Иосифа, пришедшийся на 1908 год. Оба, однако, продемонстрировали, насколько некрепок цемент, соединяющий части империи воедино[484].
Наследник престола Рудольф тяготел одновременно к либерализму и социализму. Критически относясь к консерватизму отца, он под псевдонимом писал гневные письма в газеты. Чтобы отвлечь его от политики и держать подальше от борделей, в 1883 г. Франц Иосиф и поручил Рудольфу редактирование грандиозного труда «Австро-Венгерская монархия в описаниях и иллюстрациях» (Die österreichischungarische Monarchie in Wort und Bild), первый том которого увидел свет в 1886 г. Общий объем этой работы, издававшейся в течение 16 лет, составил 24 тома. Они были опубликованы 397 выпусками, печатавшимися раз в две недели, и общим счетом вместили более 12 000 страниц и 4500 иллюстраций — результат работы около 430 авторов. Одновременно с немецким оригиналом выходило параллельное венгероязычное издание, но из-за объединения некоторых разделов в нем в итоге остался всего 21 том. Издание продолжилось и после самоубийства Рудольфа (1889): обязанности редактора номинально перешли к его вдове, принцессе Стефании Бельгийской, которая, помимо этого, вошла в историю как обладательница патента на сервировочный столик с колесиками и возможностью подогрева блюд[485].
Весь многотомник был организован по территориальному принципу, начиная с Вены и Нижней Австрии и заканчивая Хорватией. Каждый том описывал географию, флору, фауну, этнографию, культуру и историю одной провинции вперемешку с трескучими восхвалениями императора и преимуществ имперского правления. Вот, например, из тома об Австрийской Силезии: «Благодаря мудрому правлению нашего императора, принесшего нам мир, наша маленькая земля под сенью его крыл расцвела как никогда прежде… и теперь стоит в первом ряду коронных земель нашей общей отчизны». Все это вполне отвечало задаче Рудольфа, которая целиком восходила к Хормайру: «Чтобы народы этих земель любили, уважали и поддерживали друг друга, узнавая друг о друге из этого труда; чтобы они задумывались, как честно послужить престолу и отечеству»[486].
Контроль над составлением шести томов, посвященных Венгрии, истребовало венгерское правительство, и их некритично отредактировал романист Мор Йокаи. Его статья о венгерской столице рисует ее центром развлечений, оставляя без внимания экономические контрасты, из-за которых Будапешт одновременно имел репутацию «Чикаго на Балканах» и «Голодного города», как назвал его в заглавии своего романа писатель Ференц Мольнар (Az éhes város, 1901). Еще более показательно то, что венгерские тома нарочито приуменьшали роль национальных меньшинств, уделив малозначительной мадьяроязычной этногруппе палоцев, живущей на севере Венгрии, столько же места, сколько и миллионам румын Баната и Трансильвании. Статьи о венгерских евреях вдобавок содержали антисемитские отступления; из немецкой версии издания их вымарали[487].
Цислейтанские тома составлялись под руководством ученых родом из тех провинций, о которых шла речь. По большей части учившиеся в Вене, они уделяли много внимания экзотическому и непривычному. Например, в Галиции отцы кладут детям под подушку чеснок, а повитухи трижды плюют на новорожденного, чтобы защитить его от сглаза; у южных славян поныне в обычае похищение невест и кровная месть; словенцы в Штирии носят деревянные сабо и т. д. Вместо того чтобы способствовать взаимопониманию народов габсбургской империи, этот огромный труд давал обратный эффект, подчеркивая резкие культурные различия и разные степени отсталости, сохранявшейся несмотря на благотворное имперское правление.
Намеченные на 1898 год торжества по случаю 50-летия правления Франца Иосифа пришлось свернуть из-за гибели императрицы, поэтому 60-летний юбилей было решено отмечать с невиданным размахом. Два шествия в честь императора должны были пройти по центру Вены. Первое представляло картины из истории династии Габсбургов, второе было призвано продемонстрировать преданность народов империи, как бы оживляя многотомный «Труд кронпринца». Династия, нация и империя должны были слиться в общей клятве верности престарелому монарху.
Трудности возникли с первых шагов. Венгерское правительство отказалось участвовать в торжествах на том основании, что королевский трон Венгрии Франц Иосиф занял не в 1848-м, а в 1867 г. Чехи тоже не проявляли энтузиазма, так как незадолго до этого венские власти запретили в городе показ «Гамлета» на чешском языке. Да и сам выбор исторических эпизодов вызвал бурные споры. Организаторы задумали открыть шествие фигурой Рудольфа Габсбурга, но для чехов прославлять Рудольфа, победившего короля Отакара, было неприемлемо, и они окончательно отказались от участия. Сцена, изображающая победу Радецкого над повстанцами Ломбардии, в свою очередь, вызвала бойкот со стороны итальянцев. Хорваты тоже едва не ушли, узнав, что в картине, посвященной 1848 г., им отведена роль мародеров. Программу пришлось переделывать в последнюю минуту[488].
Чтобы восполнить отсутствие венгров, чехов и итальянцев, парад народов было решено сделать как можно более многочисленным. Около 8000 человек прошагали по Рингштрассе мимо императора, который три часа стоял под огромным балдахином в виде короны Рудольфа II. Для юбилейного парада были разработаны особые национальные костюмы, которые зачастую имели мало общего с тем, что на самом деле носили люди, хотя группу, представлявшую Вену, возглавляли господа в цилиндрах и фраках. Следом шагали, согласно описанию очевидца, «штирийцы в лоденских сюртуках и шляпах с зелеными лентами, южнотирольские стрелки в серых жакетах, русины и несколько польских евреев в кафтанах и бархатных кипах». Заметной особенностью парада было непропорционально большое число участников из беднейших областей империи. Бедняки из Буковины, Далмации и Галиции тысячами ехали поучаствовать в параде за жалкую плату, причем многие были одеты практически в лохмотья. «Деревенская простота как зрелище для горожан» — таков был вердикт ведущей социалистической газеты[489].
В целом юбилейные торжества современники оценили как успешные: 300 000 зрителей, выстроившихся вдоль Рингштрассе, ни одного серьезного инцидента и «очевидно растроганный» император. Но, писала либеральная газета Neue Freie Presse, парадом все и ограничилось, и какофония разноязычной речи его участников только подчеркивала их взаимное непонимание. Кроме языкового барьера слишком бросался в глаза и резко разнившийся уровень развития народов. Иные наблюдатели испытали потрясение от вида неотесанных представителей беднейших краев империи, которые, как отмечал один репортер, пугали детей своими обветренными и безобразными лицами. Архитектору Адольфу Лоосу показалось, что он стал свидетелем нашествия варварских племен из Средневековья[490].
Юбилей (при всем одобрении, которое он получил) стал двойным провалом. Мало того, что пересказ габсбургской истории вызвал бойкот со стороны чехов, венгров и итальянцев, парад народов тоже лишь подчеркнул различия, разобщенность и культурную иерархию. Известно, что после шествия в парке Пратер, где находился лагерь участников, начались ссоры и драки между национальными делегациями[491]. И все же, двигаясь мимо императорской трибуны, выстроенной у стен Хофбурга, шествующие приветствовали монарха. В конечном итоге лишь его фигура могла быть предметом их верности.
Император старился вместе со своим царствованием. К 1870 г. волосы