— Ну вот, всё оказалось совсем не сложно, — усмехнулся он, беря его. — За это стоит выпить.
Наполнив оба бокала кровью и плеснув чуть-чуть сливок, он протянул один доктору Гермионе, и она машинально взяла.
— Ну же, пейте.
Она равнодушно выпила. Это Альваресу совсем не нравилось. Гораздо лучше было, когда она злилась, а теперешняя её апатия нагоняла на него тоску. Неужели не будет и сопротивляться? Поставив пустой бокал на столик, Альварес подсел к ней и пропустил между пальцев прядку её волос. Она сразу же подобралась. Ну, вот это уже лучше. Он пощекотал языком её ухо, и она вздрогнула.
— Что вы делаете?
— То, что давно хотел сделать, — сказал он и впился в её губы.
Его отбросило невидимой волной. Ударившись о стену, он несколько секунд приходил в себя, а она натягивала на себя одежду.
— На вашем месте я бы так не спешил, — прокряхтел Альварес, поднимаясь на ноги. — И был бы полюбезнее. Всё-таки, ваши дети всё ещё у нас.
От этих слов она застыла. Хоть она и блокировалась, но борьба с гневом явственно ощущалась в ней. Когда руки Альвареса легли ей на плечи и сдвинули с них блузку, которую она не успела застегнуть, её лицо превратилось в каменную маску.
— Убери от меня руки, — процедила она.
— Подумай о детях, — в тон ей ответил Альварес.
Блузка соскользнула на пол, щёлкнула застёжка лифчика, и жадному взгляду Альвареса открылась её грудь с дерзко торчащими вверх и в стороны сосками. Он накрыл её ладонями. Идеальный размер и форма. Он не любил большую грудь, похожую на пару перезрелых дынь, но и совсем плоская ему не нравилась. То, что он сейчас держал в руках, было в самый раз… Не удержавшись, он забрал в рот сосок, одновременно спуская с доктора Гермионы колготки. Он колол её щетиной, мял руками ягодицы, а она стояла статуей.
— Ну, расслабься хоть немного, а?
Схватив её на руки, он бросил её на кровать, скинул халат и навалился сверху. Оторвав бутон розы, он посыпал лепестками её разметавшиеся по подушке волосы, и отвращение в её глазах только сильнее заводило его. Но несмотря на всё отвращение, её губы вызывающе рдели, и Альварес властно впился в них. Они не отвечали, и он, злясь, кусал и терзал их. Он не спешил переходить к основному "блюду": этой женщиной следовало наслаждаться медленно, с чувством и расстановкой, максимально растягивая удовольствие…
— Мой муж порвёт тебя на клочки, — прошипела она.
— Твой муж сейчас далеко, — хмыкнул он. — Да и вряд ли ты решишься ему об этом рассказывать, не так ли?
И, по закону подлости — телефонный звонок. От его мерзкого звука внутри у Альвареса что-то сжалось с болезненной досадой, разгоравшееся желание скукожилось, из-за стиснутых зубов вырвалось рычание.
— Телефон, — сказала доктор Гермиона.
— Да пошли они к чёрту, — прорычал Альварес.
— А если это насчёт президента?
— Потерпит.
— А если ей хуже? Или она умерла?
— Нет… Не может такого быть.
Как бы то ни было, пришлось ответить на звонок.
— Да! — раздражённо пролаял Альварес в трубку. — Что там?
— Сэр, президент проснулась и зовёт вас.
— Меня?
— Да, сэр.
— Хорошо, я скоро буду.
Скрежетнув зубами, Альварес бросил телефон. Доктор Гермиона невозмутимо отодвинулась и закуталась в простыню.
Одеваясь, Альварес развязал узел галстука и крикнул:
— Дорогая! Не поможешь мне завязать галстук?!
— Ты что, сам не умеешь, дорогой? — в тон ему ответила доктор Гермиона.
— Умею, но самому неудобно. Пожалуйста, дорогая, будь так любезна! Не хотелось бы предстать перед подчинёнными в неаккуратном виде.
Накинув халат, она подошла и принялась завязывать, причём ей явно хотелось придушить его этим галстуком.
— Туговато, милая. Ослабь чуть-чуть.
Она стала ослаблять узел, а Альварес ухмыльнулся. Будто жена провожает мужа на работу…
— Готово.
— Спасибо, моя радость.
На прощание он снова впился в её губы — ничего не мог с собой поделать. Возможно, в детстве за этот большой рот и большие глаза доктора Гермиону дразнили лягушонком, но когда она выросла, этот рот стал сводить с ума мужчин.
— Увидимся, дорогая.
"Дорогая" одарила его полным ледяного презрения взглядом, но Альварес только усмехнулся: пусть себе презирает на здоровье. Теперь это уже ничего не изменит.
— 11.8. Любовь
Если бы Гермиона знала о существовании паутины и умела ею пользоваться, ей не пришлось бы рисковать, звоня мне по телефону. Кто бы успел научить этому достойных, оставшихся по ту сторону баррикад? На то, чтобы научиться чувствовать паутину, читать её и пользоваться ею в качестве средства связи, требовалось некоторое время, но его как раз и не было, равно как и самой возможности встретиться с достойными из "Авроры" и обучить их до конца. Потенциально они могли всё то же самое, что и мы, только ещё не полностью осознавали свои способности и не развивали некоторые из них, требовавшие специальных тренировок, а тренировки я проводила только со "своими" достойными первой волны превращений, тогда как достойные второй волны, в число которых входила и Гермиона, этому специально не обучались. А "демонов" их инструктора учили только драться и убивать.
После звонка Гермионы у меня возникло чувство, что там не всё чисто. Я попыталась прощупать паутину, но она пока не выдавала ничего конкретного. Попробовала я достучаться и до Гермионы, но качественной связи с ней установить не удавалось, потому что она не владела нужными для этого навыками; мне удалось только почувствовать её эмоции, и они мне очень не понравились. Кажется, она попала в переплёт. Моё беспокойство нарастало.
Надо сказать, паутина — вовсе не безотказный, стабильно работающий инструмент, бывают у неё и "капризы", и "нелётная погода", и "помехи". Влияет на неё и общее состояние дел в мире. Чем напряжённее и агрессивнее общий фон, тем чаще сбои, искажение информации и молчание, и тем труднее получить от неё помощь. Именно сейчас я получала по ней только смутные ощущения, из которых было трудно сделать однозначные выводы.
— Ты считаешь, что они не могли перепрограммировать "демонов", госпожа? — спросил Оскар.
— Это маловероятно, — ответила я. — Скорее, либо программа ещё не успела полностью сломаться, либо у нас что-то не получилось с ударом "цветок лотоса". В общем, я пока не знаю, что и думать. И паутина ведёт себя странно…
Я вздохнула. Побаливала голова, чувствовалась усталость. Оскар сочувственно погладил меня по плечу.
— Что ж, значит, пока будем готовиться к штурму, — сказал он. — До него ещё почти целые сутки, успеем. А тебе не мешало бы выспаться, моя госпожа. У тебя уже тёмные круги под глазами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});