Читать интересную книгу Слепая ярость - Сергей Майдуков

Оставалось время продолжить расспросы, но Луневу вдруг расхотелось копаться в истории Горелова. К тому же Шубская предупредила его, что в детский дом сейчас приедет Ангелина Эдуардовна Мягкова, та самая владелица благотворительного фонда «Энджелс Харт».

Лунев занял свое рабочее место. Чтобы как-то отвлечься от мыслей о связи Алены с Гореловым, он пытался решить, где проведет будущий отпуск, и воображение услужливо подбрасывало ему красочные картинки с видами джунглей и саванн, где трещали автоматные очереди, рычали бронетранспортеры, ухали мины и хрипели умирающие. Вернуться туда? Эта мысль не казалась такой уж нелепой. Внешне Лунев целиком и полностью вписался в размеренную будничную жизнь страны, но внутренне он все еще оставался боевым офицером, наемником, военным профессионалом. Смерть Горелова пробудила в Луневе прежние инстинкты. Они не позволяли полностью расслабиться, держали на взводе.

Наконец дверь распахнулась, впустив в здание – вместе с облаком пара и роем снежинок – элегантную женщину лет тридцати пяти, лицо которой до половины утопало в пушистом воротнике шикарной шубы.

«Мягкова», – подумал Лунев, которому стало неожиданно тесно в будке. Своей холодной красотой она напоминала Снежную Королеву из сказки Андерсена. Казалось, если она сейчас пристально посмотрит на Лунева, его сердце может превратиться в льдинку. Но этого не случилось, Мягкова прошла мимо – такие женщины всегда проходят мимо, не удостаивая вас взглядом.

Сразу за ней проследовал крепкий мужчина в маленькой шапке, надвинутой на глазки-буравчики. Он был похож на глупого, но опасного зверька. Мужчина тащил тяжелые пакеты, которые, судя по коробкам, торчащим из них, были доверху набиты сладостями.

– Не отставай, Любимов! – прикрикнула Мягкова, не повернув головы.

«Бим», – мысленно окрестил охранника Лунев. Почему? Что это означало? Он понятия не имел, но прозвище сидело на Любимове как влитое.

– Куда это все, Ангелина Эдуардовна? – пропыхтел он, изнемогая не столько от веса своей ноши, сколько от обилия пакетов, норовящих выскользнуть из рук.

– Неси на кухню, – распорядилась Мягкова. – Я буду в кабинете Клары Карповны. Когда подъедут Хопкинсы, вы с Абросимовым проводите их ко мне.

«С Бомом», – мысленно поправил Лунев и вдруг смутно вспомнил, как родители рассказывали ему в детстве байки про какую-то шутовскую парочку то ли клоунов, то ли комиков, то ли еще кого-то. «Здравствуй, Бим, ха-ха-ха!» – «Здравствуй, Бом, хо-хо-хо!»

Но смешно почему-то не было. Даже когда Бим потрусил по коридору и, рассыпав подарки, принялся собирать их, отставив мощный зад.

Мысли Лунева были заняты совсем другим. Он думал о владелице благотворительного фонда «Энджелс Харт».

* * *

Мягкова была из тех женщин, которые знают себе цену. Она прекрасно понимала, насколько хороша собой, и не скрывала этого, отчего на ее лице всегда присутствовало надменное выражение. Безупречный макияж и маникюр только подчеркивали ее физическое совершенство. Также Мягкова знала, что она прекрасный оратор, способный заставить слушать себя не перебивая и, главное, не возражая. Она любила бывать на публике и произносить речи. Сейчас, расположившись за столом в кабинете Клары Карповны, она наслаждалась моментом, хотя здесь присутствовали всего три слушателя, вернее слушательницы. Это были старшие воспитательницы и сама Клара Карповна Шубская.

Поправив и без того идеальную прическу, Мягкова продолжила свою речь:

– Некоторые постоянно баламутят воду, вопрошая: для чего нужно отдавать этих несчастных неполноценных детей в чужие руки? Не просто в чужие, а в иностранные…

– Завидуют, – вынесла приговор одна из воспитательниц. – Сами хотели бы за границу, и чтобы жить там на всем готовеньком…

– Татьяна Викторовна! – одернула ее заведующая. – Давайте без этих ваших комментариев. – Она виновато улыбнулась Мягковой. – Продолжайте, прошу вас.

Почетную гостью, обожавшую находиться в центре внимания, не пришлось долго уговаривать.

