моментально сделать вообще всё. Ты чувствовал себя с двумя крылами. Такие ангелы-хранители. Одна — добрая, другая — жесткая. Благодарёва и Басалова.
Рита меня соединила с Селезнёвым. Я говорю: «Так и так, они третьи или четвертые сутки меня в гостинице держат… Это что за неуважение к газете?» Он: «Жди, за тобой сейчас придут». Я полез в душ. Буквально через полчаса стук. Приходит помощник — капитан Филин. Говорит: «Вас ждет командующий». Я говорю: «Теперь командующий должен подождать». Оделся, привел себя в порядок, пришел к командующему. А там уже оперативная карта раскрыта, коньячок стоит, конфеты. Говорит: «По вашему поводу позвонил командующий погранвойсками КГБ СССР Матросов. Поэтому сегодня у вас рейс в город Керки. Это граница с Афганистаном. Откуда вы будете переправлены». Я говорю: «Обязательно нужно было, чтобы я звонил Геннадию Николаевичу Селезнёву?» Он говорит: «Ах, вот оно что… Ну, конечно, разве мог Матросов Селезнёву отказать?!» Я понял, что Геннадий Николаевич со всей этой своей интонацией властным людям хорошо знаком…
Я это тоже в нем всё оценил. А потом я еще оценил, что он был человеком какой-то чрезвычайно дружеской, товарищеской нежности. Вот недавно была годовщина смерти Зои Ерошок (интервью, повторяю, состоялось в ноябре 2019 года. — Т. К.)… И «Комсомольская правда», и потом наша редакция «Новой газеты» дружили и с ней, и с ее папой. Валентин Поликарпович Ерошок всегда был гостем всех редакций, привозил по-отечески всем нам рыбу. Он был председателем рыбколхоза в Темрюке. И вот в одной из маленьких квартирок в Отрадном, которые получили некогда несколько сотрудников «Комсомолки», в Зойкиной однушке, которая была размером, как кухонька, за столом с папой, который делал прозрачную уху, тушил привезенную рыбу, разделывал судака икряного, привезенного из Темрюка, Зоя собирала гостей. И всегда приезжал Геннадий Николаевич Селезнёв.
Потом мы уже ушли из «Комсомолки», а он уже ушел из «Учительской газеты», и уже даже ушел из «Правды», был спикером парламента, но, когда приезжал папа, звонила ему Зоя и говорила: «Геннадий Николаевич, папа приезжает». «Ну, давай сегодня вечером», — говорил Селезнёв. И не было случая, чтобы он пропустил наши дружеские посиделки. Уже прошли все оставшиеся в истории собрания, когда ушла из «Комсомолки» значительная часть коллектива, а многие остались, но Володя Сунгоркин тоже всегда сидел за этим столом. Зойка ему звонила и говорила: «Суня, приехал папа!» Он говорил: «Есть, Зоя!» И в любую секунду приезжал. Сколько же нас там помещалось! Кушнерёв, Селезнёв, Сунгоркин, я, Зоя, Ядя Юферова, Боднарук бывал. С Инной Павловной Руденко мы в других местах собирались…
Потом, когда Геннадий Николаевич был уже председателем Госдумы, я брал у него интервью.
Самая большая проблема в том, чему я не научился у Селезнёва. Я не научился строгой выдержке, не научился тому, что каждое произнесенное слово имеет огромный удельный вес, за каждым словом стоит смысл. Я всё равно стараюсь всё формулировать на бегу. У меня проявляется избыточная пассионарность, а у него она была настоящая. Я это просто отлично понимаю. Я за это очень люблю Селезнёва. За его упрямство, за его упертость.
И самое главное — Селезнёв был одним из самых последних главных редакторов, у которого были ценности. Личные ценности. Он был убежденным в своих идеалах человеком. Если хочешь, можно сказать так: в коммунистических идеалах. Но если бы все коммунисты были такими, как Селезнёв, коммунизм был бы не так и плох.
Когда он уходил в «Учительскую газету», Акрам Каюмович Муртазаев придумал гениальный плакат, с которым мы то ли собирались, то ли всё-таки вышли на улицу. На плакате должно было быть написано: «Коммунизм в наших Генах!» (в Селезнёве и в Зюганове). Вот у Селезнёва в генах были ценности, была мораль, какая-то врожденная огромная влиятельность. Кстати, этим он был очень похож на Зоиного отца. Когда они сидели за столом, два таких очень серьезных, вдумчивых и немногословных человека, мне было удивительно интересно за ними наблюдать. Валентин Поликарпыч — военное поколение, Поликарпыч — жив-здоров, ему больше девяноста. Он участник войны, успел повоевать на катерах на Черном и Азовском море совсем мальчишкой. Он казак азовский. Геннадий Николаевич — послевоенное, самое первое поколение. Что-то такое было в них от победителей.
— Часто тебе после вашего ухода — ухода значительной части сотрудников «Комсомолки», которые создали «Новую газету», — случалось с Селезнёвым пересекаться?
— Да. Я брал у него интервью, мы встречались у Зои Ерошок, сидели за дружескими столами. Геннадий Николаевич звонил несколько раз, хвалил за газету.
— Не сравнивал «Новую» с «Комсомолкой»?
— Нет. Конечно, он — небожитель. Небожители не расчесывают себе ревность, тщеславие или чужую склонность к лести. Они говорят свои весомые могучие слова.
Часть седьмая. Опять за парту: «Учительская газета»
Глава 1
Штыки от нового коллектива
Перейдя на работу в «Учительскую газету», Селезнёв ощутил, что попал совсем в другую атмосферу.
Дело даже не в том, что там Геннадия Николаевича, по словам журналиста Петра Положевца, «не приняли».
— Его любили в «Комсомолке» — его улыбку, его всегда спокойный тон, — вспоминает Петр Григорьевич Положевец. — Казалось, его ничто не может вывести из себя. Селезнёв был открытым и искренним. Всё, что хотел сказать, говорил. Он доверял мнению большинства. «Комсомольская правда» в те перестроечные годы в самом деле была самым лучшим, самым востребованным изданием. Тираж — около 20 миллионов. Мешки писем каждую неделю. Резолюции — хоть и не частые — высших начальников на публикациях: «рассмотреть», «принять меры»… В «Учительской газете» его не любили. По крайней мере, поначалу… Коллектив принял его в штыки. Но ему удалось, хотя и с трудом, переломить ситуацию.
Это была третья газета Селезнёва. И ведь нигде его с распростертыми объятиями поначалу не ждали. А потом всё складывалось отлично. Геннадий Николаевич был уверен, что и тут, в педагогическом издании, его поймут.
Селезнёва поначалу в «Учительской газете» действительно не приняли. Реальная закавыка пряталась в том, что до «УГ» Геннадий Николаевич работал в общеполитических изданиях, а его перевели в отраслевую, профессиональную газету. Вот почему ему поначалу не доверяли, вот в чем заключалась для него истинная трудность.
В Советском Союзе было немало специализированных газет и журналов: солидные партийно-отраслевые «Социалистическая индустрия», «Сельская жизнь», «Красная звезда», сугубо профессиональные «Медицинская газета», «Учительская газета», «Строительная газета», «Советская торговля», «Лесная промышленность» и т. п. В каждом из этих изданий был особый редакционный коллектив, хорошо знавший специфику читательской аудитории.
Пожалуй, в «Строительной» или в «Социндуске» (журналистский жаргон) нашему бывшему главному