в колхозе состоишь?
— Состою, как же. Со старухой мы, да с сыном, да с двумя снохами, да с ребятишками — в колхозе. А Андрюха-то — вот он! — стало быть, на торфу, в Синявине... На праздники отпустили, вот мы и ходили сродственников проведать.
— А что, трудновато живется в колхозе? — спросил Киров.
Старик почесал бороду, как бы раздумывая, можно ли говорить откровенно, и сказал уклончиво:
— Оно, конечно, нелегко. Потому — семейство большое... Ну да и порядку настоящего нет...
— А почему порядку нет? — полюбопытствовал Киров.
— Бог его знает... Может, оттого, что председатель попивает, а может, и от другого чего. Я ведь неграмотный, отколь мне знать.
«Хитрит», — подумал Киров и перевел взгляд на молодого.
— А ты как думаешь, Андрей?
— Я дома почти не живу, — отмахнулся Андрей.
— А на торфу как дела?
— Оно бы ничего, да работать некому... Одно время спецов понавезли, а они как волки в лес глядят...
— Это каких спецов?
— Известно каких. Кулаков, спецпереселенцев. Их у нас «спецами» зовут... А потом баб нагнали из Рязани, торфушек. Они больше «хи-хи» да «ха-ха». Какая от них подмога? Планы не выполняются... От этого и нам, которые мантулят, плохо, премиев не выдают.
— Вас же сейчас снабжать лучше стали?
— Конечно, и селедку стали давать, и другое прочее. Спасибо. А все-таки народ обижается насчет заработков.
— Ведь у вас сейчас появились машины, стало легче работать?
— Это правильно, что машины, а только торф-то грузят корзинами... Я, к примеру, на вывозке работаю. У нас нормы. А погрузку ведут абы как. А коли нет перевыполнения — и премия мимо рыла!
Киров усмехнулся и тут же нахмурился, подумав: «Надо побывать в Синявине».
Старик допил свой чай, перевернул кружку.
— Благодарствую за угощение, дорогие охотнички. Велика ли добыча-то у вас?
— Кот наплакал, — недовольно сказал шофер, — всего двух чирков убили.
— Да, не густо... — вздохнул старик и поднялся. — А вы где заночевать-то думаете?
— Мы в Кукушкине остановились. Далеко ли это?
— Версты четыре, не более. Мы мимо пойдем, можем довести вас.
— Хорошо, спасибо! — поднялся Киров. — Заливай, Сидор, костер и пойдем...
4
На одном из совещаний с работниками искусств Киров стал рассказывать, как рабочие и инженеры крупного завода строили и испытывали гигантскую турбину. Известные актеры, режиссеры, музыканты слушали его увлекательный рассказ, затаив дыхание.
И Киров, почувствовав, что его слова доходят до сердца собравшихся, заговорил увлеченно:
— Представьте себе мощную турбину, похожую на гигантскую, перевернутую вверх дном чашу из крепчайшей стали. В ней вертится, гудит мощное рабочее колесо. И кажется, что вот-вот это многотонное колесо вдребезги разобьет, разнесет стальной корпус турбины. Ведь оно делает более трех тысяч оборотов в минуту! Кажется, что пол и весь огромный корпус дрожат. И люди, смотрящие на это чудо, тоже охвачены дрожью. Но не столько от страха за свою жизнь, сколько от боязни, что в один миг может быть загублено дело, над которым целые месяцы, а может, и годы, трудился многотысячный коллектив.
Ревет, гудит турбина, и страшно к ней подойти. А мастер, этакий усатый, неторопливый человек, достает из кармана старый медный пятак и ставит его ребром на станину турбины.
И что вы думаете? Этот пятак стоит, стоит на ребре и не падает. Мы, малосведующие люди, потрясены!
А мастер отирает рукавом пот с лица и глуховато говорит: «Глядите: не падает пятак-то. Стало быть, все хорошо...» А на его лице и радость, и гордость, и такие чувства, которые и передать невозможно...
Вот бы вы и создали спектакль или картину об этом на первый взгляд незаметном, но настоящем трудовом подвиге рабочего класса!
Зал разразился аплодисментами. Выступавшие следом за Кировым режиссеры и актеры кино благодарили его за советы и обещали поставить фильм о подвиге рабочих — героев первой пятилетки...
Прошло месяца два, и Кирову сообщили, что на Ленинградской киностудии уже начались работы над новым фильмом, который условно назвали «Встречный»; что над картиной работают известные режиссеры Эрмлер и Юткевич; что на главные роли приглашены известные актеры Гардин и Тепин, музыку пишет молодой, но уже снискавший известность композитор Шостакович, слова к песне — талантливый поэт Борис Корнилов.
Фильм был создан за очень короткое время. Прошло всего несколько месяцев, и Кирова пригласили па просмотр. Он приехал вместе с женой, с секретарями губкома.
Расселись. Погас свет. Картина сразу увлекла, захватила. Два часа все присутствующие на просмотре жили жизнью коллектива большого завода. Волновались его волнениями, радовались его радостью. Когда расходились, в ушах еще звучала чудесная песня:
Не спи, вставай, кудрявая!
В цехах звеня,
Страна встает со славою
На встречу дня...
Глава тридцать девятая
1
Как-то, вернувшись из Москвы, Киров позвал к себе Чудова.
— Ну, Михаил Семенович, был ты на Алюминстрое?
— Только вчера вернулся, но порадовать не могу. Строителей навербовали больше, чем нужно, свыше тридцати тысяч, а толку мало. На стройплощадке толчея, неразбериха. Больше мешают друг другу, чем работают.
— Неужели опять придется переносить срок пуска завода?
— Боюсь, что придется, Сергей Миронович.
Киров взял со стола сизоватый слиток алюминия, повертел его в пальцах.
— Этот кусок мне подарили красновыборжцы еще три года назад. Тогда они выплавили восьмикилограммовую чушку в лабораторных условиях. Понимаешь, три года назад!
— Американская фирма «АЛКОЛА» выплавила первый алюминий еще сорок лет назад. Могли бы и наши этого добиться еще до революции.
— К сожалению, нам богатый дядя не оставил наследства, — усмехнулся Киров, — надо самим догонять Америку.
— Я понимаю, Сергей Миронович, — вздохнул Чудов. — И так на ВАЗе работают в две смены.
— А надо работать круглые сутки! Слышишь? Круглые сутки! Без алюминия ни самолетов, ни танков, ни тракторов мы не сделаем. Давай завтра чуть свет махнем в Волхов. Там на месте будет виднее, что делать...
Обойдя строительство, поговорив с прорабами, десятниками, бригадирами, оба вернулись в свой вагон удрученные. На корпусах были простои из-за несвоевременной подачи бетона, кирпича, арматуры. Из-за нераспорядительности и путаницы некоторые работы приходилось переделывать. В бараках рабочие пьянствовали, играли в карты.
Вечером собрали партийный актив, где Киров выступил с суровой критикой. Говорил о дисциплине, о социалистическом соревновании. Раскрепили коммунистов по отдельным объектам