У Ханта дрогнул кадык, но он не произнес ни слова.
Три долбаных месяца этой пытки. Дурацкое соглашение, которое они заключили. Они – больше чем друзья. Больше, но без каких-либо телесных удовольствий.
– Очень здорово, что ты пришла поддержать Юниперу, – наконец произнес Хант.
– Ты так говоришь, будто я принесла большую жертву, – усмехнулась Брайс, откинув волосы за плечо.
Подбородком Хант указал на фэйскую знать, продолжающую глазеть и морщиться:
– Поскольку здесь не посидишь в темных очках и шляпе… да, это жертва.
– Уж лучше бы Юнипера заказала нам места на галерке.
Но Юнипера, желая, чтобы Ханту было удобно, заказала им эту ложу, где каждый мог разглядывать Звезднорожденную принцессу и падшего ангела.
Из оркестровой ямы донеслись звуки оживших скрипок и флейт. Брайс повернулась к сцене. Ее мышцы напряглись сами собой, словно готовясь к движению, к танцу.
Хант снова наклонился к ней и промурлыкал:
– Ты потрясающе выглядишь. Просто красавица.
– Знаю, – ответила Брайс, кусая нижнюю губу, чтобы не улыбнуться. Свет начал гаснуть, и потому можно было плюнуть на всех глазеющих. – Аталар, так когда я смогу пересчитать мышцы на твоем брюхе?
Ангел кашлянул, потом еще раз и заерзал на кресле. Брайс понимающе ухмыльнулась.
– Куинлан, потерпи еще четыре месяца.
– И три дня, – добавила она.
Его глаза сверкнули в сгущающейся темноте.
– О чем вы там шушукаетесь? – спросила Эмбер.
– Ни о чем, – поспешила ответить Брайс, не сводя глаз с Ханта.
Здесь она соврала. Они с Хантом заключили дурацкое соглашение: вместо того чтобы нырнуть в постель, они выждут до Дня зимнего солнцестояния и тогда дадут волю своим желаниям. За лето и осень они получше узнают друга, не опасаясь ни архангела-психопата, ни подстерегающих их демонов.
Так они и сделали. Мучили друг друга дозволенным флиртом, но иногда… особенно сегодня, Брайс по-настоящему жалела, что предложила это соглашение. Эх, утащить бы сейчас Ханта в раздевалку и показать ему воочию, как ей нравится этот костюм.
Четыре месяца, три дня и… Брайс посмотрела на свои часики. И четыре часа. Когда в день зимнего солнцестояния часы пробьют полночь, она будет ласкать…
– Пылающий долбаный Солас, – прошипел Хант, опять ерзая на кресле.
– Извини, – ответила Брайс и в очередной раз порадовалась, что обоняние родителей не различает перемену в ее запахе.
Но Хант засмеялся, провел рукой по спинке ее кресла. Пальцы коснулись кончиков ее волос. Кажется, он был доволен. Уверен в месте, какое занимал в ее жизни.
Брайс посмотрела на родителей, сидящих рядом, и невольно улыбнулась. У матери с Рандаллом был период, когда та тоже обуздывала свои желания. Наверное, поначалу у них все-таки что-то было. Брайс не особо позволяла себе раздумывать об интимных отношениях родителей. Но она знала: прошел почти год, прежде чем Эмбер и Рандалл начали жить вместе. И их союз оказался на редкость прочным.
Брайс дорожила месяцами, проведенными с Хантом, как дорожила уроками танцев у госпожи Кайры. Только Хант по-настоящему понимал, через что она прошла, поскольку только он находился тогда возле ворот.
Она скользила взглядом по его прекрасному лицу, и ее губы вновь изгибались в улыбке. Сколько вечеров провели они, засиживаясь допоздна, говоря обо всем и ни о чем? Заказывали обеды, смотрели фильмы, реалити-шоу или матчи по солнечному мячу, играли в видеоигры или сидели на крыше дома, глядя на малакимов, ведьм и дракийцев, проносящихся мимо, словно метеоры.
Он много рассказывал ей о своем прошлом – грустном, ужасном и одновременно радостном. Брайс хотелось знать обо всем. И чем больше она узнавала, тем больше рассказывала о себе и тем больше…
Из звезды на ее груди хлынул свет.
– Не надо было надевать это идиотское платье, – пробормотала она, прикрывая свет ладонью.
Пальцы Брайс едва могли закрыть звезду. В затемненный зал струился яркий белый свет, освещая лица, которые поворачивались в ее сторону. Оркестр затих, ожидая появления дирижера.
