Почувствовав себя в наряде а-ля героини «Кубанских казаков» белой вороной, Александра постаралась побыстрее юркнуть на переднее сиденье битого, местами проржавевшего до дыр желтого «Москвича». Виктор тем временем уложил ее вещи в багажник и, сев за руль, повернул ключ в замке зажигания. Рявкнув и закудахтав, мотор заглох. Так повторилось еще пару раз, затем, поскрипывая и погромыхивая, автомобиль-долгожитель тронулся с места.
Сняв косынку и расстегнув верхние пуговицы блузки, Александра постаралась придать себе более современный вид. И в завязавшемся разговоре парой-тройкой фраз к месту дала понять, что не лыком шита. А если и не знает, как теперь одеваются в деревне, то только потому, что далека от этого.
Похоже, ей удалось изменить мнение о себе сидящего рядом мужчины, и Александра облегченно перевела дыхание. «Ну надо же, – тут же удивилась она, – меня волнует, что подумает обо мне человек, которого я больше никогда не увижу. Вот она, пресловутая суетность нашего бытия…»
Сначала тряслись по давно не ремонтированным улочкам унылого пыльного городка. Затем выехали на проселочную дорогу, и смотреть по сторонам стало веселее. Если бы не кучи мусора по обочинам, то можно было бы и вовсе наслаждаться пейзажем. Правда, через полчаса езды обрывки пластиковых пакетов, консервные банки и дырявые полиэтиленовые канистры уже почти полностью скрыла проросшая сквозь них высокая трава и мелкий кустарник.
– Как далеко мы отъехали от станции? – спросила Александра.
Виктор, не глядя на спидометр, ответил:
– Девятнадцать километров. Еще минут пятнадцать, и будем на месте.
И действительно, вскоре из-за поворота дороги показались – словно выглянули в просвете неожиданно расступившихся деревьев – избы с некогда крашенными наличниками. Некоторые смотрелись обитаемыми благодаря мытым стеклам окон и сушащемуся на веревках и частоколе белью. Попадались и люди, все больше молодые, городской наружности, и малышня дошкольного и младшего школьного возраста. «Видимо, тех, кто постарше, сюда и калачом не заманишь», – догадалась молодая женщина.
– Это и есть Выглядовка, – сообщил Виктор. – Раз в неделю, по пятницам, сюда приезжаем один ушлый парень на пикапе. Привозит продукты первой необходимости и то, что ему заказывают дачники. Останавливается во-он там, возле пруда. С ним же в случае чего можно договориться за пару сотен, чтобы довез до станции.
Александра кивнула, давая понять, что приняла информацию к сведению.
Деревенька осталась позади, и дорога пошла лесом. Чистым, светлым, в котором аккуратные темно-зеленые елочки перемежались с ажурными березками и пышными кустами орешника…
Когда Александра увидела издалека маленький, словно игрушечный домик на два окна, стоящий у опушки, то возликовала в душе. Вот он, уединенный, навевающий покой приют!
Затормозив перед покосившейся оградой, Виктор вылез из машины и выгрузил вещи прямо на зеленую нетоптаную травку.
Затем произнес, извинительным жестом разводя руками:
– Жаль, что мы с вами так мало пообщались. Родственники как-никак, а неизвестно, когда еще свидимся.
– А вы приезжайте, когда захотите, – уже чувствуя себя хозяйкой, радушно предложила Александра.
Виктор хмыкнул:
– Да мы на днях отправляемся в Липецк. Там у нас с женой дочь и двое внуков. А здесь все уже видено-перевидено.
– Ну раз так, – Александра пожала плечами, – тогда всего доброго вам и вашим близким. Спасибо, что разрешили пожить в домике. Не волнуйтесь, я все здесь оставлю в полном порядке.
– А чего мне волноваться? – усмехнулся Виктор. – Я уже вряд ли когда-либо здесь появлюсь, так что делайте с домом что хотите, хоть спалите… Да, ключ от двери в стеклянной банке под крыльцом. Простите, что не помогаю вселиться, но время поджимает. – Для убедительности он посмотрел на наручные часы. – Счастливо оставаться, Александра.
– Да свидания, Виктор, – ответила молодая женщина и, когда желтый «Москвич» чуть отъехал, помахала ему вслед рукой.
Было тепло и ясно. На зеленой траве, там, где на нее не падала тень от деревьев, лежали пятна золотистого света. Легкий ветерок был приятный, даже какой-то вкусный. На неизвестный Александре сиреневый цветок помпончиком села самая настоящая бабочка – бледно-желтая с двумя темными пятнышками на крыльях.
«Господи, здесь даже дышится легче! Это то, что мне нужно», – решила Александра. Затем, сказав себе, что еще успеет насмотреться и надышаться, повернулась лицом к домику.
Лучи предзакатного солнца били в окна, и те ослепительно сверкали. Подойдя к крыльцу, молодая женщина наклонилась и пошарила рукой в холодноватой сырой мгле. Ничего не обнаружив, нагнулась ниже и увидела допотопную баночку из-под майонеза, закрытую полиэтиленовой крышкой. Вынув ее двумя пальцами, она щелчком сбила с банки толстого бурого слизня и, сняв крышку, вытряхнула на ладонь тяжелый ключ.
Висячий замок поддался легко, будто им совсем недавно пользовались. Сняв и повесив его на ржавый гвоздь возле косяка, Александра толкнула рукой дверь и переступила через порог.
Сердце тяжело забилось в груди. Вот оно – ее последнее пристанище в этой жизни. Еще секунду назад ей казалось, что она все сделала правильно, а сейчас по спине пробежал холодок дурного предчувствия. Хотя, возможно, всему виной был спертый воздух долго не проветриваемого помещения.
Пройдя по скрипучим половицам крохотной терраски, Александра открыла дверь в единственную в доме комнату. Точнее, комнатенку, солидную часть которой занимала стоящая посредине печь с облупившейся штукатуркой и копотью над топкой.
Толстый слой пыли на всем. Мусор на полу. Паутина по углам. Брошенные там и сям за ненадобностью вещи. Деревянные лавки в углу, перед ними такой же деревянный стол с кучкой сморщенных черно-коричневых яблок на нем. У торцевой, лишенной окон стены – ржавая кровать с панцирной сеткой, на которой лежит странно-бугристый матрас. Подоконники усеяны дохлыми мухами. С потолка свисает лампа без абажура, вся в черных точечках. И все это едва освещают солнечные лучи, с трудом пробивающиеся сквозь давно не мытые стекла.
Если бы не идиллическое настроение, в которое она пришла, обозревая домик снаружи, Александра, возможно, не ощутила бы такого ужаса от всего увиденного сейчас. А так контраст был слишком разителен.
И это здесь она собирается прожить месяц, а то и больше? Да ей не выдержать и дня даже в добром здравии! Где уж тут копаться в душе и размышлять напоследок о смысле всего сущего, когда так и кажется, что со всех сторон на тебя надвигаются полчища мохнатых и многоногих чудовищ, когда на грязный стол боязно положить что-либо, даже не из продуктов. Вообще, брезгуешь прикоснуться к чему-либо. О чем она думала, когда отправлялась сюда?