в то время поэта Анатолия Фиолетова.
Мать Осипа была украинкой, отец евреем. Эта гремучая смесь в крови чувствуется и в великом комбинаторе. Имя Остап украинское, фамилия Бендер то ли еврейская, то ли молдавская, а сам он неоднократно утверждает, будто является сыном турецкого подданного. А главное – он одессит.
Ровесник века, в 1916 году Осип Шор отправился в Петроград, где поступил в престижный институт. Он был целеустремлён, честолюбив, умён и начитан. При старом режиме он мог бы легко сделать успешную карьеру… Но произошла революция. Старый мир рухнул. Город погрузился в хаос. Нищета, голод, убийства… Страна ухнула в пучину гражданской войны. Осип решил вернуться в родную Одессу. Дома, как говорится, и стены помогают. Но денег не было, поезда не ходили, кругом творилось черт знает что… В общем, это путешествие продолжалось почти год… Чтобы как-то прокормиться, предприимчивому Осипу – чуть не написал «Остапу» - приходилось в разное время выдавать себя то за пожарного инспектора, то за лектора… История о художнике – самозванце, обманом заполучившем бесплатное место на пароходе, – тоже его приключение тех дней… Именно его рассказы об этих аферах помогали впоследствии Ильфу и Петрову описывать похождения своего героя.
Вернувшись в Одессу, где в те годы наблюдался разгул преступности и бандитизма, Осип Шор пошёл служить в Уголовный розыск. В том же отделе по борьбе с бандитизмом работал и Евгений Петров, который в свою очередь послужил прототипом для Володи Патрикеева из повести Козачинского «Зелёный фургон». Козачинский был одноклассником Евгения Петрова. В двадцатые годы он организовал и возглавил банду, занимавшуюся грабежом и конокрадством. Один из многочисленных налётов этой банды провалился. Бандиты попытались скрыться. Началась перестрелка. На крыше одесского дома столкнулись нос к носу два вооружённых человека, бывшие одноклассники, а ныне – оперативник угрозыска и главарь банды. Они не стали стрелять друг в друга… В протоколе Петров указал, что Козачинский явился с повинной. Когда того посадили, будущий писатель сделал всё от него зависящее, чтобы его школьный товарищ вышел на свободу гораздо раньше положенного срока. Вскоре Петров уволился из органов.
Осип Шор тоже был вынужден уйти из правоохранительных органов. После трагической гибели своего брата. Легендарный Мишка Япончик, воспетый Бабелем под именем Бени Крика, приказал своим людям убить потерявшего всякий страх Осипа. Но исполнители ошиблись и вместо Осипа застрелили его брата, Анатолия Фиолетова. Безутешный в горе Осип нашёл убийцу. Он открыто пришёл в подвал, где собирались налётчики, достал из кобуры маузер и бросил его на стол.
Осип Шор сказал:
- Я желаю говорить. Но моя речь будет краткой. Не время играть в кошки-мышки. Кто из вас убил моего брата?
Поднялся с места один и сказал:
- Это был я, Ося. Прости, если сможешь.
Взгляд чёрных глаз Шора впился в молодое лицо налётчика.
- Знаешь ли ты, кого лишил жизни, сволочь?
Убийца покорно опустил голову:
- Тогда не знал. Теперь знаю. Я убил поэта Фиолетова. Видит Бог, я скорблю вместе с тобой.
- Я пришёл взять взамен твою жизнь.
- Это справедливо, - согласился убийца. – Это твоё право.
- Нет, - ответил Осип Шор. - Сегодня я понял, ни у кого нет такого права – лишать другого жизни. Твоя жизнь так же дорога кому-то, как мне была дорога жизнь моего брата. Я устал от смертей. И я клянусь, что никогда в жизни не возьму в руки оружия.
Кто-то из присутствующих поставил на стол подле маузера бутылку спирта. Стали поминать невинноубиенного поэта Анатолия Фиолетова.
Страшное, но романтическое время. Тогда было и место подвигу, и место милосердию. А ныне что?
Глава 13
Развалившись на заднем сиденье, я разделся до пояса и цедил минеральную воду. Бурмака тоже снял футболку. Но при этом он всё равно потел так обильно, что создавалось впечатление, будто над ним – исключительно над ним – шёл невидимый дождь.
За городом пейзаж изменился. Стало просторней. Вид раскинулся до горизонта. А горизонт со всех сторон расплывался, словно был покрыт прозрачной целлофановой плёнкой.
Неожиданно Бурмака спросил:
- И до каких лет ты собираешься этим заниматься?
- Чем?
- Ну этим… Как сказать? – он помычал, раздумывая. – Ерундой.
- Какой ерундой?
- Вести всякие корпоративы… Веселить всяких придурков… Кривляться…
- Я не кривляюсь… Просто люди не хотят, чтобы их праздники превращались в тривиальную пьянку. Они хотят, чтобы кто-то в меру молодой и харизматичный, с большим словарным запасом и с незапятнанным чувством юмора организовал и возглавил их торжество: будь то невинное бордельеро или встреча выпускников с неожиданными и постыдными последствиями.
- Я неоднократно видел тебя во время ведения. Ты выступаешь с плохо скрываемым презрением к людям. Ты равнодушен к ним самим и к поводу, по которому они собрались. Ты даже не делаешь попытки выглядеть счастливым, ты почти не улыбаешься…
- Это моя манера проведения…
- Это манера высокомерного пофигиста.
Я завёлся и совершенно искренне попытался обьяснить причину своего поведения.
- Андрюха, – воскликнул я, - клянусь своей левой рукой, а она мне дорога не менее правой, что я скорее презираю свою работу, род занятия, чем клиентов и гостей. Они всего лишь люди…
Он оборвал мою речь на полуслове своим дурацким смехом.
- Вдумайся, - выхохатывал он из себя,- вдумайся в то… что ты говоришь… Фраза «они всего лишь люди» есть высшая форма презрения.
- Почему?
Но это очкастое животное продолжало издавать звуки, услышав которые, южноафриканские гиены легко приняли бы его за своего собрата.
- Почему? – спросил я снова это человекоподобное существо, когда оно вновь превратилось в искалеченного цивилизацией Тамерлана.
- Ты сказал «они всего лишь люди», а мог сказать хотя бы «они тоже люди». Ты ставишь себя выше их. Себялюбие, гордыня и высокомерие – вот тот трёхглавый дракон, что поедает тебя изнутри. Ты им снедаем.
- Снедаем?
- О да, ты им снедаем.
- А ты снедаем глистами. Причём они у тебя высокогорные альпинисты, потому что уже добрались до мозга, но на их счастье в твоём мозгу хватает дерьма для пищи.
- Докажи мне, что я не прав.
- Зачем доказывать педику, что он сосёт член, а не конфету, если он и так это знает.
- Педик может сосать и то и другое.
- Может. Но он никогда их не перепутает.
- Скажи ещё, будто ты уважаешь людей, для которых работаешь.
- А чего ж я для них