Начнем с того, что народная мудрость гласит нам, что страх Божий — основа премудрости, хотя это цитата из известного текста. Страх Божий — основа премудрости в прямом и буквальном смысле слова, а уж страх Божий — это вам не «воробушек пролетел рядом», это переживание и мощнейшее. В более мягком варианте в повседневности мы — граждане, обыватели, да и некоторые психологи — говорим, что где страх, там и спасение. Но, правда, другой остроумец, психотерапевт сказал, что где скука, там и спасение, и это на самом-то деле такая же сильная вещь, как и страх. При страхе хоть какая-то энергетика есть, а при скуке приходится прорываться весьма и весьма тяжело. Но, тем не менее, где страх. там и спасение.
В психологии, в повседневной жизни нам легко доступна широкая палитра подобных переживаний: от легкой невротической тревоги через параноидальную манию преследования с ее образами врага, конспирологией, алармизмом и т. д. — до действительно животного ужаса, с полной кататонической обездвиженностью, когда просто ничего не возможно, ни пальцем, ни мыслью пошевелить. Но дело не ограничивает психологией, конечно же. Большая широкая палитра этого рода переживаний предстает перед нами в политической реальности. Была в свое время, при застое, такая известная присказка анекдотического типа про Госстрах и госужас. Госстрах — это учреждение где страхуют взносы, а вот госужас — это то, что нас окружало или то, что нам казалось, что нас окружает, причем очень своеобразно. Согласно Максу Веберу, а он выражал мнение целой правовой школы, государство — это субъект легитимного насилия, узаконенного насилия, а насилие ужасно, оно внушает нам страх и опасения, причем всякое насилие вплоть до убийства в тех странах, где еще смертная казнь не отменена из гуманитарных соображений. Ну а теперь еще, помимо этого, мы знакомы не по слухам с сетевым рассеянным терроризмом, который тоже есть насилие, стремящееся легитимизироваться, то есть ищущее и, по крайней мере, риторически находящее все основания для оправдания. Впрочем, таковы все революции, которые во имя целесообразности вершат насилие. Собственно, первый большой, хорошо организованный террор, идеологически оправданный, мы знаем был во времена Великой французской революции. И это уже не просто случайное переживание, — кирпич чуть на голову не упал, трамвай чуть не наехал, под нож чуть не попал, и т. д. Это социально политическая среда, существующая законным, а потом и оправданным образом, с которой мы соотносимся с помощью и посредством такого рода переживания, оно как фон всегда присутствует. Сейчас вообще скорее обходят стороной стражей порядка у нас в стране, чем некоторых с виду весьма подозрительных граждан.
Но государство также является и субъектом изъятия денежных доходов в практике налогообложения и всякого рода конфискаций в некоторых прописанных в законе случаях. Плюс, нас окружает криминальный грабеж, крышевание и другие не такие уж мелкие радости, а потому изъятие, грабеж, наряду с насилием, также являются другой стороной того же самого присутствия комплекса страха в нашей жизни. Кроме того, государство является медийным манипулятором, распределителем секретности и гостайн, а в тоталитарном пределе — властью называть вещи правильными своими именами и даже быть субъектом политики истины. Это уже к насилию и изъятию плюс ложь и обман, которые вселяют во многих не меньше интонаций ужаса, чем вышеупомянутое.
И, наконец, последняя, четвертая интонация. Это интонация совращения, которая полярна посвящению. На примере наркотических пропаганд, алкогольных, и в том числе в сексо-порнографических, более или менее сейчас очевидно уже для многих, что есть политика затягивания в такие состояния, которые на традиционном языке вполне можно было бы интерпретировать в терминах совратительности.
Итак, насилие, грабеж, обман и совращение под знаменами легитимности — это теневой изнаночный фон повседневной общественной жизни, фон переживаемый, сознаваемый, так или иначе рационализируемый и технологизируемый. Так что это проявляется не только в индивидуальной повседневной жизни, но и в таких вот сильных, структурированных формах.
В корпоративном управлении, которое вышло за рамки промышленной корпорации и распространилось на общественное правление, на государственное и прочее, весьма популярна и даже авангардна в некотором роде проблематика рисков: управления рисками, перераспределения рисков и т. д. Риски осмысляются на гране известной нам и хорошо продуманной событийности (риск — это всегда риск какого-то события или ситуации) — событийности и схемы «вызова-ответа», точнее, «вызова-шанса». Про это я сейчас ничего говорить не буду, но интонационно это ровно та же самая реальность только немножко отдаленная от нас, гуманитариев, поскольку корпоративный мир, все-таки, достаточно автономен.
