Читать интересную книгу Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) - Елена Круглова

Последний ответ окончательно вывел из себя всесильного чекиста. Высокое положение представителя власти требовало, чтобы дерзкий эксперт был немедленно изничтожен, унижен, раздавлен.

– Скажите, поп и профессор Ясенецкий-Войно, как это вы ночью молитесь, а днем людей режете? – продолжал Петерс.

На самом деле святой Патриарх-исповедник Тихон, узнав о том, что профессор Войно-Ясенецкий принял священный сан, благословил ему продолжать заниматься хирургией. Отец Валентин не стал ничего объяснять Петерсу, а ответил:

– Я режу людей для их спасения, а во имя чего режете людей вы, гражданин общественный обвинитель?

Зал встретил удачный ответ хохотом и аплодисментами. Все симпатии были теперь на стороне священника-хирурга. Ему аплодировали и рабочие, и врачи. Следующий вопрос по расчетам Петерса должен был изменить настроение рабочей аудитории:

– Как это вы верите в Бога, поп и профессор Ясенецкий-Войно? Разве вы Его видели, своего Бога?

– Бога я действительно не видел, гражданин общественный обвинитель. Но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил. (Колокольчик председателя потонул в долго не смолкавшем хохоте всего зала).

«Дело врачей» с треском провалилось. Однако, чтобы спасти престиж Петерса, «судьи» приговорили профессора Ситковского и его сотрудников к шестнадцати годам тюремного заключения. Эта явная несправедливость вызвала ропот в городе. Тогда чекисты вообще отменили решение «суда». Через месяц врачей стали днем отпускать из камеры в клинику на работу, а через два месяца и вовсе выпустили из тюрьмы. По общему мнению, спасла их от расстрела речь священника-хирурга Войно-Ясенецкого». [1, с. 107–110.]

Месяцев через пять после суда над проф. Ситковским очередная ревизионная комиссия приказала снять икону в операционной Городской больницы. Отец Валентин заявил, что не выйдет на работу, пока икону не вернут на место. И ушел домой. В конце 1921 года такой «саботаж» карался, как самое тяжелое политическое преступление. Отцу Валентину грозил арест. Его друг М. И. Слоним обратился к председателю Среднеазиатского бюро ЦК РКПб Рудзутаку с ходатайством, говоря, что если будет арестован выдающийся хирург, ученый и педагог Войно-Ясенецкий, то ущерб от этого понесет прежде всего рабоче-крестьянская республика, ее медицина и наука. Рудзутак милостиво обещал пока профессора не арестовывать, пусть врачи сами найдут выход.

Отец Валентин ничего не знал о ходатайстве Слонима. Он бастовал уже несколько дней. Засылаемые к нему в качестве «разведчиков» хирурги сообщали, что главный врач все время работает за письменным столом, что-то пишет, что-то читает. Уговаривать его было бесполезно. По воспоминаниям проф. Ошанина, делегация из двух или трех врачей была направлена к Туркестанскому архиепископу. Владыка пообещал поговорить с о. Валентином, и на следующий день Войно-Ясенецкий вышел на работу.

Но главный врач долго протестовал против изъятия иконы. Он не явился в научное врачебное общество, где стоял его доклад. Когда же на следующем заседании отец Валентин, как всегда в рясе, взошел на кафедру, чтобы произнести доклад, то сначала сделал следующее заявление: «Приношу обществу извинение за то, что я не читал доклад в назначенный для меня день. Но случилось это не по моей вине. Это случилось по вине нашего комиссара здравоохранения Гельфгота, в которого вселился бес. Он учинил кощунство над иконой». [1, с. 111.] В зале воцарилась гробовая тишина. Комиссар Гельфгот присутствовал на заседании. Но он, очевидно, побоялся скандала. Председатель научного Общества профессор М. А. Захарченко прошептал секретарю Общества доктору Л. В. Ошанину, чтобы тот ни в коем случае не заносил в протокол неуважительных слов о представителе власти.

Даже неверующие коллеги не могли не видеть высокой нравственности православного священника, будущего архиепископа. Бывшая медицинская сестра Ташкентской Городской больницы М. Г. Нежанская в семидесятых годах так говорила о нем: «В делах, требовавших нравственного решения, Валентин Феликсович вел себя так, будто вокруг никого не было. Он всегда стоял перед своей совестью один. И суд, которым он судил себя, был строже любого трибунала». [1, с. 111, 112.]

