– Не-е-ет! – вскричала я в отчаянии.
Я повалилась на пол, терзаемая муками совести, которая никак не желала угомониться. Мне ли судить Лиама? Но ведь он выбрал ее, ее, а не меня! Это перед Маргарет он излил душу, рассказал, что его мучит! «Он боялся тебя, Кейтлин. Боялся, что ты от него отвернешься». И тем самым он оттолкнул меня, он, а не я! Я не могла знать, что все так закончится! «Не нужно было тянуть время, ты должна была раньше предложить утешение и помощь!» Но ведь и мне было больно, и я оплакивала нашего сына!
У меня вырвался крик гнева. Тиканье часов молоточком отдавалось у меня в висках, и этот звук тонул в хаосе, царившем в голове. Эта пульсация времени выводила меня из себя. Мне хотелось, чтобы время остановилось, чтобы можно было все начать сначала. Вернуться на два месяца назад… «Увы, жизнь – это не роман, Кейтлин. Страницы времени не перелистаешь в обратном направлении, вернуться назад не получится».
И снова это тиканье, безразличное к нашим несчастьям и страданиям…
Я испытывала острую потребность выместить на чем-то досаду и гнев, поэтому с трудом встала на ноги и подошла к камину. Я посмотрела на часы, своим размеренным журчанием словно бросавшие мне вызов, и дрожащими руками сняла их со стены. Великолепная вещь, я всегда так ими дорожила! Маленький золоченый диск маятника качался туда-сюда, и в этом непрерывном движении было нечто чарующее, гипнотическое. Пальцем я удержала маятник, и тиканье сразу же прекратилось. Меня окутала страшная тишина. «Никому не дано остановить время, Кейтлин!»
Я швырнула дорогую сердцу вещицу о дверь. Стекло разлетелось с громким характерным звуком, металлические детальки покатились по полу. Я со всех ног бросилась обратно в спальню, остановилась перед кроватью и уставилась на нее невидящим взглядом. Перед глазами друг за другом стали проноситься отвратительные картинки. Меня снова накрыло волной глухой ярости. Лиам и Маргарет! Нет, нет, нет! Запах их любовной схватки до сих пор витал в воздухе, удушая меня, я снова ощутила острую боль в области сердца. Сорвав с кровати белье, я выбежала на улицу. Швырнув все в кучу перед домом, вынула из кармана кремневую зажигалку. Простыни моментально вспыхнули. Те самые простыни, на которых наши тела столько раз вспыхивали разделенной страстью… Я испытала болезненную радость, глядя, как они горят. Так толпа смотрит на горящую на костре ведьму – с ужасом и в то же время с чувством облегчения, ибо источник зла уничтожен. Все горело, улетало вместе с дымом. Завтра останется только небольшая кучка холодной золы…
Часть шестая
От начала времен не случалось, чтобы женщина задушила мужчину за то, что он признался ей в любви.
Жан-Пьер Флориан. Добрый отецГлава 16
Пропажа
Декабрь 1715
В маленькой комнатушке дома, окнами выходившего на пертский Северный порт, было тепло. Из кухни аппетитно пахло супом. Несколько родовитых якобитов остановились в этом доме, в том числе и граф Бредалбэйн. Марион сжалась в кресле в углу комнаты, временно превращенной в штаб. Старый граф приказал девушке явиться к нему немедленно, едва узнав, что она нарушила его приказ вернуться в Гленлайон и до сих пор пребывает в лагере.
Марион понимала, что ее ждет суровая отповедь, и все же испытала облегчение, хоть ненадолго вырвавшись из тяжелой атмосферы лагеря, которая совсем не способствовала повышению морального духа солдат. Три недели назад граф Мар принял решение вернуться в Перт и там дожидаться обещанного подкрепления из Франции. Отступление сопровождалось неразберихой. По приказу Мара армия разрушала все на своем пути, на практике применяя «тактику выжженной земли».
Повстанцы разграбили и сожгли все поселки и деревни на своем пути. Марион с ужасом и жалостью взирала на домишки, превратившиеся в груды почерневших обгоревших камней и обуглившихся балок. Как ни старалась, она не могла забыть лица крестьян, с отчаянием смотревших, как их запасы на зиму вместе со всеми пожитками превращаются в дым, и крики и плач перепуганных детей, цеплявшихся за материнскую юбку. Дункан объяснил, что это – неизбежное зло, по-другому нельзя. Нужно уничтожить все источники продовольствия и все дома, которые могут стать пристанищем для королевской армии, если герцог Аргайл все же решится пуститься в погоню. Это военная тактика. Девушка вздохнула. «Мы на войне, Марион!»
Для нее слово «война» теперь означало сотни искалеченных солдат, которые лежали под своими окровавленными тартанами с израненными телами и душами. Она делала в лагере, что могла: зашивала раны, помогала раненым помыться и кормила их с ложки. Несколько часов просидела она у изголовья несчастного, которому уже ничто не могло помочь, держа его за руку и слушая, как он называет ее именем жены или, быть может, невесты, пока смерть не избавила его от мучений. После этого она несколько дней не могла прийти в себя и много плакала.
Всего в битве погибло около сотни солдат, еще две с лишним сотни получили ранения. Раненых уложили прямо на промерзшей и влажной земле в больнице короля Якова VI, возведенной на месте древнего картезианского монастыря, разрушенного в 1559 году, в эпоху яростного преследования католицизма. Сегодня в госпитале осталось не более двух десятков недужных, однако удушающий запах экскрементов, рвотных масс и крови никуда не делся. Марион с трудом подавляла тошноту, подкатывающую снова и снова, стоило ей войти в помещение, где она пропадала целыми днями. Она даже есть привыкла уже после того, как все раны были обработаны и заново перевязаны.
Дункан провел в госпитале всего неделю. Его раны пусть медленно, но заживали. Слава богу, обошлось без заражения, раны зажили, и наконец сняли швы. Оставалось лишь подождать, пока время сделает свое дело и смягчит некрасивый рубец, протянувшийся через все лицо. Что до раны в паху, то и она понемногу заживала – Дункан мог уже ходить, почти не прихрамывая.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел Бредалбэйн. Он был один. О том, что Марион в Перте, ему сообщил ее отец. Две недели девушке удавалось избежать встречи с лэрдом Гленлайона и соотечественниками, которые могли ее узнать. Однако она понимала, что встреча с отцом неизбежна. И этот день наконец настал.
Она как раз набирала в колодце воду, чтобы сварить утреннюю порцию каши, и наклонилась поднять с земли второе ведро, оставленное в сторонке, когда взгляд ее упал на знакомые башмаки. Подняв глаза, она увидела отца. Лицо его было спокойно, но бледность, которую только подчеркивали рыжеватые волосы, говорила о многом. Отец схватил ее за руку и увел за собой в тихое место, где можно было не опасаться любопытных ушей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});