— А вот мы — не обыкновенные люди, мы космонавты, и все-таки не можем разгуливать по космосу в резиновых комбинезонах.
— Меня зовут Элен Блано, — неожиданно представилась гостья, словно хотела доказать свою обыкновенность обыкновенным именем. — Я родилась в Ливерпуле, там же и выросла. Мой дед был француз, отсюда такая фамилия... Закончила отделение истории и археологии в Кембридже, но случилось большое...
— И вы отправились делать раскопки в космосе, — вставил Гибсон.
— Зачем вы так? Я вам так рада, я... — всхлипнула девушка.
Антон серьезно сказал:
— Затем, что мы не знаем, радоваться нам или... Вы — из нашего Центра?
— Пусть девушка отдохнет! — пропел Акира с нежностью осипшего от счастья кенаря, утопая в блаженстве, как в надувном кресле.
Гостья внезапно покраснела. Кровь прихлынула к шее, прилила к маленьким, будто изваянным рукой художника, грудям, яркими пятнами выступила на втянутом животе. Она вскочила. Антон забеспокоился:
— Что случилось? Может, с воздухом у нас...
Сделав чересчур резкий прыжок, она завертелась в воздухе, но тут же нашла точку опоры, метнулась за спинку кресла и присела на корточки.
— Дайте мне одежду! Я читаю ваши мысли, а от них не только покраснеть — сгореть можно!
Лицо японца стало похожим на апельсин, потому что желтый цвет в смеси с красным дает оранжевый.
— Мы серьезные ученые... — произнес доктор инженерных наук Томас Гибсон, но, кажется, он говорил и сам себе не верил.
— Знаю, — смущенно усмехнулась гостья и еще ниже присела за спинкой кресла, так что была видна одна голова. — Дайте мне все-таки что-нибудь одеться! Я только хотела вас уверить, что я действительно человек!
— Ну, в этом мы еще не убеждены, — на этот раз шпильку пустил Антон: он чувствовал, что готов простить тем, на базе, странное испытание, которому его подвергли. — Принести вам ваш несколько необычный туалет? Где вы его сшили?
— Нет-нет, дайте мне что-нибудь земное!
Антон замигал Томми, а тому тоже будто пыль попала в глаза, он отправил немой вопрос все еще пристыженному японцу и нерешительно заковылял к спальному помещению. На всем корабле не было ни клочка материи. Даже купального халата. Мылись химикалиями, сушились воздухом. А про купальный халат Антон подумал потому, что услышал, как за его спиной осипший кенарь виновато ластится: «Если хотите освежиться, отдохнуть, у нас есть условия, хотя и довольно примитивные...» И потому, что на этом отрезке маршрута обычно уже начинал тосковать по хорошему купальному халату, в который можно завернуться после хорошей горячей ванны.
Спальное помещение было спальным постольку, поскольку свободный от дежурства член экипажа мог растянуться в нем в какой угодно позе над грудами предметов и аппаратов, а закрытая дверь не пропускала шумов из командного отсека. Там не было ни кровати, ненужной в невесомости, ни простыней, и Антон был вынужден вытащить из гардероба свое последнее чистое белье — белый трикотажный комбинезон на белой молнии.
Он издалека бросил его гостье, глянул, как она, такая маленькая, сидит на корточках за креслом, и тут же повернулся к командирному пульту, чтобы дать ей спокойно одеться. Стоя к ней спиной, он сказал довольно глупо:
— Другого ничего нет. Значит, для вас большая радость — встретить нас?
— Ведь я сто лет не видела ни одного человека! О-о-о-о!
Она утонула в огромном комбинезоне, и он собрался на ней такими складками, что она никак не могла затянуть молнию. И теперь в самом деле стала похожа на призрак. Но этого привидения они уже совсем не боялись. Над комбинезоном кокетливо и весело смеялось лицо девчушки, натянувшей на себя папину одежду.
Акира и Гибсон, которые в пять раз дольше Санеева не были на Земле, смотрели на нее, как мужчины, двести лет не видевшие женщины. А она спросила с наигранной тревогой, кокетливо, как сделала бы любая земная женщина:
— Я очень смешна? — и осмотрелась, подворачивая слишком длинные рукава на тонких руках, расправляя штанины на бедрах.
— Пока что смешны мы, — ответил Санеев. — До тех пор, покуда не поймем, зачем нужна вся эта игра.
— Ох, вы все еще думаете, что я — из вашего Центра! Я вам скажу, но... дайте мне сначала порадоваться! Я действительно сто лет не видела людей! И так счастлива, что люди сами научились путешествовать в космосе!
Это уже прозвучало, как речь умалишенного, и трое космонавтов переглянулись с осторожной многозначительностью.
— Ничего удивительного, если я сойду с ума, — словно в ответ на их мысли заявила она. — Но пока мне только кажется, что я схожу с ума от счастья.
— Может быть, перекусите, попьете... Правда, еда у нас... — опять пропел кенарем Акира.
— Ох, не смею! Пока не смею. Ровно семьдесят лет крупинки земной пищи во рту не было...
— Слушайте! — перебил Антон.
— Нет-нет, не надо! — мило перебила она. — Я понимаю, вы, наверное, чувствуете себя, как святой Антоний, которого искушал дьявол в образе нагой женщины. Но раз вы не святой, будьте по крайней мере джентльменом! Ну хорошо, сначала покончим с делами. Да-да, включите аппаратуру и записывайте, — обернулась она к вставшему за чем-то Акире.
То, что она назвала командира по имени, подтвердило ее осведомленность об их космической программе, и Антон уже готов был по-настоящему взорваться, но она растопырила розовую ладошку:
— Я же говорю, что читаю ваши мысли, ребята. Уж как я только не старалась сообщить вам хоть что-нибудь мысленно, но вы были так охвачены страхом...
— Я вас слышал! — похвастал Акира.
— Да, Энтони тоже раз услышал меня. Начинаем, Аки? Ведь правда, я могу вас так называть? Вы стали мне так близки...
Скулы японца от счастья расцвели крокусом. Антон все еще не мог проглотить сравнение со святым. Хмурый от обиды, что его забыли, Гибсон принялся стаскивать с себя скафандр без разрешения. А она опять как будто угадала мысли командира:
— Да-да, снимите эту неудобную одежду! Поверьте мне наконец, ничто вам не угрожает, ни с моей стороны, ни вообще! Кстати, что это за вирусы, которых вы так боитесь, Энтони? Какая-нибудь болезнь?
Антон свирепо прорычал:
— Перестаньте! По-моему, номер пора кончать.
Женщина опечалилась. Она выглядела трогательно искренней в своей детской обиде.
— Ну почему вы мне не верите? Я прилетела не с Земли, и никакая это не игра, а все очень серьезно. Что мне еще сделать, чтобы уверить вас? Ну хорошо, начинаю рассказывать...
Она устроилась поудобнее в кресле, которое уступил Акира, оглядела всех троих с настойчивой мольбой о доверии и судорожно вздохнула.
— Итак, я — Элен Блано, родилась в Ливерпуле 22 мая 1907 года. В 1931 году закончила Кембридж по специальности история и археология. Я одна из первых женщин, получивших степень бакалавра в этой области. Вы записываете, Аки? Хорошая у вас аппаратура. В мое время имелись только громаднющие граммофоны и диктофоны с пластинками, еще эдисоновские. Передайте потом эти сведения на Землю, пусть наведут справки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});