Читать интересную книгу Простые смертные - Дэвид Митчелл

– Пока живешь, все время чему-то учишься. – Где-то в миле от нас вверх по течению громко распевала глупая веселая птица. Эд Брубек откинул с глаз свои черные волосы. Он был такой загорелый, что вполне мог сойти за турка или кого-то в этом роде. – Ну и куда же ты путь держишь? – спросил он.

– Как можно дальше от этого вонючего Грейвзенда! Насколько ноги меня унести смогут.

– Ничего себе. И что же вонючий Грейвзенд тебе сделал?

Я зашнуровала кроссовки. Стертый палец сильно саднило.

– А сам-то ты куда направляешься?

– У меня дядя вон там живет. – Эд Брубек показал куда-то в сторону от реки. – Он сейчас из дома практически не выходит, потому что почти ослеп, вот я ненадолго и приезжаю, чтобы составить ему компанию. Я как раз от него ехал к Олхаллоус, хотел немного порыбачить, да вдруг тебя увидел и…

– И решил, что я умерла? А я и не думала умирать! Что ж, не стану тебя задерживать.

Он улыбнулся – дескать, как хочешь – и полез на волнорез.

Я крикнула ему вслед:

– Эй, Брубек, а Олхаллоус далеко отсюда?

Он поставил велосипед на землю.

– Около пяти миль. Хочешь, подвезу?

Я вспомнила Винни, его мотоцикл «Нортон» и покачала головой. Эд, пижонским движением закинув ногу, вскочил на велосипед и уехал. А я, набрав полную горсть камешков и злясь сама на себя, с силой швырнула их в воду.

* * *

Вскоре Эд Брубек, превратившись почти в пылинку, скрылся за купой островерхих деревьев. И даже не оглянулся ни разу! Теперь я уже очень жалела, что не приняла его предложение. Усталые колени не желали сгибаться, ступни распухли, ныли и казались тяжелыми, как свинцовые гири, а икры, казалось, сверлила тысяча крошечных сверл. Пять миль! Да в таком состоянии я буду век туда добираться! И все-таки Эд Брубек – такой же парень, как Винни; а все парни – это попросту машины для выработки спермы! В животе у меня бурчало от голода, и страшно хотелось пить. Зеленый чай – отличная вещь, пока его пьешь, но он, похоже, вызывает усиленное мочеиспускание, прямо как у скаковой лошади. И потом, во рту после него такой вкус, словно там застряла дохлая крыса. Эд Брубек, конечно, тоже мужского пола, но, по-моему, он все же не обманщик. И смелый. На прошлой неделе, например, он вступил в спор с миссис Бинкёрк, учительницей Закона Божьего, и в итоге его отправили к мистеру Никсону за то, что он назвал миссис Бинкёрк «фанатичкой года», а это сочли оскорблением. Причем получалось, что Эд оскорбил не просто взрослого человека, а учителя. Вообще, люди – как айсберги: видна только самая малая их часть, а все остальное скрыто от глаз. Я очень старалась не думать о Винни и все-таки думала; вспоминала, например, как еще сегодня утром мечтала создать вместе с ним музыкальную группу. Пока я об этом размышляла, впереди из-за той же купы островерхих деревьев вновь появился Эд Брубек, только теперь он катил уже в мою сторону. Может, решил, что сейчас слишком поздно для рыбной ловли и пора возвращаться в Грейвзенд? Брубек становился все больше и наконец достиг привычного размера; он, как последний пижон, развернулся у меня перед носом на полном ходу, и это сразу напомнило мне, что он еще совсем мальчишка, хотя с виду уже и довольно взрослый парень. Его глаза на загорелом дочерна лице казались белыми.

– А ты почему все еще здесь, Сайкс? Может, тебя все-таки подвезти? – Он похлопал рукой по багажнику велосипеда. – До Олхаллоус-он-Си еще несколько миль. Пока ты пешком туда доберешься, совсем стемнеет.

И мы поехали – довольно быстро, надо сказать, только дорога была уж больно тряской. Миновав очередную кочку или ухаб, Брубек спрашивал: «Ну как ты там?», и я, разумеется, отвечала: «В полном порядке». И морской ветер, дувший нам навстречу, и ветерок, вызванный быстрой ездой, забирались мне в рукава майки и гладили грудь, точно руки какого-то извращенца мистера Тикла[9]. Майка у Брубека на спине насквозь промокла от пота, и я лишь с трудом заставляла себя не думать о потных телах Винни и Стеллы, но это мне плохо удавалось, и стоило мне вспомнить, как они утром лежали в постели, и мои сердечные раны снова начинали кровоточить, а нос и глаза щипало так, словно мне туда плеснули «Деттола». Я изо всех сил цеплялась руками за раму велосипеда, но дорога становилась все более ухабистой, и для большей устойчивости я просунула большой палец в шлёвку джинсов Брубека. Конечно, это могло на него подействовать излишне возбуждающе, но мне было плевать: в конце концов, это его проблемы.

На окрестных лугах кудрявые ягнята щипали травку, а овцы-мамаши смотрели на нас с таким видом, словно мы прямо сейчас собираемся зажарить их драгоценных детенышей и слопать с брюссельской капустой и картофельным пюре.

