И это конец.
После этого ужасающего опыта я провела исследования и выяснила, что эякуляции из члена после сексуальной активности – это нормально. Но я не нашла в сексе ничего приятного. Ни прикосновений, ведь человеческая кожа выделяет жидкости. Ни поцелуи, ведь открытые человеческие рты полны микробов. Ни пенисы. Пенисы вообще ужасны.
Но мне нравилось то, что Василий рассказал, будто хочет сделать со мной. Я позволю ему смотреть на меня, но не трогать. Не люблю прикосновений.
– Мы останемся здесь, – говорит он. – Пока.
Я моргаю. Я думала о сексе, и не помню нашего разговора.
– Останемся где?
– Здесь. В этом отеле. «Тиволи Мофаррей». Мы должны быть осторожны. Тебя будут искать.
Ох. Я поняла.
– Мы можем замаскироваться? Если мы спрячем нашу внешность, людям будет сложнее найти нас. В одном из исследований полицейских исследований о фотороботах более восьмидесяти процентов были признаны неточными...
– В маскировке нет необходимости, – говорит он, перебивая меня. – Ты не выйдешь из отеля.
Но я уже в восторге от мысли о маскировке.
– Мне нужна чёрная водолазка и кожаные штаны. И стрижка! Может быть, мне побрить голову.
– Никакого бритья. Мне нравятся твои волосы.
Он протягивает руку и гладит одним пальцем мои волосы.
Ничего не чувствую, это же волосы, но я смущена и довольна. Мне нравятся прямые комплименты. Люди так часто пытаются скрыть то, что имеют в виду на самом деле. Я скучаю по прямоте. Ему нравятся мои волосы.
– А что, если я просто покрашусь?
– Покраска приемлема, – задумчиво говорит он, все ещё гладя мои волосы. – Какой цвет ты хочешь?
– Мой любимый цвет – зелёный.
– Идея в том, чтобы стать незаметной.
Ой. Я задумываюсь на секунду. Я натуральная блондинка, но у меня тёмные брови, поэтому я не буду выглядеть глупо с тёмными волосами.
– Коричневый? Натуральные шатены составляют шестьдесят процентов населения Северной Америки.
Он ещё гладит мои волосы.
– Да. Шатенка. Пока.
– И одежда для маскировки? Тебе нужны мои размеры? Бюст девяносто шесть сантиметров, талия шестьдесят сантиметров, бёдра девяносто один сантиметр. Длина ноги семьдесят один сантиметр, а обувь тридцать седьмого размера.
Василий ничего не говорит, а просто смотрит на меня, потирая мои волосы между своих пальцев.
Интересно, может, я что-то упустила. Я никогда не могу угадать эмоции людей и начинаю нервничать.
– Ты же знаешь, что я аутист, да?
Он пожимает плечами, будто это ничего для него не значит.
Я пытаюсь понять эту реакцию. Обычно люди отшатываются или смотрят на меня с жалостью, будто я назвала себя безмозглой. Но пожатие плечами? Что это? Не помню, чтобы хоть раз раньше получала такую реакцию. Тем не менее, он всё ещё трогает мои волосы.
– Из-за того, что я аутист, не понимаю намёков. Мне нужно говорить всё прямо.
Он снова пожимает плечами.
Взволнованная, я возвращаюсь к перечислению своих размеров.
– Если тебе нужен размер бюстгальтера 85С. Говорят, он не самый распространённый, но его можно найти в большинстве магазинов. Трусики размера М, но это зависит от бренда. Я никогда не измеряла шею, но думаю, это и не потребуется. Хотя, если у тебя есть сантиметровая лента, мы можем измерить.
– В этом нет необходимости.
– Хорошо.
Бросив взгляд на свой скрипт, понимаю, в данный момент мне нечем заняться. Мне неловко, но не хочу смотреть на Василия. Возможно, он всё-таки посылает мне невербальные подсказки того, чего ждёт от меня, а я их пропускаю.
– Что мы будем делать сейчас?
Он смотрит на часы.
– Уже поздно.
– Поздно, – эту подсказку я знаю.
