Потом ее оттуда забрали, она жила у Миньковского. В этот период я все чаще стала уезжать в Москву, и она, естественно, переехала к отцу. А он вдруг вспомнил, что ребенок вырастает, в нем заговорил «еврейский папа», и он начал контролировать буквально каждую минуту ее жизни: ты куда пошла, ты с кем пошла, ты что собираешься делать?..
У нас в Союзе все предметы в школе были обязательные, а там ты можешь выбирать только те предметы, которые хочешь изучать. Но есть четыре дисциплины, обязательные для всех школ Америки. Дальше — факультатив, и ты сам выбираешь. Но по окончании школы, чтобы поступить в колледж, ты должен иметь энное количество баллов. Помню, как меня поразило, что Алена пухнет над биологией. Я говорю: «Алена, зачем тебе она нужна? Это явно не твое направление». Она в ответ: «Мама, мне не хватает столько-то баллов, а биология мне сразу даст хороший рейтинг». Поэтому она весь одиннадцатый класс зубрила биологию.
Их учат самостоятельно принимать решения. У нас ребята выходят из школы, набрав приличное количество глубоких знаний, но совершенно не ориентируются в жизни. В Америке с шестого класса дети начинают выбирать себе предметы, перспективные для будущей жизни. С шестого класса! Алена, учась во втором классе, сказала: «Мама, а ты знаешь, что если правильно в банк положить деньги, они будут давать проценты?» Я говорю: «Ну я-то знаю, а ты где про это услышала?» Но их к этому готовят. К пониманию банковской системы, к пониманию, как и куда вкладывать деньги, к знанию законов, прав каждого гражданина и его обязанностей. И они это очень хорошо изучают. Я пришла к Сашке и передала ему разговор с одним своим учеником, который учился в восьмом классе. Такой весь умненький мальчик. Я его спрашиваю: «Ты почему сегодня такой плохой?» Он отвечает: «Я очень рано встал, потому что мне надо было посмотреть стоки (ставки) на европейской бирже.» Я: «А зачем тебе?» Он: «Да я уже давно там деньги делаю». Сашка мне говорит: «Да что ты, мама, начиная с восьмого класса большая часть детей куда-нибудь деньги вкладывает. Ты помнишь, ты мне деньги дала, я их вот в то-то вложил». И это нормально, этому обучают не только в школе, жизнь учит примерами и традициями. У наших ребят знания есть, а опыта практического применения этих знаний — никакого.
Американская самостоятельность меняет людей, они по-другому смотрят на вещи, они заранее знают, какую выбирать себе профессию, чтобы дальше строить жизнь.
Они хорошо учат, как владеть информацией, как ее получать, как применять. Там, чтобы получить высшее образование, если ты не очень хорошо закончил школу, надо уметь повысить уровень своих оценок. А если у тебя нет денег, то следует знать, как получить кредит на образование. Нет ничего страшного, если ты в сорок лет меняешь профессию и получаешь другое образование. Другими словами, они более мобильные не только в передвижении по стране в поисках работы, но и в получении знаний. Я считаю это плюсами.
В Америке личность учителя не сильно влияет на формирование ребенка. Набирается поток детей в первый класс, человек в двадцать пять, учится у одной учительницы. На второй год у них уже другая учительница, к тому же поток все время тасуют. Они не идут десять лет одним классом, как у нас.
В чем смысл таких перемещений? Дети учатся общению не в маленькой постоянной группке. С одними ребятами они могут встречаться на математике, с другими — на английском языке. Там нет понятия «двоечник». Ты, например, английский знаешь отлично. Детей, у которых английский идет на высшем уровне, собирают в одном классе. Детей, у которых английский идет на среднем уровне, собирают в другом классе. Если ты хочешь уровень знаний поднять, повышай оценки, и тебя переведут к лучшим. То же самое и с математикой, и с физикой. А значит, тебе при всем классе не говорят, что ты — двоечник и у тебя мозги не так устроены, как это часто делается у нас. Хотя там тоже есть популярные учителя и непопулярные.
Русские и американцы
Наши эмигранты считают, что в Штатах не с кем дружить, американцы, мол, дружить не хотят, но я с этим не согласна. Американцы, как правило, держат свой дом закрытым. У них популярно выражение: «Свои проблемы я ни на кого не вешаю», или «Я не беру чужие проблемы на себя». Но должна сказать, что когда я оказалась в сложной ситуации и ни к кому не обращалась ни за помощью, ни за сочувствием, мне помогали, и очень помогали, американцы. Но, конечно, дом нараспашку, как у нас, сели на кухне, поговорили, выпили, а потом то же самое — выпили, поговорили, но уже на другой кухне, и везде рассказали всё о себе — это исключено. В чем наша хваленая задушевность, я не знаю. Я не вижу ее принципов.
Американцы создали негласные и гласные законы, и все живут сообразно с ними, а не по понятиям. Любая сделка охраняется юридически. У тебя всегда есть шанс добиться правды. А мы все время ходим по приемным начальников, правду ищем, жалуемся, плачемся, а юридические действия, как правило, не предпринимаем. Они создали в своей жизни конкретные рамки, и их не переступают. Да, многих наших бывших соотечественников они не пускают в свои семьи. Меня тоже. Прошло, наверное, года два, если не три, когда меня начали приглашать в гости, и не меньше пяти, прежде чем я стала бывать на семейных праздниках.
Из этого нельзя делать вывод, что они не умеют дружить. Ничего подобного, у них есть «парти», когда приглашают многих, и это ни к чему не обязывающая общая тусовка. Но есть закрытые семейные праздники. Я проработала в Америке пять лет, когда меня первый раз пригласили на День благодарения в семью. У меня на эту тему был разговор с тогдашним, к несчастью ушедшим из жизни, главным редактором «Аргументов и фактов» Старковым. Он говорит: «Ира, скажи, ты долго в Америке прожила, ведь есть такое мнение, что элитного, высшего общества у них нет. Но я побывал в таких домах, где есть огромные библиотеки, и в этих домах жили очень образованные люди». Я спрашиваю: «Вы с делегацией приезжали?» Он: «Да, мы были с такой-то делегацией, и нас принимали в таких-то домах». — «Что ж, — говорю, — я с вами совершенно согласна. Просто наших, которые приезжают в эмиграцию, кто бы они ни были, сразу в общество не пускают. Вот вы москвич?» Он говорит: «Нет». — «Вы когда стали учиться или работать в Москве, вы сразу попали в то общество, в котором сейчас вас принимают в Москве?» Он: «Первые семь-восемь лет я даже не знал таких людей». Мы со временем обрастаем связями. То же самое и в Америке. Мы приехали, и нам сразу двери открыли? Никогда! Да, нас могут пригласить на какие-то официальные мероприятия, но исключено, что тебя пустят сразу, кем бы ты ни был, в привилегированный круг.