Рандаллу места очень понравились. Он даже присвистнул, глядя через золоченые перила:
– Отличный вид.
Воздух за спиной Брайс вдруг ожил, наполнившись электричеством и гулом. Волоски у нее на руках встали торчком.
– Крылья дают преимущество, – послышался из коридора мужской голос. – Никто не хочет сидеть у тебя за спиной.
У Брайс выработалось острое чутье на присутствие Ханта. Так в налетевшем ветре порою ощущается молния. Он еще только собирался войти в помещение, а по ее телу уже разливалась магическая сила. Не только ее магия, но и кровь отзывалась на него.
Хант стоял возле двери ложи, поправляя черный галстук.
Зрелище… просто неотразимое.
Он пришел в черном костюме и белой рубашке, сшитыми на заказ для его могучего мускулистого тела. Выглядел он сногсшибательно. Добавить к этому серые крылья за спиной. Увидишь и пропадешь.
Хант понимающе усмехнулся, но заговорил не с Брайс, а с Рандаллом:
– Чудесно выглядишь, дружище. Прошу меня извинить за опоздание.
Брайс едва слышала ответ отца, созерцая величественного малакима в костюме и при галстуке.
В прошлом месяце он коротко подстригся. Не слишком коротко, поскольку Брайс вмешалась в процесс стрижки и поспорила со стилистом-дракийцем, не дав тому окончательно искромсать прекрасные локоны, но волос, ниспадавших на плечи, не стало. Короткая прическа шла Ханту, однако Брайс и сейчас еще не могла привыкнуть к изменению его облика. Теперь волосы доходили ему до затылка. Несколько непокорных прядок торчали из отверстия его бейсболки. Правда, сегодня Хант тщательно причесался, и ни одна волосинка не лезла ему на лоб.
Другим потрясением для Брайс оставалось исчезновение рабской татуировки. Теперь ничто не напоминало о годах издевательств, которые претерпел Хант. Вместо клейма раба на правом запястье появился знак, указывающий, что теперь он свободен. Не полноправный гражданин, но находящийся к этому статусу ближе, нежели перегрины.
Сейчас этот знак скрывался под манжетой рубашки. Брайс посмотрела на лицо Ханта, и у нее пересохло во рту. В его темных, чуть раскосых глазах светился откровенный любовный голод.
– Ты тоже неплохо выглядишь, – сказал ей Хант.
Рандалл кашлянул и уткнулся в программку. Эмбер сделала то же самое.
– В этом-то старье? – Брайс коснулась своего голубого платья.
Хант усмехнулся и снова стал поправлять галстук.
– Пожалуйста, скажи мне, что ты не относишься к крутым особям мужского пола, которые ненавидят нарядную одежду, – вздохнула Брайс.
Теперь уже Эмбер кашлянула. Глаза Ханта сверкнули.
– Хвала богам, что я наряжаюсь не часто.
Ответить Брайс помешал негромкий стук в дверь ложи. Вошел официант-сатир с подносом, уставленным фужерами, в которых искрилось шампанское.
– От госпожи Андромеды, – пояснил он, постукивая копытцами.
– Фантастика, – улыбнулась Брайс.
Она завязала мысленный узелок: завтра она пошлет Юнипере букет вдвое больше того, что собиралась. Она взяла фужер, но прежде, чем успела поднести к губам, Хант осторожно коснулся ее руки. После весны она отменила для себя сухой закон, действовавший два года. Однако прикосновение Ханта не было напоминанием пить медленными глотками, а не залпом.
Дождавшись, пока официант уйдет, она спросила:
– Хочешь произнести тост?
Хант полез во внутренний карман пиджака и достал коробочку с мятными пастилками. Во всяком случае, внешне содержимое напоминало мятные пастилки. Не успела Брайс вымолвить хоть слово, как Хант бросил ей в фужер белую таблетку из коробочки.
– Что за Хел…
– Обыкновенная проверка. – Хант посмотрел на фужер. – Если шампанское отравлено или в него подмешан какой-нибудь дурман, оно позеленеет.
– Хотя сатир и говорил, что шампанское прислала Юнипера, можно ли ему верить? – тут же встряла Эмбер. – Мало ли что туда добавили? Спасибо за предусмотрительность! – Она кивнула Ханту.
Брайс собиралась возразить, но… Хант был по-своему прав.
– И как теперь это пить? Твоя таблетка испортила вкус.
