Она устроилась поудобнее в кресле, которое уступил Акира, оглядела всех троих с настойчивой мольбой о доверии и судорожно вздохнула.
— Итак, я — Элен Блано, родилась в Ливерпуле 22 мая 1907 года. В 1931 году закончила Кембридж по специальности история и археология. Я одна из первых женщин, получивших степень бакалавра в этой области. Вы записываете, Аки? Хорошая у вас аппаратура. В мое время имелись только громаднющие граммофоны и диктофоны с пластинками, еще эдисоновские. Передайте потом эти сведения на Землю, пусть наведут справки.
Этой быстрой просьбой она и на этот раз пресекла гнев Антона, который моментально сопоставил и годы, и Эдисона с нынешней датой. Она засмеялась:
— Томми тут было решил, что я моложе, — помните, когда он не верил, что вы меня слышите? Я окончила Кембридж в двадцать четыре года, столько же мне можно дать и сейчас, ну, может, чуть побольше, правда?
Гибсон достал свой неизменный тюбик и, впрыснув что-то себе в рот, быстро наклонился над карманной камерой, которую вытащил вместе с тюбиком.
— Фотоаппарат, правда? Какой маленький, совсем не такой, как в мое время. Вообще вы далеко ушли вперед, я очень рада...
— Радоваться будете после! — прорычал Санеев.
— Ну вот, Эн, вы опять! Не надо, а то я совсем собьюсь, не смогу отвечать урок.
— Я и не сомневаюсь, что вам задан урок! Кто вам его преподал? Говорите!
— Эн, ну чего ты торопишься! — сжалился наконец и Гибсон. — До Земли еще целый месяц, никуда она от нас не денется.
— О, нет, мне придется покинуть вас. Как это ни тяжело, — вы такие милые ребята, но... вы такие тихоходы! Целый месяц — это невозможно. Меня ждут!
— Кто вас ждет?
Она с кокетливой угрозой мотнула головой в сторону свирепого Санеева, но золотая волна волос, лишенная естественной тяжести, заслонила лицо, и ей пришлось поправить волосы руками. А женщина, которая умеет поправлять волосы под мужскими взглядами, неотразима вдвойне.
— Лучше по порядку, а то запутаюсь. Итак, в октябре 1931 года я отправилась с одной экспедицией в Новую Гвинею. Меня взял с собой жених, доктор Эрвин Стронгфилд, известный этнограф. Томми, вы ошиблись не только с возрастом, я вовсе не невинное создание, мы собирались пожениться. Я не то, чтобы его очень любила, скорее просто уважала, он был моим преподавателем, а самое главное — мне страшно хотелось поехать с экспедицией, я немножко авантюристка, а женщин, как известно, в такие экспедиции берут неохотно...
— Девочка, — перебил ее Антон, — вы что, любовные истории явились рассказывать?
Она снова покраснела, но не так густо.
— Извините, я столько времени не видела людей... И поболтать люблю... Так на чем мы остановились? Да! Ну, и во время экспедиции я однажды отделилась от группы, забралась в огромную пещеру — вход в нее был скрыт кустарником и лианами. Я и раньше так делала, потому что меня интересовали пещеры, а там тьма интересных пещер со множеством находок. Джунгли же на Новой Гвинее, оказывается, не страшные, никаких зверей там нет...
— А людоеды? — напомнил ей шутливо Гибсон. — Тогда ведь еще были людоеды?
Санееву показалось, что Томми готов верить ее идиотским россказням.
— О, людоеды оказались самыми добрыми людьми, каких я до тех пор встречала. Они, знаете ли... людоедство — это такой ритуальный...
— Знаем, — грубо перебил Антон, — читали!
— Хорошо, хорошо, — устрашилась она его тона. — И вот, углубившись в пещеру, я неожиданно попала... как вам сказать... Ну, просто, к существам другой цивилизации. Они устроили себе там базу и тайком исследовали Землю. А я застала их врасплох. Они не допускали, что кто-нибудь заберется так глубоко под землю. Туземцы обходили пещеры стороной, они такие суеверные! Сначала я все просила их сопровождать меня — так они, бывало, до пещеры доведут, а дальше — ни за что на свете! Прошу вас, Эн, не перебивайте! Я буду немногословна, подробности отложим до Земли. Какие же они были страшные! Я не из пугливых, но когда эти существа окружили меня и отрезали путь к отступлению, — что это был за ужас! Сначала я решила, что это какие-то звери. Там, на Новой Гвинее, все было очень мало исследовано. Только Миклухо-Маклай да еще двое-трое... Как бы там ни было, но они заговорили со мной по-английски. Представляете? На чистейшем университетском английском, вроде моего. Он для вас звучит очень архаично? — обратилась она к Гибсону, и было видно, что утвердительный ответ для нее был бы страшнее самой страшной внеземной цивилизации.
— Немножко, и потому он такой очаровательный.
— Благодарю, Томми, вы очень милы. Да... Они тоже были очень милы и любезны, старались меня успокоить, но отпустить категорически отказались. Сначала им надо было закончить работу на планете. Приносили мне еду — разные плоды. Животных они не имели права убивать. Все извинялись и все объясняли, как страдают от того, что вынуждены меня задерживать, совершать насилие над моей волей. Это противно их природе. И это была правда, хотя выглядели они ужасно. Но на третий день им самим пришлось прервать свое пребывание на Земле. Меня разыскивали, Эрвин поднял на ноги все окрестные племена. Конечно же, искали меня в пещерах. Тогда жители другой планеты предложили мне отправиться с ними. Они наговорили таких фантастических вещей о своей цивилизации, о возможности передать нам кое-какие свои способности, что меня разобрало любопытство. То есть, я соблазнилась, — нужно сказать, что я от рождения ужасно любопытна. И повторяю — никакого давления никто на меня не оказывал. Если бы я настояла, они отпустили бы меня. Им это ничем не грозило — все равно никто бы мне не поверил, все просто решили бы, что я рехнулась в темной пещере. И еще мне было немножко совестно, — я ведь сама к ним явилась, незваная, не дала им доделать дело, так пусть по крайней мере исследуют на мне человеческий организм, пусть выяснят, что они могли бы нам передать. Если мы захотим, конечно. Они уже по предварительным исследованиям знали, что возможности для этого есть. Словом, им удалось меня соблазнить. Это было нетрудно, я ведь уже сказала, что во мне живет авантюристка. Я представила себе, какая историческая роль мне выпала — быть мостом между великими цивилизациями... Представила, что если вернусь, придется выйти замуж за Эрвина и всю жизнь... Нет, он был неплохой, он чудесный ученый, но... такой пожилой...
Она укоризненно погрозила пальцем Гибсону, который почему-то смутился.
— Эй, Томми, я рассержусь!
— Томми, в чем дело? — насторожился Санеев.
— Ничего, Эн. Я не знаю...
— Он думает о разных неприличных вещах, а я все слышу.
— Что же он думает? — развеселился Антон.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});