Его девушка жила в Москве. История их взаимоотношений довольно длинная. После нашего развода Зайцев долгие годы встречался с фигуристкой Галей Карелиной. И ее дочка стала Сашкиной невестой. Они знают друг друга с семилетнего возраста.
Свадьбу мы гуляли в 2005-м, в Москве. Зайцев почему-то не пришел ни во Дворец на бракосочетание, ни на свадьбу сына.
На свадьбе Сашки я гуляла так, как на двух своих не гуляла. Прежде всего потому, что я видела, как он счастлив, а счастье сыграть невозможно. Видно было, что и он для невесты дорог, хотя Сашка нелегкий человек. Но она с ним умеет ладить, она о нем заботится, он такой весь чистенький и ухоженный, глаза у него горят. Это дорогого стоит.
Алена — другая. Первая беременность у меня была столь проблемной, что когда я выписывалась, доктор Бакулева мне сказала: «Ирочка, мы с тобой больше на этой почве, вероятно, уже никогда не встретимся». Когда я через семь лет снова пришла к ней беременной, она сказала: «Ответ только один — это любовь». Если Сашка — это плановое кесарево, то Аленка — экстренное, в неполные шесть месяцев беременности. Поэтому досталось мне так, что никому не пожелаю.
Во время беременности Сашкой я отдыхала, ни о чем не думала, лежала в хорошей компании с Наташей Куликовой. Наташа — настоящая моя подруга. Все годы после рождения детей мы вместе, за вычетом времени на размолвку и моего отъезда в Америку.
Когда я легла в роддом, то была в полной уверенности, что к ним пришла здоровая спортсменка, правда, слегка беременная. Оказалось, я обычная советская женщина, позднородящая и больная.
У Сашки с Леной родилась девочка, родилась восьмого числа восьмого месяца восьмого года. Это надо так подгадать! Причем когда Сашка мне отправил сообщение «Ты стала бабкой», он не написал, мальчик родился или девочка. Я, будучи в это время в Америке, в свою очередь тоже стала всем знакомым посылать эсэмэски, что я стала бабушкой. Мне, естественно, обратно пошли сообщения: если девочка, то будет Олимпиада, а если мальчик, то назовем Пекин. В общем, каждый умничал по мере способностей. Девочку назвали Сонечкой.
Я, конечно, бабушка плохая, но там есть бабушка сознательная, если можно так сказать. Галя, Сашина теща, целиком отдала себя внучке и, по-моему, очень счастлива. Тем более что они рядом живут, поэтому ребенок постоянно находится при бабушке.
Дочь
С Аленой у меня так благополучно, как с Сашей, беременность не протекала. Во-первых, потому что у меня шел бракоразводный процесс. К тому же в «Динамо», где я работала, возник вопрос о моем моральном облике, проводили партийное собрание, обсуждая поведение коммунистки Родниной. Все это на фоне беременности. Плюс еще группа спортсменов, которых я в этот момент готовила, а там каждый со своими заморочками. Как раз тогда проходил чемпионат Советского Союза. Я беременная, а мои спортсмены, «поддерживая» меня, катались из рук вон плохо. Прилично выглядели только Вероника Першина с Маратом Акбаровым. Ко мне из судейской бригады подошли девчонки: «Мы на них даже не смотрели, мы наблюдали за тобой, боялись, как бы ты не разродилась».
Через десять дней после чемпионата я была на тренировке, и вдруг почувствовала себя плохо. Села в машину и поехала в больницу — и, как оказалось, вовремя. Аленка родилась кило восемьсот, ноги висят, руки висят. Ребенок проблемный, его нужно было кормить через каждые полтора часа и не больше чем по пятьдесят граммов. Бесконечные массажи, десятки всяких процедур. Алена сразу забрала у меня массу времени и сил. С Сашкой все получалось легко, он был такой спокойный. Я его запеленала, положила, через четыре часа раскрыла — он был мокрый, но никогда звука не подавал. Алена, напротив, никакие мокрые пеленки не воспринимала. Памперсов в нашей могучей стране на исходе восьмидесятых не производили. Поэтому ее первый год запомнился бесконечными бдениями. Я очень тяжело выходила из послеродового состояния. Все-таки уже тридцать семь лет.
Ребенок тяжелый, что дальше делать? Только-только закончилась эпопея с разводом. Родители меня и мою новую семью не воспринимали. 1986 год, Чернобыль. Мы срочно искали дачу, куда можно было бы на лето вывезти детей. В Москве шел ремонт квартиры. Я ездила, смотрела за ремонтом, привозила питание из Москвы, чтобы Аленку кормить. В конце августа Миньковский уехал на работу, а когда вечером приехал, спрашивает: «А где Санек?» Я говорю: «Сашка поехал на велосипеде кататься». Он: «Ира, он поехал на велосипеде кататься в то же время, когда я утром собирался на работу». Мы с ним побежали Сашку искать. Я помню этот испуг: я целый день не видела Сашку, а у меня это как-то в голове даже не отложилось. Этот случай дал толчок к «просыпанию» после того ступора, в котором я жила.
Сашку нашли. Он с ребятами на велосипеде целый день катался, кайфовал. Где-то картошку на костре пекли. Но для меня этот вечер. Я вдруг поняла, что кроме всего остального — группы, которую я потеряла, работы, от которой меня отстранили, а я ее, честно скажу, любила, — надо делать и что-то другое. Я стала заниматься детьми. Наступил период, когда при встречах и разговорах я первым делом слышала: ты где, что сейчас делаешь? Я ушла из поля внимания прессы. А когда я говорила, что занимаюсь детьми, домом, наступало разочарование: да-а? Домохозяйка или женщина, занимающаяся детьми, домом и мужем, воспринималась как неудачница. Я, конечно, искала, чем себя занять, просто сидеть дома, конечно, не могла. Это не по мне. Я стала заниматься судейством, начала преподавать в институте физкультуры. Но все время искала еще какие-то дела. Взялась за общественную деятельность и помощь в бизнесе Миньковского.
Аленка росла смешная и хорошенькая. Такой светлый человечек. Мы снимали дачу в поселке литераторов под Москвой, на Пахре, у вдовы писателя Кремлева. Там мы встречались на дорожках с Рязановым и другими знаменитостями тех лет. У нас был громадный участок, мы все дружно следили за Аленой. Но она, как ртуть, раз — и исчезала, зато срывала самый красивый цветочек. Это повторялось на протяжении трех месяцев каждое утро. Подходила к хозяйке дачи, открывала ладошку и говорила: «О, цветочек». Далее следовала нотация, что нельзя рвать цветочки. Нотации звучали громко и предназначались прежде всего нам, поэтому каждый член семьи глаз старался от ребенка не отрывать. И Сашка, и я, и нянечка, и бабушка. Но все равно она регулярно срывала цветок, и мы выслушивали выговор. Почему я это вспоминаю? Мне мама рассказывала, что когда мы жили в коммунальной квартире, там было два коридора: один длинный и светлый, второй покороче и темный. В этом темном коридоре стояла тумбочка нашей соседки. Я каждый раз из этой тумбочки вытаскивала старый чайник и ходила с ним по квартире. У меня его отнимали, все за мной следили, но я эту процедуру проделывала постоянно. Поэтому когда Алена пошла по моим стопам, это было для меня, с одной стороны, смешно, с другой, удивительно непонятно — как это все передается?