Читать интересную книгу Шея жирафа - Юдит Шалански

Тут выживает лишь то, что буйно разрастается. Вдали от ухоженных клумб, лелеемых садиков и других вторичных биотопов, созданных кропотливым трудом. Ромашка пахучая, устойчивая к воздействиям мшанка, коварный пырей, трогательная пастушья сумка. Упрямые сорняки, настырный рост. Такое размножение гарантирует сохранение вида. Здесь не будут иметь успеха сложные мероприятия по опылению. Здесь все происходит быстро. Сорняки успевают размножиться до того, как вредные вещества сумеют им навредить. Клейкие семена толстолистного подорожника цепляются за каждую подошву. Щитовник извергает свои крошечные споры. Одуванчик отправляет в полет парашюты. Уносимые ветром семена. Пастушья сумка в случае необходимости может даже самоопыляться. Однако смена местоположения самих растений не предусмотрена. Они вынуждены оставаться здесь, выбора у них нет. И они выживают, как умеют. Заселяют освободившиеся пространства, занимают свободные промежутки, прорастают в расщелинах тротуаров, в трещинах стен, укореняются в грязи мусорных куч, зарываются в развалины старых, зданий. Глина, цемент, строительный раствор – им все нипочем. Даже наоборот. Самая сухая почва с высоким содержанием извести – достаточно питательна для закаленных бойцов зеленого фронта.

Кормофиты просто недооценивают. В институте ее вся эта зелень тоже не слишком интересовала. Покорные работники фабрики по производству фотосинтеза. Бесконечные упражнения по определению вида. Всегда приходилось считать. Сколько у них листьев, сколько тычинок. Споровые и хвощевые, плауновидные и папоротники, голосеменные и покрытосеменные, двудольные и однодольные. Бобовоцветные и крестоцветные, губоцветные и сложноцветные. Очередное листорасположение, супротивное, мутовчатое. Плод. Кормовые, лекарственные, декоративные. Отдельные органы для фотосинтеза. Подпитка большого кругооборота, мотор обмена веществ. Растения превращают бедные энергией вещества в богатые энергией. У животных все наоборот. Мы просто не автотрофные. В каждом маленьком листочке, в каждом крошечном хлоропласте ежедневно случается чудо, благодаря которому мы все существуем. Эпидерма, кутикула, палисадная паренхима. Если бы мы были зелеными, нам не нужно было бы есть, ходить в магазин, работать. Вообще ничего не нужно было бы делать. Достаточно было бы немного полежать на солнце, попить воды, поглотить углекислый газ, и все, действительно все было бы улажено. Вот если бы иметь под кожей хлоропласта. Как было бы чудесно!

Немая, терпеливая вегетация. Мое почтение. Растения не умеют разговаривать, но могут общаться; у них нет нервной системы, но они могут ощущать боль. Предполагают, что они даже испытывают чувства. Хотя это-то как раз вряд ли можно считать прогрессом. Возможно, они и превосходят нас лишь потому, что умеют обходиться без чувств. У некоторых растений генов больше, чем у человека. Это ведь одна из самых перспективных стратегий захвата власти. Надо, чтобы тебя недооценивали. Тогда потом, в нужный момент, можно будет нанести удар. Очевидно, что растения сидят в засаде. Во рвах, садах и казармах теплиц ждут подходящего момента для наступления. Совсем скоро они всё отвоюют назад. Вернут себе когда-то отнятые у них территории с помощью щупалец, производящих кислород, поборются с погодными условиями, взломают корнями асфальт и бетон. Погребут под сплошным, травянистым, ковром, остатки ушедшей цивилизации. Возврат территории прежним владельцам – это только вопрос времени.

Заросли жадной до азота крапивы с удовольствием, подкрепляются каменистой почвой, одревесневшие побеги ломоноса постепенно образовывают непроходимые заросли. Земля покрывается папоротниками. С растопыренными листьями. Частью свежими, частью сгнившими. Грибы, лишайники и мхи прекрасно существуют даже на асфальте. Вечная жизнь. Покрывало молчания. Повсюду – семена будущей природы, будущего ландшафта, будущего леса. Кто тут говорит об озеленении? О трудоемком процессе лесонасаждения? Нет, здесь действует более могучая сила! Не не остановить никому. Уже через пару столетий здесь будет приличный смешанный лес. А из всех зданий останется в лучшем случае церковь, полая коробка, кирпичный остов, развалины в лесу, как на картине. Великолепно. Нужно перестать мерить все жалкими человеческими мерками. Что такое время? Чума, Тридцатилетняя война, антропогенез, первый огонь в пещерах гоминидов. Все это было лишь мгновение назад. Человек – это временное явление, сгусток протеина. Несомненно, нужно признать, что это удивительное животное на некоторое время, стало властителем планеты. Но в один прекрасный момент человек снова исчезнет, как это случилось с другими удивительными существами до него. Черви, грибы и микробы довершат его исчезновение. Или он будет погребен под толстым слоем осадочных пород. Забавное ископаемое. Которое никто никогда не откопает. А вот растения останутся. Они появились раньше нас, и они нас переживут. Пока здесь еще город, хоть и исчезающий, промышленное производство давно прекратилось. Но настоящие продуценты уже приступили к работе. Нет, не упадок грозит этому городу, а тотальное одичание. Зарастание, присоединение, мирная, революция. Цветущие ландшафты.