Епископ Туркестанский. Первый арест

Гонения на Русскую Православную Церковь разгорались. Одним из средств борьбы Советская власть избрала церковный раскол. Были найдены попы-расстриги, которых соблазнили и запугали, и они опубликовали 24 марта 1922 года в газете «Правда» письмо, в котором православное духовенство обвинялось в контрреволюции, в политических интригах во время народного голода, требовали немедленной отдачи Советской власти всех церковных ценностей. Среди этих 12 предателей-священников были Красницкий, Введенский, Белков, Боярский и др. На собрании духовенства в Москве Введенский заявил о разрыве с «реакционным духовенством» и создании «Живой церкви». Советское правительство само организовало эту акцию и потому официально поддержало «живоцерковников», перед которыми открылась перспектива захвата церковной власти в стране.

Введенский явился к петроградскому митрополиту Вениамину с требованием снять свои полномочия по управлению епархией и передать ему, так как произошел церковный переворот и Патриарх Тихон как саботажник арестован, а церковная власть перешла в руки нового Верховного церковного управления, которое назначило его руководителем Петроградской епархии.

Аналогичные акции ГПУ провело по всем епархиям. Правда при этом соблюдалась видимость демократии: все эти акции ГПУ проводило в виде епархиальных съездов духовенства и мирян.

По всей России произошло разделение духовенства. Стойких и крепких духом, верных Православной Церкви и Патриарху Тихону, ждала Голгофа. Малодушные, неверные, или не разбиравшиеся в бурных церковных событиях вошли в «живую» церковь, возглавляемую ставленниками богоборческой власти Введенским и немногими его сообщниками.

Отозвался раскол и в Ташкентской епархии. Весной 1923 года епископ Иннокентий созвал съезд духовенства Ташкентской и Туркестанской епархии, который должен был избрать двух кандидатов на возведение в архиерейский сан. Выбор пал на архимандрита Виссариона и на отца Валентина. Архиепископ Иннокентий выступил со смелой, сильной проповедью о том, что в Церкви бунт и что необходимо сохранять верность Церкви Православной и Патриарху Тихону и не входить ни в какие сношения с «живоцерковным» епископом, приезда которого ожидали.

Неожиданно для всех два видных ташкентских протоиерея перешли в раскол, к ним присоединились и другие, и верных осталось немного.

Пастырская совесть отца Валентина не могла быть равнодушной к безобразиям, чинимым разбойничьей «живой церковью». «Живоцерковники», пользуясь поддержкой Е. А. Тучкова, руководящего работника ОГПУ, ведавшего церковными делами, постепенно захватывали храмы, вводя в богослужение и в строй церковной жизни неприемлемые новшества. Отец Валентин, воспитывавший в своей пастве твердость в вопросах веры, категорически запретил им ходить в храмы, занятые «живистами». «Долг христианина – не соблазняться и не поддаваться тем ересям и расколам, которые неизбежно бывают в Церкви, так как от века диавол клевещет на создание Божие. Тем прихожанам, которые дерзнут молиться с отступниками, отец Валентин грозил отлучением от исповеди и причастия». [10, с. 25, 26.]

Преосвященный Иннокентий совершил хиротонию архимандрита Виссариона. Совместно с епископом Сергием (Лавровым), переведенным в Ташкент из ашхабадской ссылки, он совершил полным чином наречение во епископа архимандрита Виссариона. Но на другой же день епископ Виссарион был арестован и выслан из Ташкента. Позже он примкнул к Григорианскому расколу и получил сан митрополита.

Преосвященный Иннокентий тайно ночью уехал в Москву, надеясь оттуда попасть в Валаамский монастырь. Но это ему не удалось, и лишь спустя много времени смог он пробраться в свою деревню Пустынька.

«Живоцерковники» наступали по всем фронтам. Народ был в смятении. Все со страхом ожидали приезда назначенного в Ташкент обновленческого архиерея.

И вот в этой неразберихе возвышает свой голос всеми любимый пастырь. Отец Валентин вместе с настоятелем вокзальной церкви отцом Михаилом Андреевым объединил всех оставшихся верными Патриарху Тихону священников и церковных старост, созвал съезд духовенства и мирян для обсуждения вопросов об упорядочении церковной жизни в епархии, оставшейся без архипастыря, предупредили об этом ГПУ, попросив разрешения и присылки наблюдателя. Отец Валентин с протоиереем Андреевым взяли на себя управление епархиальными делами и созывали в Ташкенте на епархиальное собрание священников и членов церковного совета, отвергнувших «живую» церковь. На этом же съезде туркестанское духовенство, зная высоту духовной жизни отца Валентина и его ревность в защите Православия, избрало его на Ташкентскую кафедру.