ВОЛШЕБНИК (в зрительный зал). А теперь вы увидите, какая магия кроется в снах, где царствует вечность! Прочь, Панграцио и Болардо! (За сцену). Приведите сюда их тени! Пэнси и Болли! На сцену!
На сцену входят ПЭНСИ и БОЛЛИ — тени спящих Панграцио и Болардо.
БОЛЛИ. Мы из сна — мы есть и нас нет… Но мы не готовы… Мы хотели попозже.
ПЭНСИ. И декорации не те: все ненастоящее, а нам нужна стена. Из чего мы сделаем сцену?
БОЛЛИ. Разве ты сможем сыграть трагедию, когда идет фарс?
ВОЛШЕБНИК. Вы из сна и вам все подвластно. Начинайте, а я помогу. (Показывает текст пьесы). Вы готовы?
ПЭНСИ И БОЛЛИ (грустно). Готовы. Мы всегда готовы.
ВОЛШЕБНИК устраивается на сцене у задника.
ВОЛШЕБНИК. Итак, начинаем!
Взмахивает мотыгой как жезлом. Тени БОЛЛИ и ПЭНСИ опускаются на сцену и замирают в полулежащем положении. Виноградные Лозы, увядшие и иссушенные, опускаются около них. Далее пантомима разворачивается как комментарии к рассказу ВОЛШЕБНИКА. Диалог может быть сокращен, исходя из потребности пантомимы.
ВОЛШЕБНИК. Вы заметили, как тихо растут виноградные Лозы? Вода и солнце — вот что их поит и кормит. И если влаги хватает, то виноградины будут как жемчуг, и если хватает, то виноградины будут как жемчуг, и если хватает тепла, то в каждой останется солнце. Что их заботит? Найти, обо что бы обвиться? Или их тянет подняться повыше в небо? Или боятся они превратиться до срока в сладкий, но влаги лишенный в морщинах изюм.
ПАНГРАЦИО и БОЛАРДО толкаются, пыхтят или обнимаются во сне, в то время как их Тени разыгрывают пантомиму.
ВОЛШЕБНИК. В той долине, где рос виноград, жил законник, считавший, что он хороший винодел… и винодел, полагающий, что отлично знает законы. «Сосед хорошо, когда забор хороший» — думал каждый и мечтал возвести между виноградниками стену.
ПЭНСИ и БОЛЛИ плетут из цветных свадебных лент из гофрированной бумаги стену и укрепляют ее, привязав спереди и сзади к стульям.
ВОЛШЕБНИК. Так часто бывает с соседями, будь то братья или народы, и они начинают класть камень на камень. Почему бы не разгородиться, чтобы потом повоевать?
ПЭНСИ и БОЛЛИ заговорщицки устраиваются по разным стороны стены.
ГРИНЬОЛИНО (за кулисами). Эй! Зизи! Я тебя потерял! Ты где?
АРЛЕ КИНО. Меня зовут Зинфандель. И отстаньте от меня со своими ухаживаниями!
ВОЛШЕБНИК. Эй, за кулисами, пожалуйста, потише! Вы нам мешаете!
АРЛЕ КИНО и ГРИНЬОЛИНО показываются из-за кулис.
АРЛЕ КИНО И ГРИНЬОЛИНО (хром). Ой! Простите!
ВОЛШЕБНИК (подсказывает Болли). Иди к стене, и посмотри, что так с соседями!
БОЛЛИ послушно идет к стене. Из-за забора БОЛЛИ подглядел, что ПЭНСИ трудится, но было видно плохо. Он попросил дать разрешение перелезть, но ПЭНСИ отказал. Чуть позже как-то ПЭНСИ в засушливые дни у БОЛЛИ попросил воды: «Нет, — твердо тот ответил, — вода моя, а значит не твоя. Не дам». А сам подумал: «Пусть виноградник у соседа высохнет». И вот пошла война!
ПАНГРАЦИО просыпается. Пантомима замирает.
ПАНГРАЦИО. С ума сошел! Болардо, какой тут «мой» быть может виноградник, — он весь един! Как может воду запереть за то лишь, что есть стена меж нами как межа! Противный скряга.
БОЛАРДО (просыпаюсь). Ах, я скряга! Ну подожди! Дождешься, что все высохнет! Тогда узнаешь цену своим словам, негодник!
ВОЛШЕБНИК. А почему бы вам не примириться?
ПАНГРАЦИО И БОЛАРДО (хором). Нам?! Никогда!!
ВОЛШЕБНИК. А если бы не виноградник, но жар земной пред вами находился, ужели б и тогда не примирился, что спасти его?!
БОЛАРДО. Но это сон… мы кажется забылись и говорим во сне, как наяву…
ПАНГРАЦИО. Хорош же сон у нас, когда грозит нам полным вымиранием!
ПЭНСИ и БОЛЛИ протягивают друг другу рука из-за стены.
ВОЛШЕБНИК. Вот интересно, сон — волшебный, но в актерах волнения нельзя унять. Итак, один их них решиться должен, пойти на риск и мудро поступить — иначе жизнь умрет и на всегда!
