В доме горел свет, а на крыльце лежали пятеро сотрудников особого отдела. Наши… Наши здесь побывали! Радость сшибла меня с ног, накрыв, как волна цунами, и я осела на ступеньки. Горы, ёлки и радость.
У радости был запах спирта.
Выдернув шприц из ближайшего бесчувственного тела, я сжала его в кулаке… Наши.
А конкретнее — Цезарь, мой муж и отец моих детей.
Всё. Всё!
Альварес, пошёл ты в задницу! Мы сделали тебя!
Я сидела на ступеньках и смеялась.
И тут зазвонил телефон. (Мне его вернули, перед тем как я покинула базу).
— Сеньорита! Где ты?
— Привет, Цезарь, — ответила я сквозь смех. — Я возле домика… Тут… спящие красавцы, в количестве пяти штук. И спиртом пахнет…
— Малыш, дети со мной. Всё хорошо.
— Я уже поняла…
— А чего ты смеёшься?
— Да так… Просто хорошо, вот и смеюсь…
— Давай, дуй в замок, быстро! Ждём тебя!
— Уже лечу…
— Глава 12. Президент
— 12.1. Переговоры
— Временное прекращение военных действий? Как-то смущают меня ваши формулировки, господин Альварес. Может, всё-таки мир?
— До мира, уважаемые, нам ещё как до Луны и обратно.
Случилось то, чего Альварес так старался не допустить: "демоны" присоединились к Ордену. В ту же ночь посланный на базу Алекс привёл их всех с собой. Я приняла решение о расформировании отряда "демоны", и его члены теперь именовались достойными — кем они, по сути, и являлись. Места в замке уже не хватало, и их было решено разместить в заброшенной деревушке в его окрестностях: слишком далеко от себя я их держать не хотела, поскольку общение с ними мне предстояло каждодневное. Жильё там было хоть и ветхое, но привести его в мало-мальски божеский вид было возможно, чем бывшим "демонам" и предстояло заняться в свободное от обучения время — разумеется, им нужно было срочно навёрстывать упущенное, чтобы сравняться с нами. Быть достойным — это не значило лишь уметь отклонять пули и наносить удары невидимой волной, моментально регенерировать и исцелять раны других. Достойный — это ещё много чего.
Мы втроём — я, Оскар и Альварес — сидели в президентском кабинете. И.о. президента уже оправился после ранения, но чувствовал себя не лучшим образом, причём скорее в моральном плане, нежели в физическом. Затруднения по мужской части, которые он теперь испытывал, отнюдь не способствовали смягчению его нрава, а выражаясь простым языком, он был злой как чёрт. Нет, он не кричал и не брызгал слюной, но злоба его чувствовалась в каждом его движении и каждом слове. Он был не из тех, кто впадает в депрессию и распускает сопли, но в нашем случае, наверно, для всех было бы лучше, если бы он как раз являлся таким. Увы, к всеобщему несчастью, Альварес принадлежал к типу личности, которая, когда ей плохо, заставляет страдать и окружающих.
Чувствуя необходимость в переговорах, мы отправили "Авроре" официальное послание на имя и.о. президента Мигеля Альвареса, не особо надеясь на ответ, но неожиданно получили его: Альварес изъявил согласие сесть за стол переговоров. Что-то мне подсказывало, что миром здесь ещё не пахло, но такую возможность не следовало упускать.
То, что он предложил, было, однако, странным.
— Что вы подразумеваете под "временным прекращением военных действий"? Сколько оно продлится? Что может послужить причиной для их возобновления? Слишком туманные у вас формулировки, господин Альварес, — сказал Оскар.
Альварес восседал за президентским столом подобно сфинксу, наполняя пространство кабинета зловещими флюидами. Честное слово, паутина вблизи него просто корчилась в судорогах.
— Полагаю, "прекращение военных действий" означает именно "прекращение военных действий", и ничего иного, — ответил он. — А временное оно потому, что мы ещё не приняли окончательного решения по поводу дальнейших отношений с Орденом.
Я вздохнула.
— Мигель, давайте начистоту. Вы понимаете, что проигрываете. Не верю, что вы этого не осознаёте. Для чего нужно это упорство? Что и кому вы хотите доказать и чего этим добьётесь? Эта война бессмысленна. Да и не только эта — все войны вообще… Наилучшим решением было бы заключение мира — я так считаю.
Казалось, Альварес окончательно превратился в каменное изваяние, и вся жизнь замерла в нём, только губы шевелились, отвечая.
— Повторяю: мы ещё не приняли окончательного решения. О мире говорить рано, поэтому мы выступаем с предложением о временном прекращении военных действий. Если вас это не устраивает — ничего не могу поделать.
— Ну что ж, худой мир лучше доброй ссоры, — сказала я. — Хоть меня и сильно смущает эта формулировка, но ввиду отсутствия иных предложений придётся принять это.
— 12.2. Месяц
От Альвареса мы отправились в медицинский центр. В холле нас сразу остановили сотрудники особого отдела:
— Стойте. Вам сюда доступ запрещён.
— Спокойно, собратья, — улыбнулась я, кладя руку на плечо обратившегося к нам сотрудника. — Мы с дружеским визитом, и наши намерения абсолютно мирные.
Защита у хищников тоже имеется, хоть и не такая сильная, как у достойных — без "скорлупы", и толщина слоёв меньше. Лёгкое психоэнергетическое прикосновение оставило их в состоянии небольшого "зависания", и мы беспрепятственно прошли к палате Юли.
Хотя я была без диадемы и в форме "волков", дежуривший там сотрудник особого отдела сразу узнал меня. Он встал и сказал:
— Госпожа Великий Магистр, сюда вам нельзя. Прошу покинуть палату.
— Опять нельзя, — вздохнула я, используя тот же приём, каким я заставила "зависнуть" охрану в холле. — Почему ж нельзя-то, если мы пришли с миром и не причиним президенту никакого вреда?
Да и невозможно было уже, наверно, нанести ей больший вред, чем уже был нанесён. От того, что я увидела, сжалось горло.
Состояние Юли было близко к коме. Отвисшая нижняя челюсть, закатившиеся под верхние веки глаза. Я спросила у подошедшего врача, широкоплечего и высокого:
— Что с ней происходит?
Тот помялся и ответил, косясь на сотрудника особого отдела:
— Ну, возможно, вследствие поражения головного мозга…
Я повернулась к сотруднику и сказала:
— Друг мой, не могли бы вы оставить нас на пять минут?
С какой стати он, сотрудник особого отдела, должен был исполнять просьбы Великого Магистра Ордена? А с такой, что я ОЧЕНЬ УБЕДИТЕЛЬНО попросила. Я не нанесла ему вреда и не пробила защиту, только чуть-чуть затронула…
Он вышел.
— Итак, — сказала я, когда мы с врачом остались над Юлей вдвоём. — Что происходит? Только честно. Я чувствую, вам самому это не по душе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});