не можем снять его со стенки и принести сюда, так? – размышлял вслух Тома.
Я помолчал и произнёс:
– Вообще-то, я знаю, у кого ключи от часовни.
Соседняя кровать заскрипела, Тома сел и наклонился ко мне.
– У кого?
– У мамы. Я видел, как после осмотра церкви Плантар дал ей дубликат своей связки.
Тома ничего не ответил, наверное, думал, но потом заговорил.
– Слишком рискованно. Даже если получится с ключами, на рамке пергамента огонёк сигнализации, и по головке нас точно не погладят.
– Достаточно его сфотографировать, мне этого вполне хватит, – сказал я уже в полный голос.
– Точно! – воскликнул Тома и тут же зажал себе рот рукой. – Будь у меня телефон, – продолжал он уже шёпотом, – мы могли бы его сфотографировать, вернуться сюда и спокойно изучить. И тогда ты тихо-мирно объяснил бы мне свою теорию с шифром.
– Согласен. Наши телефоны запирают в большом деревянном сундуке внизу.
– А ключ у кого? – прервал меня Тома.
– У мамы! – ответил я и подскочил как мячик.
Мне пришла в голову одна идея. Рискованная, но попытаться стоило. Я вылез из-под одеяла, сел на краю кровати и рассказал Тома, что произойдёт в ближайшие несколько минут.
Сердце у меня колотилось как сумасшедшее, даже в ушах отдавалось. Я набрал в грудь побольше воздуха, выскользнул из своей комнаты и направился к маминой, на последнем этаже.
Возле её двери я закрыл глаза и постарался немного успокоиться. Постоял несколько секунд и постучался.
Мама открыла дверь.
– Что случилось, Оливье? – спросила она. – Почему ты не в пижаме?
– Ну… Не хотел расхаживать в пижаме…
– Так что случилось? У тебя такое лицо! – забеспокоилась мама.
– Я из-за Тома. Не знаю, что с ним. Он закрылся в ванной. Давно. И не отвечает.
Мама взглянула на меня и стала очень-очень серьёзной. Исчезла на несколько секунд за дверью и появилась в сером халатике с вышитыми буквами «Ренн-лё-Шато». Она чуть ли не бегом устремилась к лестнице, а я нырнул в её комнату. Связку ключей найти ничего не стоило, она лежала на самом виду, на столике у кровати. Я схватил ключи, спрятал в карман и со всех ног понёсся за мамой. Сердце у меня всё время билось, как ненормальное.
Тома лежал у себя в кровати, натянув одеяло до самого носа. Мама подошла к нему и тихо спросила:
– Как ты себя чувствуешь, Тома?
Тома медленно приоткрыл глаза и тут же закрыл их. Можно было решить, что он чуть ли не при смерти. Вот это я понимаю, артист!
– Мне лучше, спасибо, мадам Леруа. Наверное, я что-то съел… Или конфетами объелся. Но я сходил в туалет, и мне стало легче.
Мама наклонилась к Тома, попробовала ему лоб тыльной стороной руки.
– Вот и хорошо. Температуры у тебя нет. Если почувствуешь себя плохо, не стесняйся, пошли за мной Оливье, договорились?
Тома медленно кивнул. Мама повернулась ко мне и напомнила, что положила мне в мешочек с туалетными принадлежностями пачку парацетамола, и сказала, чтобы я дал Тома таблетку, если ему станет хуже.
Мама со мной разговаривала, а я сжимал связку ключей в кармане, боясь, как бы она не звякнула и не выдала меня.
– Спокойной ночи, ребятки! – пожелала нам мама и пошла к двери. – Постарайся как следует выспаться, Тома, а утром посмотрим, как ты будешь себя чувствовать.
Мама поцеловала меня в лоб и исчезла в темноте коридора. Как только дверь за ней закрылась, я повернулся к Тома и покачал связкой ключей в воздухе, как будто добыл драгоценный трофей. Мы не могли удержаться от смеха и уткнулись в подушки, чтобы нахохотаться – только тихо-тихо.
Тома соскочил с кровати и похлопал меня по плечу.
– Так. Ты отправляешься на задание, я остаюсь здесь и разыгрываю больного. Если твоя мама или кто-то из взрослых заглянет к нам, скажу, что ты в туалете. Ты забираешь из сундука мой телефон, идёшь и фотографируешь пергамент. Жаль, что ты отдал рацию Аманде. Мы могли бы поддерживать связь.
– Я могу взять и свой телефон, и свяжешься со мной по нему.
Тома подумал немного и сказал:
– Нет, не стоит. Не надо ходить туда-сюда. Минимум движений, минимум шума. Ты спускаешься, берёшь мой телефон, выходишь, проникаешь в церковь, фотографируешь и как можно скорее возвращаешься.