Это косвенный намёк на сон. Но перед тем как лечь спать, у меня есть ритуал. Мне нужно в душ, чтобы промыть волосы и кожу. Мне невыносимо спать, думая, что на мне есть микробы. Я также желаю каждый день менять простыни и одеяла. Эту причуду всегда исполняла моя семья и люди Хадсона тоже. Я должна выдвинуть этому человеку дополнительные требования. Не как Император, а как Наоми. Наоми более тонко утроена, чем Император.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Тогда мне нужно в душ, – говорю я Василию. – Мне нужен шампунь, кондиционер, новый кусок мыла и новые полотенца. И шлёпанцы, потому что в ванной обязательно куча микробов.
– Уверен, если в твоей комнате не окажется всего необходимого, мы всё легко купим.
Его голос звучит гладко и легко, и я представляю его, как колеблющуюся волну звука. Успокаивающе. Прекрасно сочетается с его басом. Мне нравится голос этого человека. Я украдкой смотрю на него.
– Тебя когда-нибудь целовали, Наоми? – спрашивает он, глядя на меня.
– Да. Но мне не понравилось.
– Не понравилось? Почему же?
– Микробы, – говорю я ему. – Рот – грязная вещь. В среднестатистической полости рта обитает несколько сотен видов бактерий. Мне не нравится мысль о смешивании с чужими бактериями.
– А если бы рот был чистым? Поле чистки зубов? Или жидкости для полоскания рта?
Я... я не знаю. Никогда об этом не думала. Я молчаливо вздрагиваю.
Он всё ещё стоит над моим плечом и медленно гладит мои волосы. Он недвижим. Думаю о том, как он наблюдал за моей грудью, и о его словах, чтобы его член оказался меж моих грудей. Думаю, что испытываю почти эйфорическую тревогу, когда он смотрит на меня. Я не часто такое чувствую, и мне трудно понять это. Я облизываю губы, думая о душе. И мне интересно, что почувствует Василий, когда будет наблюдать, как я моюсь.
Мне нравится трогать себя и мыть. Нравится горячий душ. В моей голове возникает новая взрывная гипотеза. Если у Василия перехватывает дыхание, глядя на мою одетую грудь, что будет с ним, если он увидит меня обнажённой.
Научная теория должна быть подтверждена, и я заинтригована тем, как это устроить. Снова смотрю на Василия. Когда его взгляд встречается с моим, я разрываю контакт, переводя взгляд.
– Мне нужно принять душ. Ты хочешь посмотреть?
Глава 5
Василий
Я убираю руку с её волос, поворачивая её к себе.
– Не сегодня, Наоми. Кажется, сегодня тебе стоит поспать.
– Значит, ты не хочешь видеть меня голой? – она хмурит лоб.
Это фальшивое замешательство порождает во мне дикое желание успокоить её, уложить на диван и стереть эти складочки с её лба. Чувства и ощущения, которые она вызывает, поражают своей неизвестностью.
Раздражённый ею и самим собой, я отвечаю более жёстко, чем хотел.
– Нет. Спасибо за приглашение, но я вынужден отказаться.
Вижу, как у неё в голове рождаются слова, как она думает отреагировать, что раздражает меня ещё больше. Мне не нужна потворствующая женщина, которая думает, как меня соблазнить. Независимо от того, что мне в голову эта мысль пришла раньше. Моя реакция на неё была честной и настоящей. Но меня беспокоит, что все её реакции обдуманные.
Несколько часов Наоми увлечена только ноутбуком и прокручиванием чёрного экрана с зелёными буквами. Она стучит пальцем по экрану и бормочет, что тот слишком маленький. Когда я предлагаю ей экран побольше, она игнорирует меня. Я приношу ей бутерброд, но она отталкивает меня, бормоча что-то о красном, похожем на кровь. Она не ест его. Мы с Алексеем обсуждаем, что, возможно, она вегетарианка. И Алексей уходит поговорить с поваром и возвращается с сэндвичем с сыром и авокадо. Она съедает авокадо и хлеб, но не сыр.
Я замечаю всё.
Теперь её действия по отношению ко мне кажутся продуманными. Расстёгивание рубашки, приоткрывшее грудь, прикасание к стакану там, где был рот – всё это кажется уловкой, чтобы вызвать реакцию. И приглашение в душ ещё одна часть той игры, которую она ведёт.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Но я всё ещё не соблазнён.
– Ты... как бы ты сказала? Слишком сложно, – отвечаю я.
Даже для себя я звучу раздражительно и обвинительно. Ребёнок, а не мужчина. Я стараюсь собраться и привести свой тон в норму.
– Думаю, мы слишком устали для актов в спальне сегодня, Наоми.