БОЛАРДО. Какой же мерзкий сон! Послушай, Панграцио, возьми себе воды, но дай покой и мне! С чего он начался? Не помнишь?
ПАНГРАЦИО (в раздумье). Не знаю. Ты у нас законник. Но я тебе не верю. Для тебя слова — вода: то дал, то взял. Ты ждешь мои все те же триста акров и дал под них воды! Что скажешь, я не прав? Хорек зубастый!
ВОЛШЕБНИК. Так будем продолжать?
ПАНГРАЦИО И БОЛАРДО. Да!! Только так!!
ВОЛШЕБНИК. Понятно. Ну что же, если окончательно решенье ваше, то пьесу мне придется переделать.
ВОЛШЕБНИК щелкает пальцами. ПЭНСИ и БОЛЛИ оживают. Головы Болардо и Панграцио опять опускаются на стол. ВОЛШЕБНИК начинает писать в своей записной книжке.
ПИНО в костюме священника, с подложным из подушки животом и забиты париком поддерживает ГРИНЬОЛИНО, который, как куль соломы, мертвецки пьяный, свешивается с плеча Арле Кино. Оба потягивают вино.
ГРИНЬОЛИНО. Нет, но до чего же мила, ни дать, ни взять — красотка! Никто не устоит… Тебе бы быть актрисой, слышишь? Станешь звездой. А я буду твоим импресарио.
АРЛЕ КИНО. Нет, это не для меня.
ГРИНЬОЛИНО. Как это не для тебя? Вы только послушайте! Ты не дооцениваешь свои возможности! Обольстительна — раз! Глупа — два! Да еще с голубыми глазами!
АРЛЕ КИНО бьет ГРИНЬОЛИНО по щеке дамской сумочкой.
ГРИНЬОЛИНО. Ты обиделась на то, что глупа?! Но это только в сравнении со мной, дорогая! Другие этого не заметят…
АРЛЕ КИНО. Сейчас еще получишь, если будешь продолжать… Сам сказал, что я актриса.
ГРИНЬОЛИНО. Ладно, я тебя всему научу: рыдать и умирать, и разным всяким штучкам — будешь великой актрисой… но только сначала поженился и ты принесешь мне триста акров.
АРЛЕ КИНО. Ах, триста акров! Надо же! Ха, ха! Я думала, что ты меня и вправду любишь.
ГРИНЬОЛИНО. А как же не любить! Но триста акров само собой должны быть по закону. Как плата за случайность!
АРЛЕ КИНО. Все понятно. Послушай, Гриньолино, вот священник.
ГРИНЬОЛИНО. Тартальо! Вот удача! Однако… (с усмешкой к Арле Кино) как он заметно округлился посредине! Церковь знает, кто самый страждущий и как кому помочь, а? Я не прав? (Хлопает себя по колену и заливисто смеется).
ПИНО (в костюме священника, заикается). М-м-м с-сказа-а-а-но ж-ж-женн-нить н-немед-д-для, от-т-тец ув-в-верен, вы с-с-сбежали, и б-б-боится с-с-скандала.
ГРИНЬОЛИНО (отхлебывает вина). В-вот-т-и и от-т-тлично! Д-д-давай п-п-приступ-п-пим к б-б-брачным к-клят-т-твам, д-д-дорога-а-ая. Ну, н-начинай!
ЗИНФАНДЕЛЬ. Твой ум подобен мусорной коробке, в которой собраны отбросы, пыль да пробки.
ГРИНЬОЛИНО (с трудом удерживает равновесие). Вот это гимн во славу Гименея! А Тартальо, что скажешь! Теперь можно начинать. Я мечтаю поскорее на ней жениться. В ней столько явного (с восторгом смотрит на грудь «невесты») и тайного (скользит взглядом вниз) обаяния (останавливая его на животе), что, я думаю, ни один дурак не отказался бы сейчас быть на моем месте! Нет, все-таки какое-то странное сегодня вино!
ПИНО. Благодарю вас, дети мои. Будьте счастливы и любите друг друга! Идемте!
Уходят налево. По пути ГРИНЬОЛИНО замечает, как АРЛЕ КИНО поправляет «сползшую грудь».
ГРИНЬОЛИНО (за кулисами). Дай помогу тебе раздеться, дорогая!
АРЛЕ КИНО. Это что за вольности.
ГРИНЬОЛИНО. Какие красивые ножки! Такие волосатые!
Слышен звук пощечины.
У-у-у!
ВОЛШЕБНИК кончает писать, щелкает пальцами и тени оживают в ожидании его приказаний.
ВОЛШЕБНИК. Так, давайте сразу с того места, где кончили. Болли, иди туда, где спал. (Показывает на спящих БОЛАРДО и ПАНГРАЦИО). Мы должны успеть, пока они не проснулись.
БОЛЛИ возвращается туда, где сидел. Ложится и засыпает. ПЭНСИ возвращается туда, где сидел, спотыкается о миску с конфетти и лентами из цветной бумаги.