sincero. Напротив, не позднее 1800 г. во многих романских и всех германских языках слово honesty стало означать почти исключительно "искренний, честный, говорящий правду, надежный в деловых отношениях"⁴.
Честность теперь означает честность.
Если вы еще можете выдержать подобные доказательства, обратите внимание на то, что переводы Нового Завета тоже фиксируют изменения, хотя и неравномерно. Во многих последних переводах притчи о неправедном управляющем на английский язык слово "честный" употребляется в значении "честный, простой". Так, в Новой Пересмотренной Стандартной Версии (1989 г.) притча Луки 16:8 звучит так: "И хозяин похвалил нечестного управляющего". В Новой английской Библии (1961 г.) есть слова "И хозяин похвалил нечестного управляющего". В Новой международной версии (1973-1984 гг.): "Хозяин похвалил нечестного управляющего". Так же в Веймутском переводе и во Всемирной английской Библии. Но в оригинале греческое слово adikias, буквально "несправедливый". В Новом американском стандарте (1960-1995 гг.), версии Дарби и [старом] буквальном переводе Янга используется слово "неправедный", а в переводах Дуэй-Реймса и Вебстера - полностью греческое слово "несправедливый". (Основная английская Библия обходится простым "false").
Однако в эпоху, когда английское слово "honest" означало "высокопоставленный", слово "честный" никогда не употреблялось в современном значении "честный". Так, в версии короля Якова (1611 г.) в Евангелии от Луки 16:8 говорится о "нечестном", а не о "бесчестном" управителе. (С другой стороны, всего лишь семь случаев употребления слова "честный" в версии Иакова, все в Новом Завете, означают "праведный" [греч. dikos - справедливый] в смысле следования закону Моисея или Иисуса, а не высокопоставленный или даже аристократический).
Не случайно, как утверждает Диармайд Маккалох, в латинской версии Вульгаты слово justitia, как в Римлянам 1:17, используется для обозначения того, что в Библии Лютера переводится (с греческого, где это слово звучит как dikaios) как Gerechtigkeit, праведность (в английском языке вы видите однокоренные слова с recht - "правильный" или "вертикальный"). Латинское Justitia, однако, на самом деле означало нечто, сделанное вертикально, как производное слово в полиграфии - "оправдывать", в смысле делать правое поле печатной книги ровным, а не лохматым. Лютер воспринял это слово как означающее ("в буквально решающем различии", как выражается Мак-Куллок, заученно подшучивая над крестом) провозглашение кого-либо вертикальным. Иными словами, Gerechtigkeit объявляется Богом ("вменяется" - богословское слово) и, следовательно, является делом исключительно Божьей благодати. Это не добродетель, созданная людьми из (в конце концов) безнадежно грешного, недостойного человека (следуя рассуждениям Августина о первородном грехе). Таким образом, протестантское богословие в целом.
Вернуться к слову "честный". В других языках, имеющих ту же проблему с более древним значением слова "честный", дело обстоит примерно так же. Старая Библия штатов голландцев (1618-1619 гг.) называет управляющего onrechtvaardigen, "неправедным". В некоторых версиях Библии Лютера (например, 1545 г.) он называется den ungetreuen Verwalter, "неверный управляющий" (еще раз отметим использование однокоренного с английским "true" слова в значении "верный", как в девизе СС), что является ошибочным переводом в контексте (поскольку в оригинале греческое слово pistos, "верный", встречается двумя стихами ниже, в отличие от dikos, а не параллельно с ним). Но в любом случае это не unehrlich, современное "бесчестный", что в 1545 г. означало бы неуместное "не имеющий высокого положения". Современный Лютер (1912 г.) и Шлахтер (1951 г.) дают, как и голландцы, ungerechten, "неправедный". В недавнем переводе на африкаанс управляющий называется oneerlike, т.е. "нечестный" в современном смысле, как и в современном голландском языке.⁵ Однако в версии 1953 г. на африкаанс использовалось более верное для греческого языка onregverdige, "неправедный", как и в более ранних переводах XX в. на норвежский (1930) и шведский (1917).⁶
Во французской Библии Мартина и Остервальда (1744 г., хотя и в редакции 1996 г.) используется слово "неверный", а в Библии Дарби - греческое "несправедливый". Во французской Иерусалимской Библии используется современное слово malhonnête. В итальянском языке управляющий (или "фактор" в старом английском языке, однокоренное с итальянским fattore) в Библии Джованни Диодати (1649 г.) называется l'ingiusto fattore, а в Риведуте (1927 г.) il fattore infedele. Никакого disonesto в нем нет, с его привкусом в старые времена низкого воспитания. Современная католическая Вульгата использует слово "нечестный" вслед за греческим, а не вслед за латинским, означающим "бесчестный" в современном смысле, который был бы противоположен sincerus, probus, simplex, antiques, frugii, в зависимости от оттенка смысла. В испанских переводах его просто называют malo и оставляют все как есть.
Социолог Норберт Элиас в своей книге 1939 г. отметил тот же сдвиг. "Courtoisie, civilité и civilisation обозначают [во французском языке] три стадии социального развития", т.е. от различия по принадлежности к двору, к различию по принадлежности к ограниченному городскому обществу, вплоть до универсализации, скажем, манер поведения за столом всем обществом, богатым и бедным, городским и сельским.⁷ Точно так же, утверждаю я, изменение судьбы слова "честность" свидетельствует о том, что старая цивилизация, в которой доминировали воины, а затем придворные, требовала прежде всего слова для обозначения ранга. Наша цивилизация, в которой доминировали купцы, затем производители, а в последнее время - рисковые капиталисты, напротив, требует слова, обозначающего достоверную правду. Честность - это, по выражению философов и лингвистов, разговорная "импликатура" общества, в котором в почете обмен, и без нее оно не могло бы нормально функционировать. Сегодня модным и постоянно растущим словом является "транспарентность".
И вот с 1600 - 1691 - 1776 - 1848 гг. на северо-западе Европы возникла, по его словам, новая цивилизация.
В эпоху сэра Фрэнсиса Дрейка и королевы Елизаветы I англичане были печально известны своей гордой, явно не буржуазной манерой говорить и действовать. В августе 1588 г. Елизавета, сидя на коне в полном вооружении на Тилбери Филд, заявила, что не сомневается в том, что, когда испанская Армада плыла по Ла-Маншу, "мы скоро одержим знаменитую победу над врагами моего Бога, моего королевства и моего народа":
Я... решился в разгар и жар битвы жить или умереть среди вас всех, положить жизнь свою за Бога моего, за царство мое и за народ мой, честь мою [обратите внимание на это слово] и кровь мою, даже в прах. Я знаю, что у меня тело слабой и немощной женщины, но у меня сердце и желудок короля, и короля Англии тоже.
Можно себе представить, какой эффект произвела на собравшихся такая королевская "честность", пусть и совершенно нереальная, и даже в буржуазном смысле бесчестная, если учесть, что противниками королевства были лучшие солдаты Европы во главе с Пармой, лучшим полководцем Европы. Испанцы, с нетерпением ожидавшие во Фландрии, имели вдвое больше опытных солдат, уже