получит Борьку обратно ещё и потому, что да, пользуюсь моментом вывести его из-под удара.
— Товарищ маршал, — при чужих Борис обращается ко мне по званию, — если они пообещают…
— Они уже обещали и нарушили, так? Так. Значит, цена их обещаниям ноль.
Шиманский командует польскими штурмовыми группами, в настоящее время серьёзно вклинившимися в пылающий город. А чего им не воевать? Господство в воздухе мы обеспечили, гаубичной артиллерией управляет Яшка, который сейчас в небе над польской столицей. Серьёзные редуты разносятся «катюшами» и крупнокалиберной артиллерией, выводимой на прямую наводку.
Ещё две польские дивизии, сформированные из интернированных польских военных, проходят обучение и слаживание в учебном центре под Минском. Берия согласился отправить их на фронт мгновенно. Поучаствовать в освобождении Варшавы они не успеют, но ничего. Что-нибудь вкусное я им оставлю. Да и от Германии они не откажутся.
Борька нажаловался мне, что поляки, с которыми его послали, плевать хотели на его указания. Там поставить НП, туда протянуть телефон. Или не делали, или делали спустя рукава и с опозданием.
— Указания моего корректировщика вы не выполняли. Из-за этого эффективность его работы снизилась почти до нуля. Зачем он вам, если вы работать с ним не хотите.
Работать-то он мог. Но для этого Борьке надо было выдвигаться на самый передовой рубеж, а это я ему строго-настрого запретил.
— Карта есть? Есть. Вот по ней и работай. А на передовой пущай поляки наблюдают. Это Варшава, польский город, а не наш Минск.
— Дайте корректировщиков-поляков, — мрачно бубнит Шиманский.
— В моей армии поляков нет… хотя нет, одного знаю. Генерал-полковник Рокоссовский, командующий Украинским фронтом. Его хотите?
Выгоняю его со словами:
— Повоюйте без корректировщика. Когда ваши потери вырастут раза в полтора, я подробно расскажу вашим солдатам, кому за это спасибо надо сказать. Всё, иди отсюда!
Конечно, не одни поляки штурмуют город. С северо-востока вгрызается 10-ая армия. Но они работают примитивно, тупо сносят всё авиаударами, артиллерией и «катюшами». Здание крепко обороняется? Сбрасываем ФАБ-100 или ФАБ-200. Трудно попасть сверху? «Катюши» — на прямую наводку. Любое здание превращается в обгорелое решето. Так города брать можно. Так и будем брать. Это же не наши города, чего нам их жалеть.
Распределились именно так, чтобы оставить более целыми самые красивые улицы, где больше всего памятников архитектуры и культуры. Они полякам родные, пусть они о них и заботятся.
Арсеньевич мне набурчал одну историю, которую где-то прочёл. Когда в той истории наши войска входили в Чехословакию, местные приходили и слёзно просили наше командование не применять артиллерию по каким-то очень историческим церквям, колокольням и прочему. И наше командование, с-сука, шло навстречу. Естественно, неся завышенные потери личного состава. И как нас потом отблагодарили чехи? Все знают, как. В той истории. С поляками была такая же фигня. Только со мной это не прокатит. Хотите сохранить свои святыни? Беритесь за оружие и бейте немцев в спину. А я покупать сохранность ваших памятников культуры жизнями советских бойцов не буду.
Полякам помогает не только наша артиллерия. Пехота и танки тоже. Но со второй линии. Очередное укреплённое здание берётся под прицел. На каждое окно не меньше одного снайпера-стрелка. Не высунешься. К зданию подбираются польские солдаты, закидывают в окна гранаты, тут же влезают сами. Используется всё, что под руку подвернётся. Кучи мусора, ящики, лестницы. Затем сообразили и стали делать трапы.
Мне надо решить одну стратегическую задачу. Разработать тактику и методику городских боёв. Обучить войска. Им массу городов придётся брать, нужны навыки.
3 февраля, вторник, время 09:10.
Северо-восточная окраина Варшавы.
— Ты гляди-ка! Как блохи скачут! — восхищается вполне искренне, а не ради похвальбы генерал-лейтенант Ляпин (Пётр Иванович).
Когда нечто делается на глазах высокого начальства, подчинённые непроизвольно начинают стараться прыгнуть выше головы. Кто-то наоборот зажимается, но настолько пугливых среди опытных и обстрелянных красноармейцев нет.
— Первый раз вижу, чтобы на третий этаж запрыгивали, — поддерживает своего начштаба Голубев. Пока он генерал-лейтенант, но за Варшаву звёздочка ему прилетит.
Не то, чтобы так уж запрыгивали. Это на первый этаж шест, который несут трое, буквально забрасывает лидера в оконный проём. Он туда проваливается, как в колодец, влетает ногами вперёд. Бросает шест, группируется и опускается на ноги. Ну, ладно, на четвереньки. Но пока вроде… а чего я гадать буду?
— Никто рук-ног не ломал?
— Ушибы и вывихи были, — честно говорит Пётр Иванович. — Потом самые ловкие стали учить остальных, подстраховывать.
— Ещё пусть учатся гранаты забрасывать, — озвучиваю высочайшее маршальское пожелание. — Наберите камней, железок, тех же гранат неисправных, если есть, и вперёд — пусть кидают в окна до изнеможения. И сразу начинайте тактические игры, параллельно в разных зданиях. С использованием холостых патронов. Вместо гранат… по-хорошему надо сделать заказ на пиротехнические изделия, взрыв-пакеты или петарды. Если успеем заказать и подвести, то будем их применять в обучении.
Толпа командиров и генералов внимательно слушают. Всех, до кого дотянулся, собрал. Дело важное.
— Тактические игры делать двусторонними. Одно подразделение обороняется, второе нападает. Зону учений оцепить, посторонних не допускать.
— Базовая единица штурмовых подразделений — отделение. Не меньше одного, можно двух, пулемётчиков и снайперов, гранатомётчика, — этот тот, кто гранаты ловчее всех кидает, — остальные стрелки. Особые группы могут снабжаться рацией. Это те, в составе которых есть корректировщики артогня.
— Штурмовым группам рекомендуется действовать автономно, поэтому боезапас и продукты брать с собой по максимуму. Через два дня посмотрю на ваши показательные учения.
— Слишком малый срок, Дмитрий Григорич, — Голубев только головой качает на мои хотелки.
— Знаю. Всё равно будет масса упущений. Чем раньше поправим, тем лучше.
Оборачиваюсь к группе киношников.
— Всё сняли?
Выясняется, что всё, но они захотели ещё раз с близкого расстояния. Сделали ещё три дубля, и хочется ещё.
— Товарищи киношники, вы хуже немцев. Ребята уже с ног валятся, а вам всё мало. На следующий день приходите.
Так и знал, что обернётся именно так. Очень многие краёв видеть не умеют, своё гнут, а как и чем другим платить приходится, даже думать не желают. Ещё один-два дубля и начнутся травмы от усталости.
— Вы сильно-то у них на поводу не идите, — это я Голубеву. — Миссия их очень важна, но берега тоже чувствовать надо.
3 февраля, вторник, время 11:05.
Восточная часть Варшавы, бронепоезд «Геката».
— Ого! Данунах! — снова перечитываю шифрограмму. Нет,