– Таблетка на вкус не влияет. – Убедившись, что шампанское в фужере Брайс осталось золотистым, он чокнулся с нею. – Пей до дна.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Это еще надо проверить, – буркнула Брайс, но выпила.
Вкус шампанского не изменился, словно и не было растворившейся таблетки.
Бра в ложе и люстры в зале дважды мигнули, предупреждая, что до начала спектакля осталось пять минут. Брайс и Хант заняли второй ряд ложи. Отсюда первый ряд партера был едва виден, но она все-таки разглядела сидящую там Фьюри.
Туда же посмотрел и Хант:
– Она не захотела сидеть с нами?
– Угу. – Брайс видела, что Фьюри даже в театр явилась в своей обычной одежде, почти сливавшейся с блестящими черными волосами. – Захотела видеть каждую капельку пота, которую Юнипера уронит во время танца.
– По-моему, она их видит каждую ночь, – игриво заметил Хант.
Брайс лишь двинула бровями. И тут повернулась Эмбер. Мать улыбалась – по-настоящему, без сарказма.
– Как дела у Фьюри с Юниперой? Они же теперь съехались?
– Две недели назад. – Брайс вытянула шею, чтобы получше рассмотреть Фьюри; та листала программку. – Дела у них идут отлично. Думаю, на сей раз Фьюри останется в городе.
– А как твои отношения с Фьюри? – осторожно спросила мать. – Я знаю… у вас были какие-то трения.
Чтобы не смущать Брайс, Хант уткнулся в свой телефон. Брайс рассеянно листала программку.
– Мы постепенно обретаем взаимопонимание, но сейчас вполне ладим.
– Акстар по-прежнему занимается тем, что у нее получается лучше всего? – спросил Рандалл.
– Ага, – коротко ответила Брайс, не желая дальше говорить о ремесле наемницы, каковой была Фьюри. – Но она довольна. Главное, что Юна и Фьюри счастливы вместе.
– Рада слышать, – улыбнулась Эмбер. – Они такая чудесная пара!
На этом можно было бы и остановиться, но надо знать мамочку. Эмбер смерила взглядом дочь и Ханта и без всякого стеснения заявила:
– И у вас была бы чудесная пара, если б вы преодолели свою дурь.
Брайс заерзала на кресле и загородила программкой вспыхнувшее лицо. И почему до сих пор не погасили свет? Однако Хант ничуть не смутился и сказал:
– Знаешь, Эмбер, хорошие события происходят с теми, кто умеет ждать.
От его беззастенчивого, самоуверенного тона Брайс поморщилась и, бросив программку на колени, заявила:
– Сегодня знаменательный день для Юниперы. Давайте не портить его пустой болтовней.
Эмбер молча коснулась коленей дочери и отвернулась к сцене.
Хант допил свое шампанское. У Брайс снова пересохло во рту при виде его широкого, сильного кадыка, словно помогающего проталкивать шампанское в горло.
– А я-то думал, ты любишь поговорить ни о чем.
Выбор у Брайс был невелик: или дальше глазеть на Ханта, пуская слюни, или отвернуться. Не желая портить платье, она перевела взгляд на зрительный зал. Публика торопилась занять места. Многие смотрели в сторону их ложи.
Особенно из фэйских лож справа от сцены. Ни ее настоящего отца, ни Рунна в театре не было, но несколько холодных фэйских физиономий были ей знакомы. Среди них родители Тристана Флинна – провинциальный правитель Хоторн и его жена, а также их дочь Сатия, жуткая снобка, которая сидела между отцом и матерью. Никто из этой сверкающей драгоценностями знати не был обрадован присутствием Брайс. Отлично.
– Напоминаю: сегодня знаменательный день для Юниперы, – пробормотал Хант, лукаво изогнув уголки губ.
– Ты это к чему? – сердито спросила Брайс.
Хант кивнул на напыщенную знать в фэйских ложах:
– Я же чувствую, как ты изыскиваешь способ их позлить.
– И неправда.
– Правда. – Хант наклонился к ее шее. – Я это знаю, поскольку думаю о том же.
В партере и на верхних ярусах замелькали вспышки камер мобильников. Брайс понимала: зрители фотографируют отнюдь не театральный занавес.
Она повернулась к Ханту, лицо которого знала, как собственное. Несколько секунд, показавшихся ей вечностью, они смотрели друг на друга. Брайс сглатывала, однако не могла заставить себя пошевелиться и отвести глаза.