Но есть нечто «новенькое», на чем я хотел бы остановиться чуть более подробно. Это предложенное сторонниками трансгуманизма расширение темы «шока будущего», которую ввел в свое время Тоффлер. Речь идет именно о будущем в единственном числе, то есть о теме будущего как такового. И хотя там широкая палитра образов этого будущего нарисована, но все-таки мне важно, что это была именно недифференцированная номинация. Встреча с любым будущим всегда вызывает некие опасения. Те, кто занимается психологией управления и, в частности, корпоративного управления, долго упражнялись на тему, как бы сделать нашего человека более склонным к изменениям любого рода, то есть склонным к продвижению к будущему, как сделать так, чтобы он руководствовался образами будущего и так далее. Но господа трансгуманисты (а это одно из многочисленных международных движений за будущее человечества, но, грубо говоря, без человека, или во всяком случае не в том его виде, в котором мы его знаем) и, в частности, один из идеологов трансгуманизма, остроумный автор, господин Юдовский, расширил эту концепцию шока будущего, градуировав шоки и введя представление о том, что они не размытые и что есть разные уровни шоков. Дальше будет понятно, в каких целях. А что здесь «новенького»? В данном случае речь пойдет о состояниях вот этого ужаса, опасливости, риска и так далее в технически генерируемых и проектируемых системах. Это не природные катастрофы, которые сопровождают нас в течение всей нашей истории, это не социальные катастрофы, которые все-таки имеют отношение к естеству нашей повседневной жизни, это ожидаемая реакция на ожидаемое событие по схеме «если вот это, то — ууу!». А как справляться с этими ужасами — этому и посвящена сама по себе техника такого градуирования.
Уровень шока первый. Это обычный человек с улицы, более менее нормально воспринимающий какие-то приевшиеся технологии, но все еще реагирующий как-то не очень адекватно на вновь поступающие. Это нулевой градус. Побаиваемся просто трамвая, чтобы он нас не переехал или еще чего-нибудь, но это уже оестествленное присутствие результатов технического производства и технического творчества. Уровень шока первый — это уже теперь нам хорошо известная виртуальная реальность, возможное продолжение жизни до ста лет, которое нам обещают и так далее. Продвижение современных технологий, освещаемое некими авангардными технологическими журналами. Легко себя чувствуют на этом уровне любители новинок, ученые, технофилы, программисты. Есть определенный контингент людей, которые тут как рыба в воде, а для всех остальных это что-то весьма тяжелое.
Уровень шока второй. Физическое бессмертие, освоение других планет, радикальная генная инженерия, инопланетные культуры и т. д., что является нормальным для формата научно технической политики. Но когда сначала появляется очередная овечка Долли, а потом (и это уже реальность) гибрид поросенка с медузой, который по ночам испускает из себя фосфорицирующий свет, то тут как-то люди начинают немножко волноваться. А есть еще проект «Минотавр», который сейчас осуществляется в Великобритании и который нацелен на получение стволовых клеток из гибрида человека и коровы. Они, конечно же, клятвенно обещают, что больше двух недель этот гибрид жить не будет, что стволовые клетки будут извлекаться и их будет много на радость всем, поскольку не надо будет торговать биоматериалом каким-то и т. п. Но я вздрагиваю в таких случаях, а их все больше и больше. И это только второй уровень.
Уровень шока третий. Это нанотехнологии, усиление человеческого интеллекта, загрузки всякого рода типа матрицы, перестройка тела. На одной выставке современного искусства я увидел такое (почему-то это проходит по линии современного искусства), что даже слова для этого нет в искусствоведении. Короче говоря, это человек с выращенным и вживленным третьим ухом. Очень эстетично, то есть безумно красиво. С одной стороны — одно ухо, а с другой — два уха, и так они хорошо посажены. Причем это третье ухо работает не как приемник звука, а наоборот как репродуктор. И такого рода затей, проходящих под рубрикой современного искусства, а не технологий, хотя используются современные технологии и биотехнологии, в первую очередь, — такого рода затей очень много. Они тоже уже присутствуют.