правнучатого племянника Ленга — Алоизия Пендергаста.

— Пендергаста? — повторил Фелдер и, дождавшись утвердительного кивка Констанс, удивленно покачал головой.

В такое совпадение даже ему трудно было поверить. Слишком трудно.

— Я несколько месяцев тайно наблюдала за Пендергастом, прежде чем решилась показаться ему на глаза. И он весьма любезно предложил мне остаться в доме в качестве… его подопечной. — Она чуть подвинулась на скамье. — Вот и вся моя история, доктор Фелдер.

Фелдер глубоко вздохнул:

— А ваш ребенок?

Он не мог справиться с любопытством — кто же был отцом мальчика?

— Я родила сына на Тибете, в отдаленном монастыре Гзалриг Чонгг. С помощью сложных ритуалов монахи определили, что мой сын является девятнадцатым воплощением одного из самых почитаемых тибетских ринпоче[135]. Его жизни отныне угрожала большая опасность. Китайские власти жестоко преследовали тибетский буддизм, в особенности саму идею реинкарнации святых. Когда в тысяча девятьсот девяносто пятом году Далай-лама[136]объявил шестилетнего мальчика одиннадцатым воплощением Панчен-ламы[137], китайцы захватили ребенка, и с тех пор его никто не видел. Возможно, его больше нет в живых. Теперь они узнали о том, что мой сын объявлен воплощением ринпоче, и прислали солдат, чтобы арестовать его.

— Значит, вам нужно было убедить всех, что он умер, — догадался Фелдер.

— Правильно. Я притворилась, будто хочу сбежать вместе с ребенком, а потом якобы выбросила его за борт. Для того, чтобы сбить ищеек со следа. Мой арест получил широкую огласку и, кажется, удовлетворил китайцев. Тем временем моего сына тайно вывезли из Тибета в Индию.

— А на самом деле вы пронесли на борт «Куин Мэри» куклу и выбросили ее в море?

— Именно так. Куклу в натуральную величину. Я выбросила ее за борт примерно в середине плавания.

После небольшой паузы Фелдер снова заговорил:

— И все же есть одна вещь, которую я не могу понять. Зачем вы послали меня за этим локоном? Я подумал, что это было… — Он густо покраснел. — Испытание любви. Возможность оправдать себя в ваших глазах и доказать свои чувства к вам. Но вы ясно дали понять, что не испытываете ко мне ответных чувств.

— Неужели вы до сих пор не догадываетесь, доктор Фелдер? — спросила Констанс. — На самом деле у меня есть целых два ответа. — Она опять улыбнулась. — В тот день, когда вы навестили меня в здешней библиотеке, я получила известие о том, что мой сын благополучно добрался до Индии. Он находится в Дармсале, вместе с тибетским правительством в изгнании, в надежно защищенном месте. Теперь он вырастет и получит обучение и воспитание, достойное его титула. Не опасаясь китайцев.

— То есть вам больше не нужно поддерживать легенду о том, что вы убили собственного ребенка.

— Совершенно верно. И нет никакой необходимости оставаться в «Маунт-Мёрси».

— Но чтобы вам позволили уехать отсюда, нужно официально подтвердить ваш compos mentis[138].

Констанс наклонила голову.

— А для этого требуется убедить меня в вашем здравомыслии.

— Это так. Но есть и второй ответ, как я уже сказала. Вынеся вердикт о моем здравомыслии, вы бы начали терзаться сомнениями относительно собственной вменяемости. Но теперь вы знаете, что я говорила правду, и это знание помогло вам принять мою историю, хотя по вашему лицу заметно, какого труда вам это стоило.

Получалось, что Констанс действительно в какой-то степени заботилась о нем. Она все-таки заметила его внутреннюю борьбу и сжалилась над ним. В наступившей тишине Фелдер начал мысленно формулировать — в свете вновь открывшейся информации — аргументы в пользу освобождения Констанс. И с возрастающей тревогой понял, что не сможет использовать для доказательства ни одного слова из только что услышанной истории. Ни один суд не поверит ему. Ему придется найти собственный путь через запутанный юридический лабиринт и предъявить суду находящегося сейчас в далекой Индии мальчика — сына Констанс. Но Фелдер понимал, что должен сделать это ради нее… и не только это. По крайней мере, доказать, что это ее сын, не составит труда благодаря анализу ДНК.

Доктор еще о многом хотел бы спросить, но вдруг осознал, что не может выразить словами ни один из этих вопросов. Ему потребуется много времени, чтобы переварить все, что он уже услышал. А сейчас пора уходить.

Он взял со скамейки оба конверта и протянул Констанс один из них — старый и пожелтевший.

— Это по праву принадлежит вам, — сказал он.

— Мне было бы приятнее, если бы он хранился у вас, доктор.

Фелдер кивнул, положил оба конверта в карман пиджака и поднялся, чтобы уйти, но в последний момент передумал. Один важный вопрос так и остался нерешенным.

— Констанс…

— Да, доктор?

— А как же эликсир? Когда вы перестали принимать его?

— Когда был убит мой первый опекун доктор Ленг.

Он не сразу решился задать следующий вопрос:

— Это причиняет вам какое-то беспокойство?

— Что именно?

— Простите, что не могу выразиться более деликатно… Сознание того, что ваша жизнь продлилась за счет убийства невинных людей.

Констанс смерила его взглядом своих глубоких, непостижимых глаз. В часовне стало еще тише. Наконец она заговорила:

— Вам знакомо такое высказывание Френсиса Скотта Фицджеральда: «Пробным камнем первоклассного интеллекта является способность удерживать в уме две противоположные идеи одновременно и все-таки сохранять возможность действовать»?

— Да, я слышал об этом.

— Обратите внимание. Я не просто пользовалась этим эликсиром. Я находилась под опекой человека, искалечившего и убившего мою сестру. Прожила больше ста лет в его доме, читала его книги, ела его пищу, пила его вино, вела с ним приятные вечерние беседы — и все это время помнила, кто он такой и что он сделал с моей сестрой. Не правда ли, редкий случай противопоставления двух идей?

Она замолчала. В ее глазах мелькнуло что-то необычное. Но что именно, Фелдер не смог определить.

— А теперь я хочу спросить у вас, доктор: означает ли все это, что у меня первоклассный интеллект… или что я безумна? — Глаза ее опять странно сверкнули. — Или и то и другое сразу?

Затем она кивнула Фелдеру на прощание, взяла книгу и продолжила чтение.

87

Д’Агоста опасался, что старый бар давно уже закрыт. Он не бывал там несколько лет. Мало кто из его коллег вообще знал об этом месте — папоротники на окне с кружевными занавесками гарантировали, что ни один уважающий себя офицер не согласится зайти туда. Но когда он свернул с Визи-стрит на покрытую тонким, хрустящим под ногами слоем снега Чёрч-стрит, то с облегчением увидел, что бар все еще стоит на своем обычном месте. Во всяком случае, папоротники с окна никуда не делись и выглядели еще более безвкусными, чем прежде. Д’Агоста спустился по ступеням и зашел внутрь.