Читать интересную книгу Шея жирафа - Юдит Шалански

В учительской Тиле и Майнхард склонились над принесенными из дома бутербродами. Поздоровались с набитыми ртами. Рядом с графиком замен все еще висит фотография женщины в очках. Лизелотта Герман. Смелая женщина, химик, коммунист, мученица за то, что раньше считалось правым делом. Рядом – вырезанная из газеты статья с фотографией глупо ухмыляющегося ребенка, пишущего на доске название этого итальянского городка. Дальше – расписание курсов местного народного университета, забравшегося в чужое гнездо: основание собственного бизнеса, валяние тапочек, изготовление бумаги, философия для пенсионеров. Трудотерапия для обреченных на смерть.

Каттнер вошел в учительскую, поздоровался со всеми и принялся изучать расписание замен. Цветные вымпелы на деревянной доске с крючочками. Запутанная система, за контроль над которой он еженедельно приписывает себе два часа нагрузки.

– Ну, Инга, а ты что предложишь? Может, биологию для домашнего использования? – Изменил что-то в расписании замен. – Курсы о собирании грибов? Или о борьбе с садовыми вредителями?

– Здравствуй, Каттнер.

Пусть себе шутит про народный университет. Ему не удастся вывести ее из себя. В принципе, она может остаться. Народный университет заберет здание. На первом этаже уже идут занятия. Но это не для нее. Пусть другие этим занимаются. Хобби из естественных наук никакое. Никто не хочет изучать строение клетки или цикл лимонной кислоты. Куда лучше искать известных предков, толковать движения планет и учить иностранные языки. Делать доклады о Дальнем Востоке и показывать слайды. Это же так здорово – увидеть мир! А ведь мир здесь лес, поле, река, болото. Все это – среда обитания разнообразных видов животных. Многих из них Министерство окружающей среды занесло в Красную книгу. Есть и такие, у которых переписали отдельных особей, так мало их осталось. Время от времени появляются и новые виды, непрошеные гости, нелегальные иммигранты. Енотовидная, собака из Сибири. Всеядна. Не брезгует и падалью. Внешне напоминает енота, забирает норы у барсуков и лисиц. Притащила с собой болезни, вытеснила местные виды из их экологических ниш. Этот вид размножается с невероятной быстротой, потому что оба родителя заботятся о потомстве.

Все вокруг активно размножаются. Кроме представителей ее вида. Вместо этого люди ведут себя так, будто здесь нечего больше ловить, будто будущее ждет их где-нибудь в другом месте, где-то там далеко, на другом берегу Эльбы, за границей, на другом континенте. Все стараются ухватиться за какую-то там действительность, которую здесь они никак не хотят замечать. Как будто в этом городе нет жизни. А жизнь есть везде. Даже в стоялой дождевой воде.

В итоге во всем оказывается виновата погода. Даже в том, что ее дочь осталась жить за океаном. Как она там сказала: « Если привыкнешь к солнцу, то в Центральную Европу уже не вернешься». Центральная Европа. Как это прозвучало. Перемена мест, изменение воздуха. Климат переоценивают. Мы же не туберкулезные больные.

Бегут все. Ничего-то они не понимают. Хочешь узнать мир – начни со своего дома. С родины. Нашей родины. Раскинувшейся от мыса Аркона до горы Фихтельберг. Тоже мне достижение – сбежать. Это не для нее. Она думала об этом. Но давно. И не всерьез. Она осталась. Свободу переоценивают. Мир уже давно открыт, большинство видов описаны. Можно спокойно оставаться дома.

– Хотя нет, Ломарк уедет к дочери в Америку. Будет сидеть на веранде в кресле-качалке и смотреть, как играют внуки. – Каттнер, все еще колдуя над расписанием замен.

Пусть себе забавляется.

По крайней мере, Майнхард и Тиле подвинулись, когда она к ним подсела. Удивительно, как быстро Майнхард освоился. Молодой мужчина с телом женщины. Математик-практикант. Ремень сидит на ладонь выше, чем надо. Неповоротливый краснощекий сангвиник, пушок над верхней губой, намек на бороду Под светлой, до самого ворота застегнутой рубашкой выдаются два острых соска. Интересный случай для андролога. Есть в Майехарде какая-то незаконченность и всегда будет.

Другое дело – Тиле. Лицо узкое, черты резкие, у рта глубокие морщины. Поседевшие волосы зачесаны назад. Несмотря на растрепанную ленинскую бородку, производит ухоженное впечатление. Напоминает аристократа, как многие коммунисты. Все время озабочен. Но твердо намерен встретить крушение своего дома, не теряя самообладания. Обычно Тиле удаляется в каморку, где хранятся географические карты и учебные материалы: он узурпировал ее и превратил в свое бюро. Политбюро. Курит импортные сигариллы и все еще живет ожиданием мировой революции. Постоянно издает какие-то звуки это его перистальтика урчит. Худое тело служит звукоусилителем всех тех забот, что он не в силах переварить.