Порой мы вспугивали птиц на длинных, как ходули, ногах, с длинными клювами. Птицы тут же спешили удрать от нас подальше, на тот берег реки. Летели они низко, концами крыльев касаясь воды, и от этого по воде расходились широкие круги.

Здесь Темза впадала в море. Эссекс в закатных лучах солнца казался совсем золотым. Неясное пятно вдали – это, конечно, остров Канвей, а там, дальше, Саутенд-он-Си.

Английский канал был темно-голубым, как летнее небо, а само небо над нами – довольно блеклым, цвета голубого бильярдного мела. Мы протряслись по пешеходному мостику над каким-то ржавым ручьем, точнее, заболоченной низиной в окружении низеньких дюн, и свернули в противоположную от моря сторону. Указатель гласил: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ОСТРОВ ГРЕЙН».

Учтите, теперь это не настоящий остров. Хотя, может, когда-то он и был настоящим.

А та птичка-щебетунья, похоже, так и летела за нами. Во всяком случае, она снова запела.

* * *

Олхаллоус-он-Си – это, по сути дела, большой парк, спускающийся к морскому берегу, и ничем не примечательная деревня. И в этом парке повсюду виднелись автоприцепы и такие длинные автомобили на высоких, как маленькие ходули, колесах, которые в американских фильмах называются трейлерами, или домами на колесах. На пляже кишели полуголые и совершенно голые ребятишки – стреляли друг в друга из водяных пистолетов, играли в мяч и просто носились как оглашенные. Их мамаши, с ног до головы вымазанные кремом для загара и от загара, выразительно округляя глаза, посматривали на порозовевших от солнца мужей, жаривших мясо на раскаленных жаровнях. Я, казалось, готова была съесть даже этот дым, пропитанный восхитительным ароматом барбекю.

– Не знаю, как ты, – сказал Брубек, – а я просто умираю от голода.

Я откликнулась – пожалуй, с несколько избыточным энтузиазмом:

– Да, мне тоже что-то есть захотелось.

Брубек припарковал велосипед у закусочной, где продавали фиш-н-чипс – там еще рядом была совершенно роскошная площадка для гольфа «Лейзи Рольф Крейзи Гольф», – и заказал треску с жареной картошкой. Треска дорогая, целых два фунта, так что я заказала просто жареную картошку, которая стоила всего пятьдесят центов, но Брубек тут же вмешался и сказал могучему типу, сидевшему на кассе: «Две порции трески с чипсами, пожалуйста» – и подал ему пятерку. Этот тип мельком глянул на меня, а потом – этак одобрительно, «отечески» – на Брубека, словно желая сказать ему: «Молодец, сынок!», и это меня почему-то страшно разозлило, потому что мы с Брубеком ни в каких таких отношениях не состояли и вступать в них не собирались, и он вовсе не был моим бойфрендом, сколько бы кусков зажаренной в масле трески он мне ни принес. Брубек еще раз сходил к стойке и принес нам по банке кока-колы, а потом, заметив мою разгневанную физиономию, сказал примиряюще:

– Это же всего-навсего фиш-н-чипс. И абсолютно ничего из этого не следует.

– Вот тут ты, черт возьми, прав! Абсолютно не следует! – Я, в общем-то, не хотела, чтобы это звучало зло, поэтому поспешно прибавила: – Но все равно спасибо.

Мы прошли мимо последнего трейлера и еще чуть дальше, к какому-то бетонному строению на щеке огромной дюны. Из узкого, щелевидного окошка в стене просачивалась тонкая струйка дыма и запах съестного, но Брубек решительно взобрался прямо на низкую плоскую крышу этого «убежища» и пояснил:

– Это дот. Здесь в войну сидели пулеметчики, поджидая, когда немцы в атаку пойдут. Таких дотов тут поблизости сотни, если присмотреться. Подумай, ведь это замечательное свидетельство того, что мир длится уже достаточно долго, – то, что доты с пулеметными гнездами используют как столы для пикников.

Я смотрела на него и думала: «А ведь ты бы никогда не осмелился сказать что-нибудь такое же умное в школе». Потом я тоже влезла на крышу дота и стала любоваться открывающимся оттуда шикарным видом. Напротив, на той стороне широченного устья Темзы, где она больше мили шириной, виднелся Саутенд, а если посмотреть в другую сторону, то были хорошо видны доки Ширнесса на острове Шеппи. Затем мы дружно открыли свои банки с кокой, и я осторожно отогнула кольцо, чтобы потом засунуть его обратно в банку. Брошенное на землю, такое кольцо может сильно порезать собаке лапу. Брубек протянул ко мне руку с зажатой в ней банкой, и мы с ним чокнулась кокой, словно вином; но в глаза я ему все же старалась не смотреть, чтобы у него не возникло всяких таких мыслей. Первый глоток ледяной коки был как взрыв холодных шипящих пузырьков. Боже, какое наслаждение! Картошка была еще теплая, сбрызнутая уксусом, все как полагается; и масло было горячим, когда мы прямо руками брали кусочки жареной трески и клали их в рот.