— Опять ты с пушкой, — вытирал пот с лица неугомонный Джон. — Надо бы это отметить! — Он достал из ближайшего ящика бутылку шампанского, звучно откупорил, и мы приложились к пенистой струе. Да и пить хотелось — воду из фляжек давно выпили. Знали бы мы, что почти два дня подряд придется пить одно шампанское — не коньяк же «Мартель»! — не радовались бы. Воды вокруг не было, наверное, на десятки километров.
Спали мы бог знает на чем, а в пещере имелись тюки одеял, походные складные кровати, даже гамаки. Что называется, сапожники без сапог. Вообще, нам пришлось ко многому привыкать: обходиться без воды, питаться всухомятку тушенкой, к тому же поначалу и мерзнуть. В пещере было очень холодно, мы проделали в одеялах дырки для головы и носили их на манер мексиканских пончо. Но нет худа без добра: от этого холода, вероятно, и консервы, и шоколад неплохо сохранились.
Свой лагерь мы так и не нашли, как ни искали! А ведь для этого делалось немало: вооружались цейсовскими биноклями, уходили по одному километров за пять, чтобы не потеряться, а потом и за десять со снаряжением военного связиста, разматывая за собой бесконечный проводок и уныло сообщая по полевому телефону: «Нет, не видать!»
Затем стали ходить на разведку вдвоем — Джон, возможно, боялся, что я вдруг что-нибудь ценное в пещере найду и перепрячу.
Стрелять в воздух, правда, не стреляли — по известной причине. А было из чего: стрелковое оружие — в приличном состоянии, густо смазано. Не склад, а мечта Робинзона.
С проклятым сейфом мы тоже помучились: ни кирка, ни кувалда, обнаруженные на складе, его не берут. Небольшой, гад, килограммов сто весит, а ничего с ним сделать нельзя. До того рассвирепели, что откантовали ко входу и на дно обрыва сбросили — метров тридцать летел. Ухнул, точно бомба, но свою пасть — прощай надежды! — так и не открыл, даже не помялся. Оставили сейф там до поры, всегда к нему спуститься можно, а от посторонних глаз — щебнем засыпать.
Джон принялся составлять опись «трофейного» имущества в штабном блокноте с футляром из свиной кожи. Сейчас-то легко сказать: к чему все это? Надо было запастись провиантом, запомнить хорошенько место и куда-нибудь к людям топать. Ан нет, только время теряли зря.
Вторую ночь опять дремали на ящиках: лень кровати устанавливать. Сон не шел. Нервы совсем разболтались…
Утром Свенсен, лежавший в метре от меня, протянул не глядя руку, взял у моей щеки початую плитку шоколада и давай хрумтеть. А ведь у самого под носом раскрытый ящик конфет стоит!
— Чего у меня берешь? — рассмеялся я и, тоже не вставая, зачерпнул рядом с ним пригоршню конфет.
— А ты чего — у меня? — вскочил Джон. — Ах, ты так! Давай все делить! — очертенел он.
Поначалу я его затею словно за игру принял. От скуки почему б не позабавиться? Сели мы и, как полудурки, принялись конфеты и шоколад возле себя насыпать. Куча у меня получалась заметно выше…
— Так долго, — спохватился Джон. — Лучше будем ящики считать.
Вижу, не на шутку он дележ затеял. Нельзя позволить ему все заграбастать: ведь тогда прости-прощай мечта о премии за такой склад, нет, не лично мне, а в конечном счете — обществу.
Стали ящиками делить шоколад, чай, кофе, консервы: тебе — мне, тебе — мне… Упарились.
— И так — долго, — озадачился Джон Свенсен. Тогда он, кретин, многократно измерил рулеткой всю огромную пещеру и разделил все припасы приблизительно пополам, решительно проведя попавшим под руку куском мела линию-границу прямо по ящикам и контейнерам.
— Теперь согласен?
— Согласен, — не сразу ответил я, придирчиво примеряясь глазами к разделу.
— А ну-ка с моей половины… — Джон невежливо вытолкнул меня по другую сторону границы.
— Ты бы еще колючую проволоку поставил! — насмешливо посоветовал я. — Вон ее сколько! — и показал на здоровенные мотки.
— И поставлю! Поживем, увидим.
Уселись мы, каждый на своей половине, и внимательно следим: как бы кто чужое к себе не унес. Ситуация смехотворная лишь на первый взгляд. И у того, и у другого, помимо припасов, оружие имеется.
Уже и спать боялись.
— Чего не спишь? — спросил я.
— Стерегу, — буркнул он. Я даже не рассмеялся.
— Сейф! — внезапно вспомнил Джон. — Как мы его поделим? Ты там что-то про пушку говорил? — вскользь заметил он.
А что немцы вдруг услышат — начисто забыл.