– А как быть дальше с ключами? – Я задумался, чувствуя, что волнуюсь и тревожусь всё сильнее.
– Как только вернёшься, положишь обратно мой телефон и оставишь ключи где-нибудь в холле. Хоть на сундуке, хоть на камине, не знаю. Будем надеяться, что твоя мама решит, что забыла их, когда уходила.
Я кивнул в ответ и начал одеваться. Ночью обычно бывает ещё холоднее, так что я натянул две пары носков, а Тома одолжил мне свой тёплый шарф и чёрную вязаную шапочку. И вот я уже медленно двигаюсь к двери, а душа так и замирает, потому что предстоящая вылазка крайне опасна. На пороге я обернулся к другу.
– А что, если я встречу великана с фонарём? – спросил я, тут же пожалев, что упомянул странную фигуру, которую мы видели накануне.
– Ты убежишь.
И Тома беспечно пожал плечами.
Глава 13
Я решил спускаться в носках, чтобы шума было как можно меньше. Вот я у деревянного сундука. Сую один ключ в крохотную скважину – не подходит, сую другой… Я открыл его с третьей попытки. В сундуке штук пятьдесят телефонов всех видов и всех марок, но я не могу рисковать и зажигать в холле свет. На моё счастье, угли в камине ещё не совсем потухли, и при их слабом красноватом свете можно кое-что различить.
Я быстро отыскал телефон Тома – на нём наклейка с логотипом его любимой футбольной команды. И вот я уже за дверью. В прихожей я надел ботинки и включил фонарик на телефоне. Через застеклённую входную дверь на меня смотрела непроглядная тьма, и я невольно вздрогнул. Потом я глубоко вздохнул, надвинул шапку поглубже на уши и вышел.
Разгулявшаяся днём метель замела все протоптанные нами дорожки, так что пришлось полагаться только на свою память. Всякий раз, как я освещал себе дорогу фонариком, деревья и статуи отбрасывали шевелящиеся тени. От этого становилось жутко. Внезапно у меня появилось неприятное чувство, что кто-то за мной следит и готов наброситься в любую секунду.
Я миновал большой дом, из которого вышел, и свернул на аллею, ведущую к церкви. Порыв ветра просвистел в ветвях раскидистого дерева надо мной и сбросил снег с его ветвей прямо на меня. Я вздрогнул и чуть не вскрикнул от неожиданности. Потом наклонил голову пониже и ускорился, держа путь к церкви.
На этот раз найти ключ не составило никакого труда: старинная скважина была огромной, так что подойти к ней мог один-единственный, самый большой ключ в связке.
Я отпер дверь, потянул её на себя, и она ответила жалобным, пронзительным скрипом, от которого у меня вся кровь заледенела в жилах. Я направил луч света прямо перед собой, и мне показалось, что на меня из темноты бросается чудовище. Мокрые подошвы ботинок заскользили по гладким плиткам, и я растянулся на полу. Хорошо, что закусил губу и не вскрикнул. А ещё большее счастье, что не уронил телефон. Белый луч осветил оскаленную пасть дьявола, его жуткие глаза следили за мной.
«Это статуя», – сказал я сам себе.
Перевёл дыхание, встал и запер за собой дверь. Все статуи вокруг меня, такие мирные и безобидные днём, сейчас казались враждебными чудовищами. Игра теней из-за света от телефона превращала их в живых существ. Они сошли с места. Хотели подойти ко мне, сомкнуться вокруг меня. Меня бросило в жар, сердце билось тяжело и глухо. Одежда на мне стала весить тонну. Хотелось только одного: как можно скорее сфотографировать пергамент и как можно скорее оказаться снова в постели.
Дрожащими руками я искал небольшой ключик, который открывал тесное помещение, где висел таинственный пергамент. Наконец я отпер дверь, и за спиной как будто послышался шум. Что это? Эхо под сводами откликнулось на металлическое звяканье ключа? Я застыл на мгновение. Прислушался. Только моё учащённое дыхание тревожило мёртвую церковную тишину.
Как же мне хотелось убежать отсюда! И побыстрее! Но я наконец-то стою в крошечной комнатке, напротив рамки с пергаментом. Я поднял телефон над головой и стал фотографировать. Делал кадр за кадром и сразу же проверял, получились они или нет. Я с такими трудностями пробрался сюда, что просто не пережил бы, окажись снимки смазанными, а текст нечитаемым.
И тут раздался самый настоящий шум. Тяжёлая дубовая дверь, через которую я пробрался в церковь, гулко хлопнула. Никаких сомнений: кто-то ещё вошёл сюда после меня. Я задержал дыхание и прислушался: какие