Читать интересную книгу Пиранья. Белая гвардия - Александр Бушков

– Конечно, – сказал Мазур.

И, глядя вслед идущему к двери полковнику, подумал не без восхищения: «Ловок, сукин кот, ловок…»

Глава третья

Сюрпризов прибавляется

Оставшись в одиночестве, Мазур неторопливо допил джин, аккуратно сложил в конверт полурассыпавшиеся купюры и спрятал его в карман с мимолетным сожалением: как человек дисциплинированный, он и мысли не допускал, что нежданно доставшуюся валюту можно присвоить. А жаль. Менее чем половины жалованья хватило бы, чтобы приобрести одну очень привлекательную штуковину, о которой и думать нечего, располагая лишь скудными суточными (которые им и так изрядно срезали, упирая на то, что все они тут оказались на полном государственном обеспечении принимающей стороны).

Прежде чем надеть фуражку, ничуть не раздумывая, сунул под мышку пистолет. Африка, знаете ли. Своя специфика. Загородная резиденция Папы битком набита охраной, но это еще ничего не значит. Теоретически допуская, вполне может случиться, что ворота внезапно вынесет один из девяти имеющихся у республики танков, а следом, паля во все стороны, вломится демонстрация протеста против прогнившего режима в лице роты полного состава. Бывали прецеденты не так уж и далеко отсюда…

Бесшумные лакеи куда-то исчезли, зато в гостиной обнаружилась очаровашка Жаклин в классическом наряде горничной: черное платьице, белый кружевной передник, такая же наколка на пышных волосах. Неожиданно узревши белого сахиба, она сделала книксен по всем правилам, улыбнулась ослепительнейше.

Мазур сохранил полную невозмутимость – что поначалу давалось ему далеко не сразу. Ну, привык, притерпелся. Красотка-горничная тоже входила в систему полного государственного обеспечения, главные свои функции исполняя после захода солнца. С душой и фантазией исполняла, нужно отдать ей должное. Что самое приятное, можно было начисто забыть классическое «руссо туристо, облико морале» и не опасаться проработки. При инструктаже компетентные товарищи особо уточнили, что шить аморалку ему никто не будет: следует исправно соблюдать абсолютно все местные традиции, дабы не обидеть старавшихся от чистого сердца хозяев. А согласно одной из традиций, здешний господин офицер, в особенности полковник, ежели он пребывает в холостячестве, просто обязан держать при себе «горничную». Иначе импотентом посчитают, а то и кем похуже…

Мазур приостановился. Жаклин держала перед собой одну из разновидностей его здешней спецодежды – белоснежный смокинг – рассматривала так внимательно и пытливо, словно собиралась отыскать крохотные микрофоны. Вздор, конечно. Полковник Мтанга не чужд технического прогресса и во все отведенные советским гостям домики напихал, стервец, микрофонов (что Лаврик выяснил в два счета), но вот чтобы прицеплять к смокингу вовсе уж миниатюрных «клопов»… Не та страна, и обстоятельства не те. Да и проказница Жаклин, к бабке не ходи, числится в кадрах самого Мтанги. Правда, надо отдать ей должное, за весь месяц общения не только не лезла с вербовочными подходами (а зачем, собственно, Мтанге вербовать советских офицеров?), но и вообще не заводила мало-мальски скользких разговоров. Все ее вопросы, пожалуй, можно свести к чистому любопытству.

В ответ на вопросительный взгляд Мазура она пояснила: – Сегодня вечером Ньягата Теле устраивает небольшой прием. Вы, разумеется, приглашены, господин полковник…

Мазур кивнул и вышел. Ничего необычного, в третий раз придется в этом самом чертовом смокинге болтаться среди гостей, угощаться отменным спиртным и, если попадется кто-то со знанием английского, вести пустые светские разговоры. Согласно личной инструкции Папы, стараясь держаться поближе к нему. Отнюдь не в целях охраны – Папа просто-напросто снова будет демонстрировать его иностранным дипломатам, корреспондентам и заезжим бизнесменам: вот, судари мои, доподлинный советский полковник, без обмана, наш новый друг, прошу любить и жаловать. И обязательно отведет в сторонку, держа под локоток, затеет пустой разговор, но с таким видом, словно они обсуждают высокую политику и государственные тайны, улыбаться будет обаятельно, похлопывать по плечу, словом, изо всех сил демонстрировать, как крепко он задружил с Советским Союзом. А поскольку среди вышеперечисленной публики хватает разведчиков, они усядутся за шифровки, едва разъехавшись по домам. Политик Папа, что и говорить, преизрядный…

Легонечко покосился налево. Там, под огромным цветастым тентом круглел наполненный чистейшей водой бассейн, и рядом с ним безмятежно развалилась в шезлонге фигуристая блондинка в белых шортиках и салатного цвета маечке, с высоким запотевшим стаканом в руке. За ее правым плечом торчал лакей, замерев, будто статуя.

