круглыми плечами Виктория. – Стыд может быть у нецелованной девушки, а не у газетных шакалов. И их выдумки работают на нашу власть: они безбожно врут, а мы обоснованно опровергаем их вранье и тем самым выигрываем в глазах публики. Так и должна быть устроена свобода слова, Джорджи!
– А я думал, дядя Ники прислал мне с тобой какой-нибудь подарок! – подал голос маленький Дэвид.
– Например? – спросила Виктория. – Какой?
– Например, медвежонка, – сказал Дэвид. – Что ему, жалко? Все говорят, что у него в России медведи по улице ходят.
Королева рассмеялась, все ее полное тело пришло в зыбкое движение.
– Ходят, ходят, – вслед за мальчиком повторила королева. – Но всегда по соседней. А по твоей едут кареты и даже моторы.
Русский медвежонок. Почему бы и нет? Получившего при крещении несколько имен, каждое из которых несло в себе династическое значение – Эдуард-Альберт-Кристиан-Георг-Эндрю-Патрик-Дэвид, звали в семье по последнему – Дэвидом. Ребенок, которому от рождения предназначалось стать королем Великобритании, Ирландии, Британских заморских доминионов и императором Индии, ни в чем, разумеется, не получал отказа и тем отличался от прочей английской королевской поросли. Русский медвежонок от дяди Ники? Прекрасная идея! А то, что этот далекий дядя не явился на встречу с ганган, – тем хуже для него.
Не получив подарка, Дэвид надулся и загрустил: мальчик привык к тому, что все его желания исполняются неукоснительно. И разрешалось ему больше, чем другим высокородным детям, получавшим, по традиции и поощрению Виктории, строгое спартанское воспитание. Венценосный ребенок, в отличие от других детей, мог позволить себе естественный для его сверстников поступок: с ревом кинуться на пол и сучить ногами. И ни у кого из многочисленных слуг и воспитателей рука не поднималась поставить его на ноги и отшлепать. Дэвид рос мальчиком резвым и своевольным, с твердым, в мать, но не без колебаний, характером; ему все сходило с рук.
Королева Виктория и Дэвид
Пока он куксился по поводу неполученного медвежонка и строил планы, как бы его заполучить, свидание с бабушкой подошло к концу: явился лорд Солсбери с докладом о текущих политических событиях. Отец с сыном распрощались с королевой и отправились домой, на Пэлл-Мэлл, в Малборо-хаус – Георг, убедившись в лживости слухов о тайной встрече Виктории с русским царем и грядущей войне, и Дэвид, продолжавший киснуть.
Дома, в Малом дворце, царила обычная сонная атмосфера. Жесткий характер герцогини Марии Текской, супруги Георга и матери Дэвида, не способствовал веселью в доме. Кинувшись было к маме с рассказом о несостоявшемся подарке, разочарованный Дэвид не получил от нее ни слова утешения и поддержки: Марию нисколько не занимал Ники с его медведем, как и слезные жалобы сына на русского дядю. Герцогиня любила своих детей строгою любовью, всецело доверив попечение над ними штату нянек, гувернеров и воспитателей. Сама же Мария Текская, по-домашнему Мэй, активно попечительствовала больницам для бедняков, домам призрения и богадельням и немало времени тратила на переписку с многочисленной именитой родней, рассыпанной по всем королевским дворам Европы. Эти занятия, по твердому убеждению Марии, входили в круг обязанностей дамы ее высокого положения.
Георг, в противовес Марии, сухой, как вяленая треска, и нагонявшей страх на собственных отпрысков, обладал характером податливым и жалостливым. Утешая прибежавшего от суровой матери и уткнувшегося ему в колени сына, он с нежностью в сердце сулил ребенку скорое получение мохнатого подарка от Ники, который, не будем забывать, приходился Дэвиду не только дядей, но и крестным отцом. Да-да, именно так.
Это обнадеживающее семейное обстоятельство, о котором Георг ему напомнил, немного утешило Дэвида. Крестный отец – это здорово: он наверняка пожалеет своего английского крестника и пришлет медвежонка с первой же оказией. Надо просто немного подождать, хотя ждать непривычно и очень противно.
Лаская сына, поглаживая его голову крупными теплыми ладонями, Георг с улыбкой вспоминал приезд Ники в Лондон на крестины новорожденного. Пять лет назад, в июле, вся семья собралась в королевской церкви Сент-Джеймсского дворца на торжественную церемонию, и младенец с Божьей помощью получил там все семь своих имен. Весь цвет Европы расположился у амвона, глядя, как в золотистом освещении под трогательную церковную музыку и голоса певчих Ники принимает своего крестника из серебряной купели. Как быстро летит время! Словно вчера все это было… пять лет. И вот вчерашний младенчик требует живого медведя. Можно, конечно, попросить Ники о таком одолжении, он только рад будет сделать приятное крестнику, но Мэй наверняка воспротивится: дикий зверь во дворце – это уже слишком.
Утерев слезы и немного успокоившись, Дэвид отправился в детскую комнату. В светлой просторной детской на полках и в старинных кожаных сундуках хранились игрушки: оловянные солдатики, почти как настоящие кораблики и кареты, красная жестяная машина с героем-пожарным на раздвижной лестнице, куклы, матерчатые мишки, кошки и собаки, а деревянные лошадки на колесиках выстроились рядком вдоль стены. Берти, брат-погодок Дэвида, устроившись на полу на ковре, листал детскую книжку с цветными картинками. Неподвижно, как сфинкс, сидя у дверей на стуле с витыми ножками, следил за порядком в детской дежурный воспитатель.
– Ты тут сидишь и ничего не знаешь, а дядя Ники скоро пришлет мне медвежонка, – похвастался перед братом Дэвид. – Живого.
Берти, страдавший дефектом речи, хотел было что-то сказать, но запутался в словах и умолк.
– Ты хоть знаешь, кто это – наш дядя Ники из России? – спросил Дэвид.
Пятилетний Берти отрицательно покачал головой – он не знал.
– Эх ты, заика! – пожурил брата Дэвид. – Он мой крестный, вот он кто!
Воспитатель было поднялся со стула – одернуть Дэвида, чтоб не обижал младшего брата за его недуг, но передумал и снова опустился на дубовое сиденье стула, отполированное задами целых поколений гувернеров.
4
Синие кирасиры
Матримониальные планы, изложенные Викторией в винодельне на Лазурном берегу, не пролетели мимо ушей Михаила и заставили великого князя задуматься: на то английская королева и снискала уважительное прозвание Бабушка Европы, чтобы к ее словам прислушивались, особенно когда дело касается династических браков. Жизнелюбивый, с открытым добрым характером Михаил не без опаски отдавал себе отчет в том, что вся его только начинающаяся личная жизнь может сложиться не по его воле, а по решению мама, брата Ники или королевы Виктории. Такая перспектива вызывала в нем досаду и протест. И подспудное желание воспрепятствовать накатанному развитию событий.
* * *
А дальше случится так, что протест перерастет в бунт: Михаил, пренебрегши условностями монаршего круга, женится по собственному усмотрению, по роковой любви. Скандальный мезальянс вызовет потрясение в Семье – великий князь Михаил Александрович будет отлучен от царской родни и решением царствующего старшего брата подвергнут выдворению за границу на либеральный Запад. Любовь требует жертв, как уверяет народная мудрость, и немалых, и даже за призрак счастья приходится платить сполна.
* * *
Но этим событиям предшествовали