– Это эпидемия, – Тиле в своем репертуаре. Вечно бурчит что-то себе под нос, в мировоззренческую бородку.

– Что конкретно? – Майнхард не понял.

– Чума нашего времени. – Тиле пристально смотрел на столешницу. Бедный старый чудак. – На семьдесят женщин приходится сто мужчин. – Он поднял глаза. – Понимаешь? Они могут выбирать.

Жена его бросила. Сбежала из страны еще в гэдээровские времена. Но теперь он изображает из себя жертву демографических перемен. Один из тридцати мужчин, которым недосталось женщин. Приговорен к холостяцкому существованию. Питается в основном консервами, никто его не обслуживает. Вынужден самостоятельно запихивать свое грязное белье в стиральную машину.

– Оставшиеся могут стать голубыми, – снова Каттнер. Подсел к ним, ухмыляется. Выглядит немного уставшим от каникул. Волосы подстрижены ежиком; лицо такое, что она никак не может его запомнить. Принялся закатывать рукава рубашки. Показались сильно загорелые предплечья. Каттнер, мастер на все руки, бегун на длинные дистанции, холоднокровное существо. Никто не хотел взваливать на себя эту обузу. А он соизволил. И с годами превратился из преподавателя обществознания, который явился сюда учить их демократии, в альфа-самца. Из временного директора получился жизнерадостный исполнитель, который не дает этой лавочке развалиться, удерживает ее на плаву. Уже пятнадцать лет, как он руководит школой, кажется, ему даже нравится вести ее прямо в пропасть. Он утверждает, что благодаря этому у каждого из них появляется шанс. У него, может, и появляется. Здесь его игровая площадка. У Каттнера всегда есть что-нибудь в загашнике, сразу два запасных плана. Домик, неудачный брак, два неудачных ребенка. Может, даже три, если не врут. Закомплексован, но жизнелюбив. В принципе, не все ли равно, кто прикроет эту лавочку. Последний выключает свет.

– Треть умерла во время чумы, в тысяча пятьсот шестьдесят пятом году. Сегодня мы наблюдаем распространение новой чумы.

Как будто это имеет значение. Но Тиле вечно, как на уроке.

– Тиле, ты мог бы заняться историей региона.

Вредно ему так волноваться. Она погладила его по руке, покрытой пятнами. Кожа мягкая, как у молодого.

– Тридцать процентов. С такой долей можно выборы выиграть. – Майнхард. Пытается сменить тему.

– Да, друзья. – Каттнер потер руки. В очередной раз изготовился к речи. Сразу видно. – Наша школа находится на стадии сокращения. Но наша задача не в том, чтобы управлять финалом. Мы делаем эту школу перспективной.

Все понятно: смерть тоже часть жизни…

– Вымирающие районы – это не новость. И ничего в этом трагического нет. Школы везде закрывают. И на Западе тоже. В Рурской области, например. И в Нижней Саксонии пустует половина школ. Это повсеместное явление. Вы разве не слышали, что сельские жители активно переселяются в город?

Он думает, им нужны его разъяснения.

– У нас, на Востоке, все ее так уж и плохо. Сюда, по крайней мере, еще вкладывают деньги. Новое уличное освещение, автобан…

– Подсчитали, что автобан совершенно не окупается, слишком мало транспорта.

Майнхард, видимо, тоже читает газеты.

– Да, сюда люди, не приезжают, они отсюда уезжают. Дорогу с односторонним движением надо было строить.

Конечная станция – Передняя Померания. Предписанная среда обитания.

– Ужасно все это. – Тиле откашлялся и выпрямился. – Раньше покинуть свой город было наказанием. Изгнание было страшнее всего. – Он поднял глаза. – А. сегодня, в выигрыше оказывается тот, кто уехал.

Каттнер откусил от морковки и отклонился назад.

– Если бы Мартены были немножко поумнее, мы бы выкрутились.

– Мартены?

Какое глупое у Майыхарда выражение лица.

– Как кролики… – Каттнер сунул морковку в кулак. – Но вреда ведь никакого. Три таких семьи – и мы были бы спасены. Нам хватило бы учеников до пенсии. Но нет! Кто окончил гимназию, становится фригидным.

– Вы, наверное, хотите сказать, бесплодным?

Майнхард уже успел подцепить болезнь учителей.

Манию исправления.

– Да все одно.

– Ну, ты уж постарался, чтобы учеников хватало. Только нужно было раньше начинать.