Читать интересную книгу Шея жирафа - Юдит Шалански

Чудно, Вольфганг думает, без него не обойдутся. И все это лишь потому, что раньше он собственноручно осеменял каждую корову. Определенное доминирование, конечно, повышает способность к зачатию. А любое спаривание – это боевое действие. У большинства видов позвоночных животных половой акт сопровождается ужасными звуками. Достаточно вспомнить мерзкие вопли кошек.

Как-то раз Вольфганг не ушел среагировать, и удар хрящеватых пальцев ступни пришелся ему в грудь. Об этом, даже в газете написали..

Ну вот, опять он забил отделение для овощей в холодильнике страусиными яйцами величиной, с кокос. И кто, скажите на милость, должен все это есть? Самые большие животные клетки. Целый класс можно накормить омлетом. Неудивительно, что эти животные обитают там, где все еще существуют семейства по сто человек в каждом. Но для них двоих и одного яйца за глаза хватит. А эти яйца долго не хранятся. Совместные приемы пищи все равно стали редкостью. Она обедает в школе у тети Аниты, он – в маленькой барачной кухне, где готовит корм для животных. К нему часто заглядывают любопытствующие посетители. А раз в две недели заходит кто-нибудь из «Остзее цайтунг», и тогда он часами рассказывает о разведении страусов. О том, что шеи самцов после периода спаривания утрачивают красный цвет. Что страус выводит жалобные трели, если ему недостает внимания. Что молодые страусы прибавляют в росте по сантиметру в день. О том, как важно уже цыплятам подмешивать в корм круглые камешки, это помогает их сильным мышечным желудкам измельчать траву. И что несколько берлинских ресторанов неплохо платят за страусиное мясо. Особенно окорочка пользуются спросом. Это якобы, самое здоровое мясо вообще. Нежирное, с низким содержанием холестерина. Он всегда утверждает, что на вкус страусятина напоминает говядину, но это, видимо, только из-за одинаково темного цвета мяса. Зрительный раздражитель побеждает вкусовой. Тем не менее об этом пишут в каждой статье. Вольфганг Ломарк – герой регионального приложения газеты. В конце концов, он ведь один из тех, кому удалось еще раз встать на ноги. Из бывшего ветеринарного техника старого животноводческого хозяйства, пришедшего в упадок, превратиться в фермера-любителя, разводящего экзотических животных, с которыми можно делать замечательные фотографии… Полосатые цыплята под ламлой инфракрасного света; страусы, бегущие рысью; страусы, исполняющие брачный танец; страусы, в снегопад. А под фотографиями подписи: « Гигантские птицы в степи Передней Померании», «Насиживание яиц на страусиной ферме», «Этого яйца хватит на двадцать пять человек», «Агрессивный самец атакует фермера».

Вольфганг вырезает статьи и вставляет их в рамки. Они висят у него в подвале. В гостиной им не место. Страусы все-таки не члены семьи.

За чисткой зубов она еще раз взглянула, как там журавли. Теперь уже все птицы покинули свои сырые спальные места и отряхивались, приводили в порядок оперенье, вытягивали шеи, проверяли ветер и температуру. Теперь можно разглядеть и черные ноги, на которых они легко и с достоинством вышагивали по полю. Ничего общего со страусиным ковылянием. Здесь они – голенастые птицы, а на зимних квартирах – прибрежные. Двойная жизнь. Еще максимум три дня, и они улетят. Расчет прост. Любое действие требует определенных затрат времени и энергии. А затраты имеют смысл лишь в том случае, если ожидаемая выгода превосходит инвестиции. Речь всегда идет об эффективности. Во всем. Вне всякого сомнения, там, куда они улетают, чудесно. Средиземное море. А сколько сейчас времени? Пора.

На остановке стояла Мария Шлихтер. Кивнула едва заметно. Голова высоко поднята. Нос задран кверху. На кривой козе не подъехать. Мозг – как опавший плод, идеально упакованный в скорлупу черепа. Из семьи врача. Ее привезли сюда, деревенского воздуха понюхать. Но Мария Шлихтер не нюхала. Интересно, она вообще дышит? Стоит с таким видом, как будто ее все достало. Это просто вызов. Юность – инкубационный период жизни. Ожидание школьного автобуса. Ожидание водительских прав. Ожидание того момента, когда сможет уехать отсюда. Самонадеянная уверенность, что все лучшее еще впереди. Как бы ни так. Но эта, по крайней мере, лишнего не болтает.

