Кэролайн действительно развелась с Чейзом. Все было сделано тихо, безо всякой желчности и, должен признать, с большей элегантностью, чем я мог ожидать от Эрика. Он недолго оставался один. Через полтора года он уже женился на дочери невероятно богатого промышленника из Чешира, некоей Кристине. Они значительно лучше подходили друг другу, чем с Кэролайн. Во-первых, она разделяла честолюбие Эрика и преследовала его цели не менее страстно, чем если бы они были ее собственными. И очень скоро, конечно же, переняла их полностью. Мне как-то случилось встретить их обоих в Аскоте вскоре после свадьбы, и, должен сказать, она мне понравилась. Кристина была полна энергии, и во многих смыслах с ней было значительно проще поладить, чем с Кэролайн, хотя она уже и заразилась от Эрика его нелепыми взглядами. Помню, она сказала что-то про «наших людей», имея в виду, как я понимаю, некое эксклюзивное сообщество, к которому они принадлежали. Для Эрика это была, наверное, просто манна небесная, ведь все время его первого брака ему ежедневно напоминали, что существует круг избранных, к которому ему никогда не суждено принадлежать.
Он раздраженно рыкнул на меня в знак приветствия, но я не обиделся ни капли. Я к тому времени уже простил Эрика за былые оскорбления, да и вообще, взрослея, приобретаешь некоторую свободу и уже не обязан не любить людей только за то, что они не любят тебя. В конце концов, у него было на то некоторое право, леди Акфильд не делала секрета из того, насколько ей неприятна его компания, и довольно умышленно, мне кажется, использовала меня, чтобы это продемонстрировать.
– Ты с ними со всеми, наверное, еще видишься? – спросил он, когда его жена закончила обсуждать их новую кухню от «Поггенполь».
Я кивнул:
– У нас теперь ребенок, так что немного реже, чем раньше. Но да, я с ними вижусь.
– И как, нашей дорогой Эдит нравится ее работа? – Было несложно понять, почему он с таким раздражением говорил о той, что еще держалась в седле, из которого он давно вылетел.
– По-моему, да.
– Держу пари. А как поживает дорогая Гуджи? – Он прошипел это имя сквозь зубы, и я вспомнил, с какой неприязнью произносила это же самое имя Эдит – незадолго до того, как вернулась в семью. Но для нее-то это имя теперь снова стало не более, чем именем. – Хотел бы я знать, что моя дорогая экс-теща думает о последних событиях.
– О, я бы сказал, что она вполне довольна, так или иначе, – сказал я так, будто действительно думал, что его это может волновать, мы кивнули друг другу и разошлись.
Пока я шел к Аделе, чтобы вместе с Луизой отправиться пить чай на королевскую трибуну, я еще раз прокрутил в памяти свои слова и пришел к заключению, что не сказал ничего, кроме правды. Конечно, появление детей все изменило. Если у вас двое детей до четырех лет, то вы будете уставать до изнеможения, но скучать вам точно не придется, особенно учитывая, что Эдит, ошеломив свекровь, не стала нанимать правильную, норлендскую няню, и за детьми присматривали по очереди несколько разных нянь из Австралии и Португалии. Очаровательные девушки, все до единой (или почти все), но ни одна из них не обладала той силой характера, что позволила бы ей объявить детскую своими владениями и устанавливать там свои порядки. Я счел это мудрым решением и с удовольствием отметил, что Чарльз тоже так думал.
Но вот что обо всем этом думала леди Акфильд… Нужно слишком пристально следить за чужой жизнью, чтобы узнавать ответы на такие вопросы, уж точно значительно пристальнее, чем я. Как я и предвидел, после возвращения Эдит мы уже не были такими друзьями, как раньше. Хотя я и не оставил надежду когда-нибудь вернуть себе положение Придворного фаворита. Бедная женщина, она позволила себе помечтать в отсутствие невестки, и воображаемая жизнь, где она представляла будущей хозяйкой своего дома Клариссу или кого-то из ее товарок, подарила ей прекрасные надежды, которым не суждено было сбыться. По иронии судьбы, ее мечты не были так уж далеки от фантазий презираемой ею миссис Лэвери. Леди Акфильд тоже видела себя дорогам другом семьи своей невестки. И две бабушки могли бы ужинать вместе, а потом, например, посетить какую-нибудь выставку… Так что ей нелегко было смириться с возвращением Эдит, и не в последнюю очередь потому, что пока та пропадала неизвестно где, маркиза позволила себе редчайшую поблажку – признаться самой себе, что она чувствует. Хуже того – она доверила эту тайну не только себе и мужу, что и так было бы уже слишком, но и мне, не имеющему к семье никакого отношения. Этим она дала мне в руки оружие, и леди Акфильд это понимала. Отныне каждый раз произнося «наша дорогая Эдит», она рисковала, что я могу взглянуть ей в глаза и выдать ее самой себе. Я не собирался делать ничего подобного, но сама подобная угроза значительно охладила наши отношения. Я сожалел об этом, да и сейчас сожалею, но делать с этим было нечего. Между тем мы с Аделой гостили в Бротон-Холле довольно регулярно.
Помню, как-то леди Акфильд дала немного воли своим чувствам. Бротоны устраивали званый ужин, и гости разбрелись по семейной и Красной Гостиной. Эдит была в центре довольно большой группы обожателей – вы ведь понимаете, очень многим приходилось теперь серьезно восстанавливать свои позиции после того, как они отвернулись от Эдит во время ее изгнания. Кто-то может подумать, что те, кто остался ей верен в пору невзгод – Аннет Уотсон, например, – будут вознаграждены дождем приглашений, но не думаю, чтобы так оно и было. Как бы там ни было, в тот вечер, окруженная этой небольшой толпой, Эдит сделала какое-то замечание, уж не помню, о чем именно, и в ответ раздался взрыв льстивого хохота. Я стоял в стороне с чашкой кофе, так что некому было нас подслушивать, когда леди Акфильд подошла и встала рядом.
– Эдит в зените славы, – сказала она.
Я кивнул. Но она не остановилась на этом.
– Победительница и ее добыча.
– Эдит – победительница? – спросил я.
– А разве нет?
– Не знаю, – я пожал плечами. Наверное, я пытался пофилософствовать, но, как это обычно случается, в результате оказался далек от истины.
– Конечно, она – победительница, – сказала леди Акфильд, и это была правда. – Вы победили.
А вот это уже было неприятно. Про Эдит она была права, тут я согласен – но не про меня. Если уж на то пошло, я все время сочувствовал Акфильдам во время битвы за душу Чарльза, и она это знала.
– Я тут ни при чем, – твердо сказал я. – Вы просили не помогать ей, и я не стал. Ваша собственная дочь это устроила, не я. А все дело в том, что Чарльз хотел, чтобы она вернулась. Voila tout[52]. Он-то знает, что для него лучше, я думаю.
Леди Акфильд рассмеялась: