— Ну, здравствуй! — настроение у взводного было отличное, — Смотрели, смотрели мы военный парад! Молодцы! Не опозорили своих погон, не подвели… Устал, наверное? Ну, ладно, иди, иди в казарму…
— Есть! — взметнулась к шапке рука, и я пулей влетел в казарму.
Руденков задумался. Что-то было не так, но что, понять он никак не мог. Суворовец, как суворовец… Старательный и дисциплинированный… Однако какое-то странное напряжение, и что-то в форме? Да нет… Все у Коренева в форме на месте… Может это я, просто переел в обед, вот и лезет в голову всякая ерунда?
В расположении все, кто увидел меня — ахнули.
— Андрюха! Там же Таракан стоял! Он тебя не выкупил?
— Пронесло, пацаны!
— Ну, ты — молодец! Кадет! Первый с роты! Старики помогли так ровно обрезать?
Я кивнул. На построении на вечернюю прогулку вся рота старательно прикрывала меня от глаз ответственного по роте Таракана, и тот снова ничего не заметил. А из уст в уста передавалось общее кадетское решение. Коренев — кадет! Если все не обрежут шинели до утра и Андрея накажут — в этом будем виноваты мы, потому что предали и подставили товарища. Кто не подрубит шинель до утра — тот крест, и отношение к нему будет — как к кресту!
После отбоя вокруг меня собралась рота, и я на одной из шинелей показывал, как ровно обрезать. Сначала одеваешь, и отмеряешь нужную длину, чтобы были видны лампасы. Делаешь отметку. Потом снимаешь, аккуратно раскладываешь ее на полу, и прикладываешь по метке параллельно к краю шинели свой ремень. По нему мылом проводишь линию и обрезаешь. Ну, и чтобы не висела бахрома — подпаливаешь края спичками. Всем ясно? Вперед!
Утром, на построении на завтрак, увидев построившуюся роту, Таракан ахнул. В роту проникла зараза, и что самое обидное — в его дежурство! Проспал! Суворовцы стояли напряженно, с каменными лицами, ожидая реакции майора. И у каждого над сапогами вызывающе краснели полоски лампас.
— Та-ак! Порча военного имущества! Нарушение строевого устава! Кто вам позволил?! Вице-сержант Еремеев! Кто вам дал право портить государственное имущество?
— Никто! — коротко и четко ответил вице-сержант.
— Тогда почему вы обрезали шинель?
— Никак нет, не резал, товарищ майор! Утром проснулся, одел, а она укоротилась!
— Я вам дам — укоротилась! Крошкин!
— Я!
— У вас тоже укоротилась?
— Так точно!
Офицер был в бешенстве… Командир роты совещался с офицерами долго. Надо было найти и выгнать из училища зачинщика безобразия и восстановить шинели. Вызвать родителей, и под угрозой увольнения их сыновей, заставить купить новые, уставной длины.
Каждый командир взвода по несколько раз побеседовал с каждым из воспитанников. Те писали объяснительные, и преданно глядя в глаза, убеждали офицеров, что так оно и было. Встал, проснулся, одел, а она укоротилась! Не было ни зачинщиков, ни виноватых. А на следующий день, в целях поддержки настоящих кадет четвертой роты и чтобы не прослыть крестами, неожиданно укоротились шинели в пятой и шестой ротах. И тоже ни крайних, ни виноватых.
Первые родители суворовцев, которые жили недалеко от Уссурийска, приехали в ближайшие выходные. Суворовцы, что были из дальних регионов, с тоской думали, как объяснять родителям, зачем их вызывают… Однако все благополучно разрешилось благодаря суворовцу Обручеву, отец которого служил начальником тыла одной из воинских частей. Он недовольно покряхтел, отругал сына, и привез несколько черных шинелей большого размера. Дальше было делом смекалки и техники. Самый высокий суворовец нашил на одну из привезенных шинелей алые погоны и петлицы, а свою укороченную отдал следующему по росту. Тот свою следующему по росту, и так далее. В итоге, когда командир роты провел строевой смотр на предмет восстановления шинелей, к его огромному удивлению рота стояла без нарушений, все шинели были уставной длины. И никто из офицеров не обратил внимания, что рукава на этих шинелях немного длинноваты, и что в расположении осталось висеть несколько маленьких шинелей, явно укороченных. Зато в увольнения все ходили как кадеты, и у каждого над сапогами алели красные полоски…
А самодовольно улыбающегося майора Руденкова все-таки решили наказать. Слишком уж на его лице сквозило чувство победы над кадетами. В день, когда он остался ответственным, во время вечерней поверки, два кадета по общему решению покинули строй, а за них должны были ответить их товарищи. Пока Таракан проводил поверку, рисковая двоица проникла в канцелярию, где висела шинель майора, и обрезала ее по самое мужское достоинство. На это ушло совсем немного времени, потому что не было необходимости резать ровно и подпаливать бахрому. Сойдет и так…
Утром суворовцев разбудил взбешенный рев майора, надевшего шинель, чтобы выводить роту на зарядку. Крайних найти не удалось, потому что вечером шинель Таракана была в полном порядке, что сам Руденков отчетливо помнил, а в том, что все суворовцы были на вечерней поверке, подтверждала личная роспись майора… Ну, а ночью, он находился в канцелярии безотлучно. Свою шинель, которая тоже укоротилась непонятным образом, Руденков восстанавливал сам…
* * *
— Взвод! Становись! — скомандовал вице-сержант Хилев, и поторопил суворовцев, — Давайте быстрее!
— Кадеты! Строимся! — крикнул я зазевавшимся друзьям, и вдруг натолкнулся на негодующий взгляд Таракана, грозно надвигающегося на меня.
— Товарищ суворовец! Как вы назвали товарищей?! — прищурился командир взвода, — Кадетами?
Вытянувшись перед взводным, я стиснул зубы.
— Я вас, суворовец Коренев спрашиваю, как вы назвали своих товарищей? Вы что? Кадет? Что молчите? Кадет?
— Так точно, товарищ майор! Я — кадет! — гордо подняв голову, твердо взглянул я в лицо командиру.
— Что-о? — от подобной наглости у майора перехватило дыхание, — Взвод! Становись!
Суворовцы замерли перед командиром ровным строем, напряженно глядя перед собой.
— Это что за гниль из вас поперла! Хилев! Это что за штучки? Откуда это у вас? Вы хоть понимаете, что кадеты — это царские прихвостни, детишки богатых дворян, которые воевали против Красной армии! Они создали даже свою партию, партию кадетов, которая вела борьбу против большевиков! Вы что, не понимаете, у вас с ними нет ничего общего!
Взвод молчал, но майор кожей чувствовал, как в воздухе возникло мощное напряжение несогласных с ним суворовцев. Эту антисоветчину ему, как опытному офицеру-воспитателю, необходимо было выбить из еще юных голов.
— Суворовец Коренев!
— Я! — как струна вытянулся я.
— Вы суворовец? — навис над ним воспитатель.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});