Автобус пришел по расписанию, как всегда, почти пустой. У всех были постоянные места. Мария Шлихтер прошла вперед. Инга Ломарк – на предпоследний ряд. Там рев дизельного двигателя был громче всего и заглушал шум, который самое позднее через пять остановок станет невыносимым. Она расстроила прежний порядок размещения. Прогнала Пауля и его друзей с последнего ряда. Теперь хулиганы-недоросли сидели, развалившись, на средней линии. Конечно, она ловила на себе любопытные взгляды. Все удивлялись, почему она вдруг стала ездить каждый день на автобусе. Но есть много аргументов в пользу того, чтобы не ездить на машине. Взять хотя бы опасность аварии. Полно идиотов, для которых ее жизнь ничего не стоит. Не говоря уже о дичи, всех этих косулях и кабанах, которые в утренних сумерках таращатся остекленевшими глазами на свет фар приближающихся автомобилей и не двигаются с места. А их еще и переехать нужно, иначе страховку не выплатят. Вся эта местность не что иное, как среда обитания диких животных. Повсюду охотничьи вышки. Дощатые будки на подпорках, в которые можно забраться по крутой лестнице. Такие игровые домики для взрослых. Да, в конце концов, она и раньше всегда ездила на автобусе. В школу и в районный центр. А осенью еще и с Вольфгангом на север, к журавлям. Сначала на автобусе, потом на поезде. Потом снова на автобусе. Бесконечная дорога, яркие краски осенних долин. С собой – термос и бутерброды. Ехали до тех пор, пока не находили место сбора стаи. Тогда они забирались на вышку и просто сидели рядышком и наблюдали за журавлями. Часами. Именно это ей в Вольфганге и понравилось. Что с ним. не нужно было разговаривать. Кажется, и он был этому рад. Его первая жена все время разговаривала, целыми днями рта не закрывала. А Клаус, который был у нее до того, любил. подискутировать. О политике. О правительстве и о будущем. Он постепенно входил в раж, а на нее наваливалась усталость. В какой-то момент у нее начинала болеть голова, а лицо Клауса становилась красным, как у мужчин в перлоновых костюмах с гвоздикой в петлице, когда они с трибуны, украшенной лозунгами о будущем, произносили речи о придуманном ими мире. Мире, где были добросовестные трудящиеся, выполненные в срок планы и усовершенствованные средства производства. «Как потрудимся сегодня, так мы завтра заживем». Непонятно, что это было – у гроза или обещание? Возможно, и то и другое. И вот однажды Клаус решился. Они тогда уже расстались. Но ее все равно допрашивали. Три с половиной часа. Известное дело. Чисто выбритые мужчины. Элегантные костюмы. Не эта перлоновая дрянь. Сначала они вели себя примерно. Пили кофе, ели пирожные. А потом от них было просто не избавиться. Ей не в чем себя винить. Другие ведь тоже подписывали. И вреда от этих донесений не было. Просто невероятно, как это сегодня раздули. Даже Каттнер беседовал с ней об этом. А ведь у него у самого рыльце в пушку. Неделями вызывал коллег по одному в свой кабинет, а потом никому ничего нельзя было рассказывать. Ганс однажды сказал, что раньше им хотя бы Штази интересовалось. Когда ему было особенно одиноко, он читал свое дело. Утешал себя тем, что был кому-то важен. По крайней мере, парочке сексотов и их куратору. И что могло быть в этом деле? Что мебели в доме почти нет, что женщины там не бывают. Что он асоциален. «Жители соседних домов характеризуют Г.Г. как тунеядца. У объекта нет автомобиля, но есть велосипед, которым он пользуется почти ежедневно. Кроме того, объект очень разговорчив». Сегодня можешь делать, что хочешь. Только это больше никого не интересует.

В автобус вошла Дженнифер и утащила Кевина за собой. На последний, ряд. После отступления Пауля этот ряд стал тестовой площадкой для пубертатного спаривания. Дженнифер взяла инициативу в свои руки, после того как Кевин явился в школу с кольцом в носу, как у быка. Блеск металла посреди лица. Что-то подобное вставляют в нос телятам, чтобы отучить их от материнского вымени, и быкам, чтобы прикреплять палку-водило. Смешно, как буквально они понимают выражение «гулять с кем-то». А ведь Дженнифер никакой палки-водила не нужно. Кевин – совершенно ручной бычок.

Запотевшие стекла. Конденсат. Зверская жара. Она протерла себе глазок на стекле. На улице так темно, как будто день и не собирается начинаться. Сырое небо нависло над бледными полями. На вспаханном поле – белесые стебли, оставшиеся от убранной кукурузы. Земля в зеленую крапинку. Жалкие ростки промежуточной культуры по системе трехпольного хозяйства. Кормовая капуста. Корнеплоды вслед за зерновыми, свекла после злаков. Развороченные ямы на пустом пастбище. Вдали – узкая, мерцающая полоска света над синеватым лесом.