Эшборн, командовавший одним из наиболее пострадавших подразделений, проклиная некомпетентность высшего начальства, посылал своих людей вперед, чтобы те, скрываясь между домами и используя сады, попытались прорваться к восточному ответвлению реки Потомак сразу в нескольких местах. Там его люди умудрились угодить в грязь, и им под шквальным огнем пришлось отступить под прикрытие фруктового сада, находящегося южнее моста, откуда им наконец удалось подавить батарею американских пушек. Впрочем, это мало радовало: капитан злился на то, что битва приобрела слишком жестокий характер и войска несли тяжелые, ничем не оправданные потери.
После того, как англичане заняли город, Росс позволил людям, попавшим на самые тяжелые участки, немного отдохнуть, а затем направил их на Вашингтон. Сопровождавший пехоту адмирал Кокберн находился в отличном настроении, и капитану, которого такое высокомерное невежество и глупость выводили из себя, стоило больших трудов не попадаться адмиралу на глаза.
Затемно, около восьми часов утра, они достигли столицы. Казалось, город опустел, и они не встретили никакого сопротивления. Эшборн отдал приказ разбить лагерь за пределами города и, только когда солдаты расположились на ночлег, узнал о разработанном начальством стратегическом плане.
— Сжечь город? — повторил он, не веря словам Росса. — Сжечь после того, как они совсем не сопротивлялись? Да вы шутите! Росс чувствовал себя очень неловко, и в голосе его слышались чуть ли не просительные нотки.
— Я знаю, это выглядит варварством, но поймите, это акт возмездия. В конце концов янки сожгли Йорк в начале войны, на что же им жаловаться?
— Вы великодушны, сэр! — отрезал капитан, больше не задумываясь о последствиях своих слов. — Надеюсь, вы меня простите, но я не намерен сжигать город, не оказавший никакого сопротивления и полностью находящийся под нашим контролем. Вы можете представить себе Веллингтона, отдающего подобное приказание? Если же это особая военно-морская тактика, очень сожалею, я такой тактике не обучен.
Росс нисколько не обиделся.
— Хорошо, хорошо, — неловко сказал он. — Я не прошу вас принимать в этом участие. Более того, мне самому это не слишком нравится, но, кажется, в здешних местах это обычное дело. Я сам возглавлю отряд. Возьму с собой человек триста, чтобы не допустить мародерства и насилия.
Капитан сжал зубы и молча отвернулся. За долгие годы службы он в первый раз испытал стыд из-за того, что носит красный мундир.
Ближе к полудню гром пушек внезапно стих, но тишина выглядела страшнее неистовой канонады. Казалось, битва кончилась, однако догадаться о том, чья сторона победила, было невозможно, как невозможно было представить, что же происходит в настоящую минуту.
Сара дала отцу слово остаться в Вашингтоне. Она старалась не думать о том, что могло случиться с Магнусом, Джефом или любым другим из тех, кого она знала и кто так решительно выступил на защиту своей страны всего несколько дней назад.
Около девяти часов раздались выстрелы, они звучали совсем близко, может, даже на соседней улице. Сара вздрогнула и подбежала к окну, но ничего не увидела. И в тот же момент на другом краю города раздался взрыв такой силы, что задрожали стекла и темное небо на востоке осветилось, словно начинался новый день.
Хотя Магнус предупреждал: если британцы станут угрожать Вашингтону, американцы взорвут арсенал, Сару это потрясло, однако она запретила себе отчаиваться раньше времени.
Вслед за первым раздались два других взрыва, чуть послабее. Сара знала о планах разрушить оба моста через Потомак в случае наступления британцев на город. Если мосты взорваны, значит, следует ожидать самых плохих новостей.
Впрочем, Сара не поддалась панике. Какое-то время стояла тишина и она ничего не слышала, затем выстрелили совсем рядом. Из окна Сара видела огонь, тот распространялся чрезвычайно быстро, но она долго отказывалась признать очевидное, не хотела верить в то, что британцы могли подойти столь близко.
Но наконец она вынуждена была это признать.
— Боже праведный, — сказала она голосом, в котором слышалось больше злости, чем страха. — Магнус оказался прав. Они дьяволы. Они подожгли столицу.
Из окна гостиной на втором этаже Сара и Десси безмолвно наблюдали за тем, как расползается огонь. Британские солдаты наверняка уже находились в городе, но на улице было пусто, а в воздухе повисла тягостная тишина.
Судя по отсветам пламени, горели только правительственные здания, однако надеяться на лучшее не приходилось: стояла летняя жара и деревянный город — особенно при наличии малейшего ветерка — за считанные часы превратился бы в громадный яростный костер.
Улица, на которой жила Сара, оставалась так же неестественно спокойна и тиха, однако Сара и Десси принялись собираться, и Сара даже обрадовалась, что можно заняться чем-то определенным. С помощью Десси она стащила на первый этаж пуховую перину из спальни наверху, и пока Десси укладывала корзину с едой, взяла вещи, с которыми ей не хотелось расставаться; неважно, кому они могли достаться — огню или врагу.
Следуя примеру людей, оказывавшихся в подобной ситуации, она взяла драгоценности, перешедшие ей по наследству, и миниатюрный портрет своей матери, которую едва помнила. На всякий случай она захватила пару дуэльных пистолетов, подаренных Магнусу французским послом.
Она двигалась с неестественным спокойствием, стараясь не думать о Магнусе и Джефе, которые, возможно, лежат сейчас где-нибудь раненые или убитые, не думала она и о рассказах Магнуса о зверствах, творимых британцами над беззащитными женщинами и детьми в Шотландии. Небо с каждой минутой становилось светлее — пламя быстро распространялось — и, несмотря на августовскую жару, окна пришлось закрыть из-за удушливого дыма.
Десси, худая и высокая женщина, которая воспитывала Сару и прислуживала ей с момента смерти ее матери, делала все уверенно, стараясь не паниковать. Ее муж Хэм ушел с Магнусом, но женщины пытались не поддаваться собственным страхам.
Британские солдаты так и не появились, но — как и опасалась Сара — огонь подбирался слишком близко. Теплая и без того ночь определенно становилась жарче, и было так светло, что хоть читай книгу.
Когда крыша соседнего дома засветилась янтарным светом, Сара даже обрадовалась тому, что настало время действовать. Весь день она боролась с желанием отправиться на поиски своего отца; ее останавливало только то, что она дала Магнусу слово ждать его в Вашингтоне. Сейчас, когда выбора не оставалось, они с облегчением подумали, что отнесли перину в конюшню, где вековала старая повозка, на которой когда-то давным-давно привезли мебель из их дома в Аннаполисе в новый вашингтонский дом. Выбирать не приходилось: все прочие экипажи Магнус услал из города.