Выкатили мы горную пушчонку на дорогу, когда-то сузившуюся до тропы от частых оползней. Установили в надежном месте, зарядили и нацелили на блестящий внизу сейф. Я поднес к глазам бинокль и махнул рукой:
— Пли!
Сейф разворотило с третьего выстрела — прямым попаданием. В сетке окуляров бинокля было четко видно, как посыпались по камням деньги и желтой россыпью хлынули золотые монеты!
Вдруг Джон больно схватил меня за плечо, я обернулся — миллионнотонная гора, сдвинутая от сотрясения, медленно ползла на нас…
— Ходу! — завопил я. Мы драпали без оглядки по тропе минут пятнадцать, слыша позади грозный, неумолчный гул оползня и грохот камнепада. Только вконец запарившись, осмелились обернуться: за поворотом ближайшего холма поднималась туча пыли…
Мы с опаской побрели назад.
Прежний вид неузнаваемо изменился. Дорога пропала, сейф исчез, все накрыла холмом гигантская каменная груда. Джон чуть не заплакал…
— Кончай, — оборвал его я и потянул за рукав. — Путь далек лежит. Долго бродили мы по горному лабиринту. И долго не могли оторвать губы от воды случайно обнаруженной речонки, петляющей между скалами.
— Бери, — утолив жажду, одновременно сказали мы, протягивая друг другу: он — половину шоколадки, я — завалявшуюся в кармане конфету. И оба чуть не задохнулись от смеха. Вот ведь в пещере такой дележ устроили, а тут последним поделились.
Здесь и нашли нас бывшие интенданты — машины немного ниже по речке стояли. Мы ничего не стали рассказывать. А они, сытые по горло неудачами, напуганные далекими пушечными выстрелами и грозным горным обвалом на горизонте, потребовали немедленного возвращения в порт.
В Эс-Сидере я честно поведал всей команде о своих злоключениях и получил от капитана новый строгий выговор, на этот раз с занесением в личное дело.
— Вы его больше на берег не выпускайте, — сердито посоветовал старпом.
— Только в Одесском порту, — в сердцах пообещал капитан.
И сдержал свое слово: полгода на корабле держал безвылазно — под воду меня как водолаза отпускал, на сушу — нет. На то он и капитан, чтоб слов на ветер не бросать.
АГЙЯ
— Когда я жил на одной лестничной площадке с Логофетом… — толстяк Федор, завидуя историям водолаза, насладился эффектом от упоминания о своем соседстве с известным футболистом. И продолжил: —…У меня был один друг. Он работал инкассатором. За это его ранили бандиты двумя пулями. Одну медики вынули, другую трогать не стали. Она осталась где-то в груди в неопасном месте. Решили: сама обрастет тканями, вроде подкожной мозоли. А затем друг посмотрел фильм «Три мушкетера» и стал ходить в секцию фехтования. На тренировке его противник сделал ловкий выпад рапирой, а не заметил, что с острия соскочила шишечка. Проткнул бы он моего начинающего друга насквозь, да рапира наткнулась на свинец в груди. Так пуля, которая чуть его не убила, спасла ему жизнь! Каково? — удивлялся Федор.
Мы тоже поудивлялись, и Валерий раздумчиво заметил:
— А в Африке и не то бывает. Вот с нашим боцманом несколько лет назад в Эфиопии такое случилось…
Толстяк Федор обиженно поглядел на него.
— В Аравийском море на судне забарахлил двигатель, — невозмутимо начал водолаз, — и мы, чудом миновав Баб-эль-Мандебский пролив, добрались до порта Асэб дружественной страны.
Ремонт затянулся, неполадки оказались серьезными. И администратор провинции выделил нам свой «лендровер» для четырехдневной поездки по стране. Чего попусту загорать на Красном море? По жребию выбрали десятерых человек, и меня, конечно. Везет!
В пять утра с трудом разместились счастливчики в машине и покатили к озеру Тана, километров, по-моему, аж за пятьсот!.. Ну, за один день не доедешь, в шесть вечера совсем темно, как отрубает день — вокруг почти экваториальная Африка! Дорога порой серпантином виляет над глубоченными каньонами, в темноте ездить опасно. Много любопытного увидели мы по пути: ровную саванну с одинокими зонтичными акациями и баобабами, окруженную со всех сторон поднимающимися друг над другом волнистыми горами; густую бахромчатую зелень тропических лесов; стаи черно-белых «порез», которых здесь не считают обезьянами, потому что их мордочки похожи на человеческие лица; внимательных антилоп со штопором закрученными рогами, неподвижно стоявших в тени зарослей. Вдоль дороги попадались деревеньки из хижин «тукулей» с жердевыми плетеными стенами и островерхими соломенными крышами; православно-христианские церкви — бедные и побогаче — с узорными крестами на кровле; мусульманские мечети с куполами, похожими на половинку яйца…