53. Пауль Целан — Ингеборг Бахман
<Париж> 31 октября 1957 года
Сегодня. День с твоим письмом.
Крушение, Ингеборг? Нет, конечно нет. Но: правда. А она, даже в нашем случае, есть нечто противоположное: потому что она — основополагающее понятие.
Перепрыгивая через многое:
Я приеду в Мюнхен в конце ноября, числа 26-го[66].
Возвращаясь в перепрыгнутое:
Я — да, не знаю, что все это означает, не знаю, как мне это назвать: предопределение, может быть, или судьба и призвание, поиск названий не имеет смысла, я просто знаю, что это так, навсегда.
Со мной — как с тобой: я отваживаюсь произносить и писать твое имя, не ропща на озноб, который меня при этом охватывает, — что меня делает счастливым, вопреки всему.
Ты ведь знаешь: ты для меня была, когда я тебя встретил, и тем и другим — и чувственным, и духовным. Это никогда не разъединится, Ингеборг.
Вспомни «В Египте». Каждый раз, читая это стихотворение, я вижу, как в него входишь ты: ты для меня основа жизни, между прочим, и потому, что была и остаешься оправданием моего говорения. (На это я намекал, может быть, и тогда, в Гамбурге[67], сам не подозревая, насколько я правдив.)
Но дело не только в этом, не в говорении, я ведь хотел и молчать с тобой.
Другое пространство в темноте:
Ждать: я и такую возможность обдумывал. Но разве это не означало бы, среди прочего, ждать, что жизнь каким-то образом пойдет нам навстречу?
Нам жизнь навстречу не пойдет, Ингеборг, ждать такого — это был бы, наверное, самый неподходящий для нас способ быть здесь.
Быть здесь: да, это мы можем и имеем на это право. Быть здесь — друг для друга.
Пусть всего несколько слов, alia breve, одно письмо раз в месяц: сердце сумеет этим жить.
(И все-таки один конкретный вопрос, ответь на него быстро: когда ты едешь в Тюбинген, когда — в Дюссельдорф? Меня туда тоже приглашали.)
Знаешь, что я теперь снова могу говорить (и писать)?
Ах, я еще много чего должен тебе рассказать, в том числе и такое, о чем даже ты едва ли догадываешься.
Пиши мне.
Пауль.
P.S.
Как ни странно, по пути в Национальную библиотеку я купил «Франкфуртскую газету». И наткнулся там на стихотворение, которое ты мне прислала вместе с «Отсроченным временем»[68] — написанное на клочке бумаги твоей рукой. Я много раз пытался истолковать его для себя, и вот теперь оно снова ко мне приходит — и при каких обстоятельствах!
1. XI.57.
Прости, Ингеборг, прости мне глупую вчерашнюю приписку — я, может, никогда больше не буду так думать и писать.
Ах, я был несправедлив к тебе все эти годы, и приписка, возможно, — рецидив, который хотел прийти на помощь моей растерянности.
Разве «Кёльн. На Подворье» не красивое стихотворение? Хёллерер[69], которому я недавно дал его для журнала «Акценте» (был ли я вправе?), сказал, что это одно из лучших у меня. А все благодаря тебе, Ингеборг, благодаря тебе. Разве оно появилось бы вообще, не заговори ты о «пригрезившихся» во сне. Одно лишь слово от тебя — и я могу жить. А ведь теперь у меня в ушах снова звучит твой голос!
55. Пауль Целан — Ингеборг Бахман
As Lines so Loves oblique may well Themselves in every Angle greet: But ours so truly Parallel, Though infinite can never meet. Therefore the Love which us doth bind, But Fate so enviously debarrs, Is the Conjunction of the Mind, And Opposition of the Stars.[70] Andrew Marvell
The Definition of Love, p. 77.
<Париж> 5 ноября 1957 года
Одно короткое сообщение, Ингеборг, которым я, вероятно, опережаю твой ответ: сегодня пришло письмо из Тюбингена[71], мне предлагают первую неделю декабря, я соглашусь. Я, наверное, поеду туда через Франкфурт, где хочу получить у Фишера гонорар за небольшой перевод[72], над которым сейчас работаю, а 29 или 30-го смогу быть в Мюнхене. Смогу остаться там на несколько дней, три или четыре, скажи мне, хочешь ли ты еще этого.
Жизель знает, что я поеду к тебе, она такая мужественная!
Я от нее не уйду, нет.
И если ты не хочешь, чтобы я время от времени приезжал к тебе, то попытаюсь смириться и с этим. Но одно ты мне должна обещать: что будешь писать, посылать весточку о себе, раз в месяц.
Я вчера послал тебе три книги, для твоей новой квартиры. (Это так несправедливо, что у меня так много книг, а у тебя так мало.) Истории рабби Нахмана[73] я совсем не знаю, но мне показалось, что книга стоящая, что она должна быть у тебя, и, кроме того, я люблю Бубера.
Ты знаешь эту английскую антологию?[74] Похоже, она была у меня, когда ты приезжала в Париж, — а после каким-то образом пропала. Недавно, в поезде, когда мы уезжали друг от друга, я открыл англ. антологию, подаренную мне в Вуппертале[75], и снова прочел стихотворение, которое раньше очень любил: «К стыдливой возлюбленной»[76]. В первые дни после возвращения я попытался его перевести, было трудно, но в конце концов оно получилось, за исключением нескольких строчек, которые мне еще предстоит привести в порядок, — потом ты его получишь. Читай и другие стихотворения Марвелла: наряду с Донном он, может быть, величайший из английских поэтов. И других тоже читай, они все этого заслуживают.
В стихотворении «День поминовения» я кое-что изменил; теперь это место звучит так:
Метеориты, звезды, черные, полные речью: названные в честь разъеденной молчанием клятвы.
56. Пауль Целан — Ингеборг Бахман
<Париж> 7 ноября 1957 года
Можно, пошлю тебе два перевода[77], возникших несколько дней назад, по требованию госпожи Флоры Клее-Палий[78], у которой я гощу в Вуппертале и которая сейчас готовит для издательства «Лимес» французскую антологию?
Это немного, я знаю, но все же хоть несколько мгновений твои глаза на них отдохнут.
Поскольку через несколько дней я переезжаю, вчера мне пришлось рыться в старых бумагах. И я наткнулся на карманный календарь 1950 года. Под датой 14 октября обнаружил запись: «Ингеборг». В тот день ты приезжала в Париж. А 14 октября 1957-го мы были в Кёльне, Ингеборг.
О, часы глубоко внутри нас.
Пауль.
Я договорился о своем вечере в Тюбингене на 6 декабря, значит, к тебе смогу приехать до или после — пожалуйста, решай сама.
Приложения: переводы «Молитвы» Антонена Арто и «Зыбкого» Жерара де Нерваля.
58. Пауль Целан — Ингеборг Бахман
29 бис Рю де Монтевидео
с 20. XI.: 78 Рю де Лоншан. Париж. 16-й округ