Брайс не осмеливалась взглянуть в сторону фэйских лож. Ей не хотелось видеть презрение и отвращение на лицах знати.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Эмбер и Рандалл повернулись к ней. Вид у отца был встревоженный. В глазах Эмбер светился страх. Она не хуже дочери представляла выражение лиц в фэйских ложах. Всю свою жизнь она прятала Брайс от них, поскольку хорошо знала, как они отнесутся к магической силе, проявившейся у полукровки.
– Эй! Выключите свет! – крикнул из партера какой-то придурок.
Брайс густо покраснела. Несколько зрителей усмехнулись, но быстро замолчали.
Скорее всего, Фьюри сумела их утихомирить.
Брайс зажала звезду обеими руками. И угораздило же ту вспыхнуть в самое неподобающее время. Ее охватил страх.
– Я не знаю, как погасить свет, – пробормотала она и уже хотела встать и выбежать в коридор.
Но Хант прикрыл звезду своей широкой теплой ладонью, коснувшись пальцами грудей Брайс. Свет больше не вырывался наружу, но просвечивал сквозь ладонь, превращая его светло-коричневую кожу в розово-золотистую. Главное, свет больше не заливал зал.
– Признайся: ты ведь хотела, чтобы я тебя потрогал, – прошептал Хант.
Брайс было не удержаться от дурацкого довольного смешка. Она уткнулась лицом в плечо Ханта. Ткань его костюма приятно холодила ей щеки и лоб.
– Подержать так еще? – спросил он, хотя Брайс видела, как его глаза мечут молнии в зрителей, продолжавших пялиться в сторону их ложи.
Фэйская знать перешептывалась. Острый слух Брайс ловил слова «бесчестье» и «никаких приличий».
– Может, нам уйти? – спросила обеспокоенная Эмбер.
– Нет, – хрипло возразила Брайс, кладя ладонь поверх ладони Ханта. – Со мной все в порядке.
– Вы не можете сидеть… в такой позе, – возразила Эмбер.
– Мама, со мной все в порядке.
Хант и не думал убирать ладонь.
– Мы привыкли к чужим взглядам. Правда, Куинлан? – спросил он и улыбнулся Эмбер. – Скоро у них отпадет охота глазеть.
В его улыбке было что-то зловещее. Напоминание каждому любопытному, что его, Ханта Аталара, не зря прозвали Умбра Мортис – Тень Смерти.
Это имя он заслужил.
Эмбер одобрительно кивнула. Рандалл тоже кивнул, благодаря Ханта. К счастью, в этот момент появился дирижер, и зал наполнился аплодисментами.
Брайс глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Она совершенно не управляла звездой; та вспыхивала и гасла по собственному желанию. Брайс глотнула шампанского и нарочито небрежным тоном сказала Ханту:
– Завтра на сайтах светских сплетен появится заголовок «Сексуально озабоченный Умбра Мортис лапает Звезднорожденную принцессу прямо в театре».
– Отлично. Это упрочит мое положение в Тридцать третьем легионе.
Брайс невольно улыбнулась. Хант обладал многими дарованиями, среди которых было и умение ее рассмешить даже в те моменты, когда окружающий мир стремился поиздеваться над нею и унизить.
Пальцы Ханта у нее на груди потемнели. Брайс облегченно вздохнула.
– Спасибо, – прошептала она, глядя, как дирижер поднял палочку.
Хант очень медленно убрал руку с ее груди:
– Не стоит благодарности, Куинлан.
Она искоса взглянула на него, удивляясь перемене в интонации. Но оркестр уже заиграл увертюру, занавес стал раздвигаться, и Брайс подалась вперед, с замиранием сердца ожидая знаменательного выступления подруги.
2
Когда они поднимались по истертым ступенькам крыльца дома Рунна, Хант проехался крылом по ее спине. Брайс понадобилась вся сила воли, чтобы не вздрогнуть от удовольствия.
«Маленький междусобойчик» – так сказал Рунн, когда позвонил ей и пригласил зайти к нему после балета. Приглашение оказалось как нельзя кстати, иначе мать замучила бы Брайс новой чередой вопросов о работе, интимной жизни и статусе принцессы, отчего ей захотелось бы напиться вдрызг. И потому Брайс с Хантом проводили ее родителей до отеля, заскочили домой («Я должен вылезти из этого панциря», – заявил Хант) и полетели сюда.