потомства «выгодно» для особи. Но это с какой стороны посмотреть. Да, для того, кто родился самцом, достижение высокого ранга дает преимущества в размножении. Но далеко не все самцы получают возможность воспользоваться преимуществами, иногда не такими уж и существенными, которые достаются им вместе со всеми стрессами и порой фатальными последствиями борьбы за власть и поддержание собственной позиции.
Так что есть еще один «еретический» способ взглянуть на то, что создание потомства, необходимое для пополнения генофонда и воспроизводства вида, может ставить особь в персонально невыгодное положение, в особенности если это самец. Одержимые статусом, большинство самцов шимпанзе страдают от последствий своих нездоровых притязаний. Среди детенышей самцы чаще, чем самки, гибнут от нападений взрослых самцов. Самцы больше рискуют получить смертельную травму – хоть в драке за доминирование с представителем своего же сообщества, бок о бок с которым они жили десятилетиями, хоть в схватках за территорию.
В сообществе Вайбира сейчас насчитывается невероятно большое число взрослых самцов – три десятка. Это означает, что каждый отдельный самец Вайбира имеет очень невысокие шансы достичь высшей или близкой к ней иерархической ступени, пребывание на которой в любом случае продлится всего несколько лет. И хотя те редкие особи, которые сумеют стать альфа-самцами, за время своего верховенства произведут на свет больше потомков, чем любой другой отдельный самец в группе, их преимущество все же не является монополией. В некоторых популяциях альфы становятся отцами лишь трети всех детенышей[268].
По сравнению с самцами в целом самки заметно выигрывают. Большинство самцов имеют небольшое число детей, а то и вовсе не имеют ни одного. Взрослые же самки, как правило, становятся матерями. «Наибольшее число детенышей, которое может произвести на свет здешний отец, – это семь-восемь, – говорит Кэт. – Но в этой группе были самки, которые рожали по семь детенышей, а Калема из Сонсо даже восемь – больше, чем любая другая известная самка шимпанзе во всей Восточной Африке. Так что если говорить о числе потомков, то не думаю, что даже высокоранговый самец оказывается в более выгодном положении по сравнению с любой взрослой самкой». Иными словами, в большинстве случаев родиться самцом – отнюдь не преимущество.
Союзнические узы, скрепляющие самцов шимпанзе, часто имеют конкурентную подоплеку. «Друзья» могут быть и близкими соратниками, и подлыми интриганами, а зачастую и теми и другими одновременно. Мы иногда называем таких «заклятыми друзьями».
«Самцы могут относиться друг к другу с невероятным дружелюбием, во всем поддерживать приятеля, неразлучно держаться вместе и в целом демонстрировать полную гармонию, – пишет приматолог Вернон Рейнольдс, первым начавший наблюдать за шимпанзе Будонго еще в 1990-х годах. – Небольшие ссоры тут же улаживаются… Но если вдруг случается какая-то действительно серьезная беда, то для агрессивности шимпанзе как будто вообще нет никаких пределов»[269].
Для сообщества шимпанзе нормально, чтобы взрослые самки заметно превосходили числом взрослых самцов, поскольку смертность последних гораздо выше, в основном из-за воспаления ран, полученных в драках. Именно так обстоят дела в Сонсо, где на каждого самца приходится примерно две самки. Но Вайбира, по словам Кэт, «принципиально отличается: тут, куда ни глянь, одни мальчишки». В сообществе Вайбира соотношение взрослых самцов и самок составляет где-то один к одному, всего примерно по 30 особей тех и других. Можно подумать, что при таком множестве самцов драки тоже должны возникать значительно чаще. На самом деле все наоборот.
«Поскольку здесь так много здоровых ребят, затевать драки очень рискованно, – объясняет Кэт. – Так что в Вайбира больше руководствуются девизом "действуй словами, а не кулаками"». У здешних самцов, как отмечает она, жизнь в значительно большей мере «наполнена жестами». Если у какой-то из самок Вайбира начинается эструс, все самцы собираются вокруг нее, соперничая друг с другом. Один из них спарится с ней. Затем другой самец потрясет его за руку или немного повычесывает его, а потом отойдет и спарится с той же самкой. «Если бы дело происходило в Сонсо и другой самец отважился бы на попытку спаривания, вспыхнула бы драка. А у шимпанзе Вайбира как будто совсем другой стиль взаимодействий между самцами».
Кэт уже как-то употребляла выражение «стиль руководства». На самом деле мы нечасто используем слово «стиль» применительно к каким-либо существам, кроме человека, но лишь потому, что мы слабо восприимчивы к нечеловеческим образам действий. Стиль – это способ делать что-либо так, чтобы оказывать влияние на происходящее в сообществе. У шимпанзе есть разные стили. Пожалуй, вся культура в целом состоит из стилей. Возможно, склонность шимпанзе Вайбира пользоваться жестами для смягчения потенциальной агрессии – не только следствие высокой доли самцов в сообществе, но отчасти и ее причина.
Тем не менее я вижу, что в жизни шимпанзе есть определенная ирония. Все выглядит так, будто самцы как один должны стремиться занять высший ранг в иерархии, однако выгоды от его обретения в значительной мере иллюзорны. Все выглядит так, будто самцы с их буйными демонстрациями одержимы статусом[270], но при этом некоторые из них, не привлекая к себе особенного внимания, выбирают более мирное существование и не лезут в политику. Все выглядит так, будто самцы проявляют избыточную агрессивность, но именно здесь, в Вайбира, особенно высокий потенциал для избыточной агрессии, возникший из-за необычно большого числа взрослых самцов, судя по всему, привел к своего рода культурной аккомодации – сдерживанию агрессии, которое позволяет избежать насилия и сохранить мир.
Мир
Глава четвертая
Мой нью-йоркский кабинет расположен в доме на Лонг-Айленде, который стоит там с 1730 года. В те времена, когда его только построили, европейцы толком и знать не знали, что на свете существуют создания, которых мы сегодня обычно называем человекообразными обезьянами, – такие крупные бесхвостые приматы, как шимпанзе, гориллы, орангутаны и бонобо[271]. Давным-давно, в 470 году до нашей эры, жители Карфагена сообщали о мохнатых существах, которые швырялись в них камнями в тех краях, где сегодня находится Сьерра-Леоне. Несколькими столетиями позже, примерно в 145 году до нашей эры, в Карфагенском храме появились изображения «сатиров» с верхнего течения Нила, напоминающих шимпанзе. В 1598 году португальцы отметили животных, которые предположительно являлись шимпанзе, в тех областях, где сейчас находятся Конго и Ангола. В 1641 году голландский анатом Николас Тульп описал какую-то из крупных обезьян.
Только в 1739 году французский художник Луи Жерар Скотен впервые нарисовал шимпанзе, изобразив его довольно похоже. В 1740 году Жорж Бюффон получил живой экземпляр неизвестного вида и дал ему следующее описание: «Обезьяна, ростом и силой не уступающая Человеку, и столь же пылко любящая женщин… обезьяна, способная носить оружие, использовать камни для