Мазур ухмыльнулся про себя. В жизни Папы, кроме властолюбия и неустанной заботы о европейских счетах, была еще одна пламенная страсть – к синеглазым блондинкам фотомодельного облика. В противоположность иным коллегам по ремеслу, принуждения он не применял и скупостью не страдал, так что с личной жизнью у него складывалось наилучшим образом. Эта фемина, как быстро докопался Лаврик, прилетела сюда корреспонденткой от какого-то голландского журнала, попалась на глаза ребяткам полковника Мтанги (у него для таких дел была немаленькая спецгруппа) и оказалась девочкой практичной. Домик с бассейном, каждая собака тут знала, служил резиденцией официальным фавориткам (менявшимся, правда, раз в две-три недели) – а чуть подальше отсюда стоял еще и второй, в который Папа уводил прямо с приема приглянувшуюся красотку, чтобы показать коллекцию старинной бронзы древнего королевства Кванг. Выражаясь военным языком, скоротечный огневой контакт. Окружающие давно научились ничего не замечать. Правда, пару недель назад одна дуреха, оказавшаяся верной женой, очень быстро вылетела из домика как ошпаренная и порывалась устроить скандал, но Мтанга ее быстренько спровадил из резиденции – и, надо полагать, с извинениями напихал в сумочку неплохую компенсацию в виде радужных французских бумажек, потому что в иностранные газеты эта история так и не попала…

Поравнявшись с бассейном, Мазур приложил два пальца к козырьку фуражки. Красотка, оттопырив пухленькую нижнюю губку, надменно уставилась сквозь него, показывая всем видом, что здешний полковник для нее – не фигура. Мазур пошел дальше, ухмыляясь про себя: сплетни, похоже, не врали, и эта дуреха с трехзначным номером всерьез поверила, будто задержится здесь надолго…

Как всегда, попасть к Лаврику запросто оказалось невозможно: в прихожей встретил бесшумный лакей, как две капли воды похожий на его собственных, отправился доложить хозяину, очень быстро вернулся и с самым почтительным видом сообщил, что господина полковника просят пожаловать. Мазур, уже привыкший к этой халтурной пьесе из великосветской жизни, отдал ему фуражку и направился в кабинет.

Судя по открывшейся ему картине, Лаврик снова работал в поте лица – уж ему-то здесь приходилось вкалывать всерьез, не то что остальным. На столе у него красовался роскошный японский транзистор с выдвинутой на всю длину никелированной антенной, Лаврик не сводил с него глаз, слушая с величайшим вниманием, прижавшись грудью к краешку стола, порой делая пометки на большом листе бумаги. Глаза за стеклышками легендарного пенсне поблескивали прямо-таки хищно – знакомая картина, зовущаяся «Лаврик на тропе войны». Не глядя, он показал Мазуру свободной рукой на ближайшее кресло, сунул в рот сигарету и вновь приник к приемнику.

Мазур от нечего делать прислушался. Неизвестный оратор вещал по-французски – Мазур мог определить с дюжину европейских языков, хотя ими и не владел. Со скандинавскими он сел бы в лужу, но без всякого труда мог отличить французский от итальянского или немецкий от испанского.

Чуточку визгливый, чуточку истеричный голос то взлетал до дурной патетики, то становился тихим и доверительным. В конце концов он едва ли не во всю глотку выкрикнул короткую фразу, и настала тишина.

Шумно отодвинув кресло и отшвырнув карандаш, Лаврик лениво выругался.

– Мукузели? – спросил Мазур.

– Ага. Вещает и пророчествует, народный печальник хренов… Джину хочешь?

– Да куда ж от него тут деться… – сказал Мазур сговорчиво.

Лаврик обернулся к двери, позвал:

– Жанна!

В мгновение ока появилась почти идеальная копия Мазуровой горничной – кружевной передничек, походочка манекенщицы, улыбка на сорок четыре зуба. Лаврик что-то сказал, и она принесла из холодильника в углу (до которого было всего-то шага четыре) неизменную бутылку джина, вазочку с кубиками льда и стаканы, после чего по небрежному жесту Лаврика улетучилась.

– По-моему, это и называется – буржуазное перерождение, – сказал Мазур, бросая к себе в стакан позвякивающие кубики льда. – Мог бы и сам дошлепать, не эксплуатируя африканский пролетариат.