поругалась с тобой той ночью на вечеринке. Это была… это не твоя вина.
Уголок его губ дернулся.
– Я думал, ты ничего не помнишь.
– Я помню, как кричала на тебя, – соврала она. И решила построить историю вокруг лжи. – Мне не стоило говорить тебе все это.
– Возможно, – он пожал плечами. – Я знаю, что могу быть эгоистом, Эм. Может, это из-за того, что я единственный ребенок в семье.
Ей всегда казалось страшно хладнокровным вот так игнорировать существование своих братьев и сестер, пусть они и не росли вместе.
Он продолжил:
– Я могу сказать, что постараюсь стать лучше, но и в этом ты права. Скорее всего, я не смогу. Может, мне стоит принять себя таким, какой я есть? Тебе, кажется, удалось.
Эмили услышала далекое эхо воспоминаний. Они стояли у бассейна Нардо. Она кричала Клэю, что он всегда обещает стать лучше, но никогда ничего не делает. Он просто снова и снова совершает одни и те же ошибки и ждет, что изменятся люди вокруг.
Он добавил:
– Но, по крайней мере, я не такой плохой, как Блейк, да?
Эмили не знала, что ответить. Он говорил о том, что Блейк сделал вчера, или о Блейке в общем? Потому что подходило и то, и другое. Вчера он повел себя как мразь. Но, как и Клэй, он не изменится. Эго не позволит ему признать, что он совершил ошибку.
– Ты должна знать, – сказал Клэй. – Блейк говорит всем, что ты сидишь на наркотиках и постоянно тусуешься.
Эмили сделала глубокий вдох и задержала дыхание. Эта новость ее не удивила. Блейк иногда достигал таких высот жестокости, которые невозможно было понять. Об этом и говорил Джек этим утром. Нардо был просто злым. Клэй скучал. Но если Блейк считал тебя врагом, он всерьез считал тебя врагом. Не говоря уже о Рики, которая была и Злой Ведьмой, и ее летающими обезьянами.
– Нардо сказал мне… он рассказал, что Джек… Сыр был на вечеринке.
Клэй повернулся к ней. Его светло-голубые глаза стали почти прозрачными на солнце. Она видела светлый пушок под его подбородком. Он был невероятно красив, но Эмили больше не испытывала такого возбуждения, как раньше.
– Вы все были обдолбанные.
Эмили никогда не утверждала обратного, но понятия не имела, из-за чего его голос вдруг зазвучал сердито.
– Вы были просто убитые, – продолжил Клэй. – Ты толком не помнишь, как добралась домой. Да ты даже была не в курсе, пока твоя бабушка тебе не рассказала.
– Так? – отозвалась она, не понимая, к чему он все это говорит.
– Я к тому, что технически Блейк не так далек от истины. – Клэй посмотрел вниз, на то, как его кроссовок роет носком землю. – Ты употребляешь наркотики. Ты ходишь на вечеринки. Ты сыграла в эту игру. Теперь тебе нужно смириться с поражением. Сохрани хоть какое-то достоинство.
Единственное, что до сих пор удивляло Эмили, – это тот шок, который она испытывала каждый раз. Они все отвернулись от нее в абсолютно одинаковой манере – сначала Дин, потом Рики, потом Блейк, потом Нардо, а теперь Клэй. Они действовали по одному сценарию. Дружелюбие. Услужливость. Гнев. Презрение.
Клэй поднялся. Его руки оставались в карманах.
– Больше не разговаривай со мной, Эмили.
Она тоже встала.
– Зачем мне говорить с тобой, если все, на что ты способен, – это ложь?
Он схватил ее за руки. Притянул к себе. Она напряглась, ожидая угроз или предостережений – чего угодно, кроме того, что он на самом деле сделал.
Клэй поцеловал ее.
Она почувствовала вкус никотина и несвежего пива. Его грубая кожа коснулась ее щек. Его язык исследовал ее рот. Их тела были практически прижаты друг к другу. Это был первый настоящий поцелуй Эмили. По крайней мере, первый, который она помнила.
И она не почувствовала ничего.
Клэй оттолкнул ее. Вытер рот тыльной стороной ладони.
– До свидания, Эмили.
Она смотрела, как он уходит. Он сгорбился. Его ноги шаркали по гравию.
Эмили дотронулась пальцами до своего рта. Осторожно коснулась губ. Она ожидала, что во время поцелуя почувствует… что-то. Но ничего не шевельнулось у нее внутри. Сердце не дрогнуло. Она испытывала такое же пассивное равнодушие, как два года назад, когда пьяный Блейк пытался поцеловать ее в переулке.
Она смотрела, как Клэй сворачивает за угол. Он все еще не расправил плечи. Он выглядел так, будто виноват в чем-то, только непонятно – в чем.
Она почувствовала смех, рвущийся наружу из самых глубин. Если бы только она могла вернуть себе все то время, которое за последние десять лет потратила на то, чтобы одержимо вникать в нюансы чувств Клэйтона Морроу…
Эмили закопала ногой яму, которую он оставил в гравии. Взглянула на дом. Случайно заметила своего отца, идущего обратно в спальню. Он был на балконе, выходившем на сарай и сад. Она понятия не имела, как долго он стоял там и что видел. Она следила за его передвижениями через окно. Он подошел к буфету и налил себе выпить.
Эмили опустила глаза. Сама того не осознавая, она снова положила руку на живот. Она думала, что осталась посреди всего этого ужаса совсем одна, но кое-кто еще был рядом с ней на этом мучительном пути. Или, если быть точнее, внутри нее. Она не испытывала никакой привязанности к скоплению клеток, но чувствовала ответственность. Именно об этом Мелоди писала в своем письме:
Твоя странность – это просто ЛЮБОВЬ и ОТКРЫТОСТЬ ко всем людям.
Эмили не испытывала любви к этим клеткам – пока нет, – но она решила открыться навстречу новому. Клэй не совсем ошибался, когда намекнул, что беременность – это ее проблема. Ей теперь жить с этим до конца своих дней. Она снова села на скамейку. Взглянула на жухлый сад.
Она прочистила горло.
– Я буду…
У нее сорвался голос.
Эмили по-прежнему чувствовала себя странно, разговаривая вслух в полном одиночестве, но ей нужно было услышать это слова не меньше, чем произнести их. На самом деле это был список желаний – перечисление тех бесценных вещей, которые она потеряла за этот короткий промежуток в несколько дней. А еще это было обещание вернуть потерянное и целиком отдать своему будущему ребенку.
Она снова прочистила горло. В этот раз она произнесла свой обет легко и громко, потому что это было действительно важно.
– Я буду защищать тебя. Никто никогда не причинит тебе боль. Ты всегда будешь в безопасности.
Впервые за много дней Эмили почувствовала, как напряжение уходит из ее тела.
Она услышала, как позади нее