Автобус скоро должен был подойти. На остановке уже толпились школьники. Были там. и ученики ее класса: Кевин, Пауль, толстяк и две грации с «Камчатки». Нацелились на жертвенное животное Эллен. Здесь действовало кулачное право. Пусть Эллен не удивляется, сама напросилась, нечего так беспомощно смотреть. Для издевательств всегда нужны двое. Она уже слышала вопли: «Госпожа Ломарк! Госпожа Ломарк!» Но взывать к ней было бесполезно. Каждый делает себя жертвой сам. Чтобы появилось чувство сострадания, должно пройти шесть минут, а так долго Ломарк ждать не собиралась. Кроме того, она принципиально не разговаривала с учениками вне уроков. В обед их пути расходились. Здесь уже был не ее участок.

Несколько поодаль стояла Эрика, рюкзак поставила между ног, правая нога согнута в колене, одно плечо выше другого, лицо асимметрично, как лист вяза. Сбоку ее даже можно принять за мальчика. Тонкая темно-синяя мятая ветровка. Из белых манжет выглядывают хрупкие запястья. Кисть левой руки сжата в кулак. Перекатывает плоды каштанов. Невозмутимо рассматривает что-то на другой, стороне улице. Но мемориальную доску над входной дверью отсюда не прочитать. Да, впрочем, не важно. Энергичный подбородок. На щеке что-то белое. Родимое пятно? Откуда? Родовая травма. Соскользнувшие щипцы. Плохо заживший шрам. Какое ей до этого дело? Она могла бы быть ее дочерью. Глупости. Внучкой. Откуда эта бредовая мысль? Как это у Каттнера получилось? Сколько комплиментов ему понадобилось? Как ему удалось уломать девочку? Она и в самом деле могла бы быть ее внучкой. В конце концов, у нее же есть дочь. Порой она даже забывала, что у нее есть ребенок. Что, ради всего святого, Клаудия там забыла? Ей этого никогда не понять. Сначала речь шла только об учебе, потом о путешествиях, затем о мужчине и, наконец, о работе. Сначала исчез мужчина, потом работа, а с годами и все остальные причины. Клаудия уже давно не отвечала на расспросы матери. И в какой-то момент Инга Ломарк перестала спрашивать, чтобы редкие телефонные разговоры не стали еще более редкими. Время от времени приходило электронное письмо. Короткая весточка. Приветы. Никаких новостей. И уж конечно, никаких ответов. Шансы обзавестись внуками невелики. Клаудии – тридцать пять. Овуляция в этом возрасте уже нерегулярна.

Тем временем школьники окружили Эллен. Кевин – предводитель стаи. Толстяк широко ухмыляется, рад поучаствовать. Они немного потолкали ее туда-сюда, отобрали у нее ободок для волос. Вообще-то они уже переросли такие детские шалости. Все это от скуки. Она настолько глупа, что повелась и теперь бегает за ними. Ободок падает в грязь. Эллен наклоняется за ним. Кевин толкает ее. Где же автобус? Если это не закончится, ей придется вмешаться. Эллен захныкала, закрыла глаза и закинула голову назад. Рефлекс жерлянки. Но у человека нет механизма торможения агрессии.

Какая у Эрики необычная форма ушей. Закругление какое-то угловатое. Ярко выраженный хрящ. Странно. Белый пушок на сильной мочке.

Эрика повернула голову и посмотрела на нее. Почти негодующе. А этой что не нравится? Чего ей нужно? Колючий взгляд. Выражение превосходства. Почему она смотрит так неприлично долго?

Наконец пришел автобус. Все стали протискиваться ко входу. Эрика выкинула каштаны и невозмутимо вошла. Что она о себе воображает? Инга Ломарк постаралась войти последней.

Несколько минут спустя они покинули центр города и поехали по окраинам… Мимо территорий брошенных промышленных предприятий, гаражей с плоскими крышами, дачных участков и больших парковок у торговых, центров. Вскоре они выехали на шоссе, ведущее в хинтерланд. Надпись на большом щите у дороги гласила: «Здесь не место умирать». Но деревянные кресты и грязные мягкие игрушки в кювете говорили об обратном.