– Такие скептики часто подходят ко мне и задают свои бестактные вопросы, – произнесла она, презрительно щурясь, словно эти скептики и сейчас незримо стояли перед ней. – А я говорю им, говорю так, м-м… – Задумчиво выпятив губы, густо покрытые лаковой алой помадой, Мягкова бросила взгляд в окно. – Закройте свои глаза и попробуйте в таком состоянии пожить, например, час, а лучше – день. Походить по дому, не натыкаясь на предметы, заняться своими обычными делами, пообщаться с близкими… – Мягкова сделала многозначительную паузу. – Потом, когда вы наконец откроете глаза, вы вдруг поймете, насколько вы на самом деле счастливы. – Нащупав на столе шариковую ручку, она принялась вертеть ее в руке. – А после этого я напоминаю им, что никто не хочет заниматься слепыми после того, как им исполнится восемнадцать лет. Вообще никто! Ни одна бюджетная организация. – Мягкова постучала ручкой по столу в такт своим словам. – Затем они вырастают и перестают быть детьми, многие из них заканчивают жизнь в полном забвении в интернатах и домах престарелых, беспомощные и никому не нужные.

– Мы все это прекрасно знаем, – начала была воспитательница по фамилии Кунцева, но Клара Карповна шикнула на нее.

Мягкова притворилась, что не расслышала реплику.

– Вот почему нужны усыновления и удочерения! И пусть иностранцы, пусть даже американцы или вообще какие-нибудь японцы, лишь бы не прозябание во мраке без надежды, без радости, без душевного тепла. Дай бог, чтобы к нам приезжало побольше таких великодушных и щедрых людей, как мистер и миссис Хопкинс, с которыми вы сейчас будете иметь честь познакомиться. Они британцы. Уроженцы туманного Альбиона, так сказать.

Сразу после этих слов в кабинет зашли худощавые бледнолицые супруги.

– А вот и они. Прошу любить и жаловать, мистер и миссис Хопкинс собственными персонами!

Мягкова встала из-за стола навстречу вошедшим и сделала призывный жест, после которого воспитательницы и заведующая бросились жать визитерам руки и произносить английские, как им представлялось, слова и фразы. Скромно улыбаясь, британцы принялись здороваться со всеми присутствующими, повторяя свои «хэллоу», сопровождаемые короткими английскими тирадами. Их произношение было слегка гнусавым и малоразборчивым для непривычного уха.

– Хопкинсы приехали к нам из графства Ланкашир, куда хотят забрать не одного, – Мягкова торжественно подняла вверх указательный палец, – а сразу двух детей, мальчика и девочку, чтобы они там жили как брат и сестра.

Женщины одобрительно загудели. Британцы смотрели то на них, то по сторонам, рассеянно улыбаясь. Оба были одеты в яркие спортивные куртки, резко контрастирующие с их бескровными лицами.

– Свой выбор гости уже сделали, и мы его согласовали, не так ли?

Вопросительно приподняв брови, Мягкова повернулась к Кларе Карповне. Та замахала руками, словно лопастями ветряной мельницы:

– Конечно, конечно!

– Тогда давайте займемся формальностями?

– Конечно, – согласилась Клара Карповна все с тем же энтузиазмом. – Потом отпразднуем это знаменательное событие. Правда, вынуждена заранее извиниться перед уважаемыми гостями. Сегодня детей вам отдать не смогу. Завтра. Облздрав вначале должен утвердить все, что мы с вами сейчас подпишем.

– It’s fine, – закивали англичане, выслушав вольный перевод Мягковой. – Don’t worry, we understand…[4]

Когда бумаги были подписаны, в кабинет привели двух слепых детей: белокурого Костю Рыкова с огромными бесцветными глазами и светленькую Аллочку Камневу с милыми ямочками на щеках. Затем все вместе отправились в актовый зал, где собрались все обитатели «Паруса».

Хопкинсов вывели на сцену, где за длинным столом, покрытым зеленой скатертью, восседала счастливая Клара Карповна со старшими преподавателями. Было произнесено несколько коротких прочувствованных речей, внимая которым, Хопкинсы не забывали гладить своих избранников по головам и плечам. В какой-то момент, совершенно неожиданно для всех, Аллочка расплакалась. Миссис Хопкинс, присев на корточки, принялась лопотать по-английски что-то ласковое, касаясь то животика девочки, обтянутого полосатой кофтой, то ее мягких волос, перехваченных бархатным обручем.

– Alice in the Wonderland[5], – провозгласил мистер Хопкинс, указывая на девочку. – The pool of tears[6].

Никто ничего не понял, но все захлопали, в том числе и слепые дети, которые могли лишь догадываться о происходящем. Когда Аллочку удалось успокоить, англичане через Мягкову официально подтвердили свое согласие стать опекунами и родителями двух воспитанников «Паруса». Потом, извинившись, они стали пробираться к выходу, оставив взволнованных Костю и Аллочку на сцене. При этом мистер Хопкинс с виноватым лицом повторял: «Toilet, toilet»[7], а его супруга толковала что-то про long way, tea и cold weather[8].