вала]. Мотыгами и кирками [воины хана] /
126б/ пробили крепостной вал, прорубили брешь с четырех сторон в стенах [крепости]. Оттуда, направившись вперед шагами смелости, они проникли вовнутрь крепости, мечом священной войны убили большую часть этих неверных дьявольского рода, с повадками шайтана. От множества трупов образовались горы и холмы,
Месневи
От множества убитых, упавших друг на друга,
[Кучи трупов] выросли, как горы,
От большого числа [отсеченных] голов земля поистине
Поднялась до неба. Исчезло на земле постоянство,
[Даже] Хизр[33] потерял надежду на жизнь.
Мусульманские воины огнем мести подожгли дома и постройки в той крепости, разрушили все здания и сровняли [их] с землей. От урагана мести храброго войска [Абдулла-хана] просторы этой страны приняли такой вид, [о котором сказано]: “Как будто бы и не была она богатой вчера”[34]. Получилось так, что можно было думать, что в этой крепости не осталось ни одной живой души, [и вспомнились стихи]: “Такова хватка твоего Господа, когда Он схватил селения, которые были неправедны. Поистине хватка Его мучительна, сильна!”[35]. [Воины] взяли в плен много женщин и девушек и забрали все, что было в этой крепости из запасов и редкостных вещей. Положение их (т. е. жителей крепости) точно соответствовало содержанию [стиха]: “И усечен был последний из тех людей, которые были неправедны. И хвала Аллаху, Господу миров!”[36]. Государева милость распределила между воинами все, что попало в руки из добычи, к раненым [хан] проявил царское милосердие.
От некоторых лиц, заслуживающих доверия, я услышал следующее. Когда закончился тот день и невеста дня поспешила в склеп запада, его величество [Абдулла-хан] пожелал поспать. Согласно [стиху]: “И сделали сон ваш отдыхом”[37], опираясь [на трон], он положил голову на подушку покоя для отдыха. Грозный султан сна получил приказ уволить со службы повелителей чувств; подобно бутонам закрылись двустворчатые двери домов людей. Из неведомого мира донесся тайный, но несомненно сущий глас: “О Абдаллах, освободи рабов, обрадуй опечаленных узников!” Когда [хан] проснулся, он безошибочно, по-настоящему понял, что этот сон не принадлежит к числу неясных. Поэтому последовал высочайший приказ, которому повинуется мир, чтобы все, у кого имеются пленные, привели [их] к подножию трона — месту халифского достоинства, а не прятали и не скрывали бы [их]. Он приказал [также], чтобы бакаулы[38] царского двора закололи несколько овец и приготовили пищу для пленных. После того как привели рабов и пленных в царский двор, подобный чертогу Сатурна, его величество [Абдулла-хан], который проводил жизнь в постоянных заботах о народе, /127а/ сам, собственной персоной пошел и накормил досыта пленных, обласкал голых, подарив одежду милосердия. Затем он приказал, чтобы всю ту рассеянную группу [пленных] привели в огороженное место, расположенное против крепости Буриабад, и передали бы жителям той местности.
В это время довели до высокого слуха могущественного [Абдулла-хана], что Хусрав-султан вновь поднял голову упрямства и направился в Шахрисябз. Он вернулся [туда], взяв [с собой] Дин-Мухаммад-султана, который сопровождал его [в этом походе], и сошел с пути единодушия с [Абдулла-ханом;]. От этого случая забушевал океан возмущения его величества, и он соизволил произнести следующие слова: “Те заботы, которые я беру на себя, это, во-первых, ради довольства бога, во-вторых, для спокойствия и благополучия братьев и родственников. Если они поступают таким образом и, идя по пути вражды, действуют таким способом, то зачем мне брать на себя все эти тяготы и, минуя путь благополучия [для себя], очутиться в положении, [когда лишь выслушиваешь] упреки?” После этого он приказал, чтобы [его] войска, подобные небу, предали бедствию грабежа все, что было в окрестностях тех крепостей. Сам он, испытывая истинное счастье и блаженство, во всем величии и великолепии ушел отсюда[39] в Бухарскую землю, которая является резиденцией величия и верховной власти. Он шел от стоянки к стоянке, от перевала к перевалу и так шагами старания и усердия добрался до столицы.
Когда распространилась весть о возвращении его величества благословенного [Абдулла-хана], бедные и богатые, великие и знатные люди, торговцы и другие слои [населения] поспешили навстречу [хану]. Они преподнесли подобающие дары, достойные подарки и удостоились счастья поцеловать ковер [хана]. В садах надежд и благополучия всех распустились розы радости и веселья, от сияния лица августейшего хана озарились очи надежд.
После того как его величество [Абдулла-хан] воссел на троне державы, на престоле величия, великие люди Бухары, знатные люди тех мест пришли к подножию высочайшего трона [хана], приложились лицом покорности к земле повиновения и произнесли:
Стихи
Они поцеловали землю перед шахом
[И произнесли]: “Да не лишится тебя этот трон,
Ты тот миродержец, покоритель стран,
Которого господь создал для правосудия, [защиты] веры.
Куда бы ты ни направлялся, в добре и зле
Да будет твоим птокровителем бог, опорой — разум”.
[О том, как Абдулла-хан] поднял подобное солнцу знамя и выступил в поход в сторону Мерва для завоевания этого [города]
Когда по воле всеведущего господа величайшие мусульманские города очутились под властью бесславного Тахмаспа, его придворных и всякого рода хадимов, то от злосчастья их безбожия и лицемерия, распространенных в этих городах, в этих благословенных городах /127б/ законы веры, основы ислама[40] пошли по пути расстройства и гибели. В результате бедствия, [возникшего ввиду] отклонения еретиков от истинного пути, мусульмане очутились вдали от своих жилищ, покинули свои родные места. Этот бесславный народ не пропускает в священные города [Мекку и Медину] многих святых, шейхов и праведных людей, лишая их счастья [совершить паломничество]. Естественно, что благодаря милости Творца и руководства [его] на пути истины неусыпное счастье [Абдулла-хана] всегда побуждало [его] радеть о вере Мухаммада, об упрочении шариата народа Ахмада, да благословит и приветствует Аллах его, его семью и его сподвижников! Чудодейственные мысли его величества были обращены на то, чтобы поднять победоносные знамена, [направить] их в те вилайеты, чтобы стереть пыль неверия, ржавчину тирании с зеркала времени. Есть твердая надежда, сильное упование на милость всевышнего Творца, что зло этой презренной толпы будет уничтожено самым лучшим образом, самым легким способом — “ведь это для Аллаха — легко”[41].
Поскольку стремление высоких помыслов и взоров великих предков, дедов, дядей его величества [Абдулла-хана], подобного Искандару, всегда было обращено на то, чтобы изгнать эту невежественную свору, эту толпу притеснителей, то они, обитая в стольном городе Мерве, [оттуда] благодаря [своему] величию, могуществу, полновластию