на четвереньках, пока не скрылась под тканью, свисавшей со стремянки. Женя потрясла головой, не веря собственным глазам. Но нет, всё было по-прежнему – туфля-лодочка, соскользнувшая с ноги француженки во время диковатого манёвра, так и осталась сиротливо лежать в центре недочерченной пентаграммы, как символ принесённой в жертву девы. Огоньки зажжённых чёрных свечей плясали, отражаясь на лакированном боку туфли.
– М-м-моник? – Женя перевела взгляд от стремянки на ту свечу, что стояла на полу к ней ближе всех, завершая один из лучей звезды. Огонёк на кончике фитиля зловеще вспыхнул, порождая новую волну ужаса. Внутри всё скрутилось в тугой узел, сжалось, словно пружина, которая вот-вот…
Злобное шипение и грязные ругательства из-под ткани в углу выдернули Женю из цепких объятий ледяного страха.
– Что здесь… – она попятилась.
Под подошвой раздался неприятный хруст. Вздрогнув, она взглянула на раздавленный кусочек цветного мела и словно очнулась от шока.
– Моник! Я тебя видела! Что происходит?!
Из-за стремянки раздался тяжёлый вздох, и француженка выбралась наружу. Растрёпанная, с перепачканными коленями. Блузка сбилась набок, но тем не менее это была всё та же Моник.
– А где Адель? – спросила Женя, не придумав ничего лучше.
– Что?
– Я видела, как она кралась по коридору… а потом зашла в башню… вроде бы…
Моник неопределенно пожала плечами, ничего не ответив.
– Или не зашла?
Француженка вновь проигнорировала вопрос, пытаясь хоть немного привести свою одежду в порядок.
Молчание затягивалось.
– Ты что, сатанистка? – наконец в лоб спросила Женя севшим от волнения голосом.
Подруга смотрела на неё в упор странным взглядом, не пытаясь ничего объяснить. Наконец она покачала головой.
– Нет, я…
Внезапно Женю озарила догадка, и она ахнула, прижав ладонь ко рту.
– Это ты? Ты, да? Ты всё делала! Изводила меня!
«Боже, какая я дура! Считала, эту предательницу подругой…»
Женя почувствовала головокружение и оперлась на грубо сколоченные деревянные леса́, стоявшие слева от двери. Они заскрипели и явственно пошатнулись, а беспорядочно стоящие на них банки жалобно звякнули. Отдёрнув руку, Женя развернулась, собираясь рвануть прочь из башни. Но в спину ей донеслось:
– Давай всё обсудим! Постой, ладно? Хорошо, я всё объясню.
Женя медленно повернулась обратно.
– Так я права? Это всё ты делала?
Моник отвела взгляд и неловко пожала плечами. Не желая смотреть на бывшую подругу, Женя медленно подошла к пыльному окну, старательно обходя незавершенную пентаграмму, будто наступив на меловые линии, она могла испачкаться в зловонной жиже предательства. Непрошенные слёзы побежали по щекам, и она не стала их вытирать. Сквозь обрывки газет и малярного скотча, которыми были заляпаны стекла, виднелся задний двор отеля, где не так давно состоялся порадовавший постояльцев и сотрудников весёлый праздник. Теперь же гости отеля безмятежно прогуливались по зелёным лужайкам меж кустов роз или сидели на лавочках под кипарисами. Беззаботные, счастливые, не подозревающие, что тремя этажами выше разворачивается настоящая драма, гибнут надежды и вера в бескорыстную дружбу.
– К дохлым мышам я не имею никакого отношения, – раздалось сзади. – Клянусь, сама была в шоке, когда ты мне рассказала. Да, я испортила твоё бельё, признаюсь. Но я понятия не имею, откуда взялись мыши…
– Но зачем? Зачем, Моник?! Что я тебе сделала?
– Всё просто… – Жене показалось, что француженка снова пожала плечами, а затем раздался звук шагов, и потерянная туфелька вернулась к своей хозяйке. – Эду́.
– Эдуар?! – Женя в изумлении обернулась.
Моник кивнула, подошла и устало привалилась бедром к подоконнику, не заботясь более о чистоте юбки.
– Он разве не сообщил тебе перед тем, как затащить в постель, что мы не так давно расстались? Точнее официально это был перерыв. Ну ты понимаешь, как это обычно бывает…
В её голосе звучала неприкрытая горечь.
– Но…
– Мы взяли небольшую паузу, а тут ты.
– Но я и не догадывалась, что вы с ним… – Женя обхватила себя руками, словно это могло её согреть. Но колючая, злая метель бушевала отнюдь не снаружи. – Ну то есть… Я думала вы просто друзья. Ты всегда так хорошо о нём отзывалась.
– А чего же мне говорить о нём гадости? Я люблю его, Эжени, понимаешь? Люблю! И готова была подождать, когда он осознает это. Тем более теперь… – Моник внезапно закрыла лицо ладонями и разрыдалась. – Но когда ты приехала, он начал отдаляться. И я поняла, что ещё немного, и окончательно его потеряю. А ребёнок будет расти без отца.
– Какой ребёнок? – Женя окончательно запуталась. – Адель?
– Мой ребёнок! Наш! Наш с ним малыш, – истерически выкрикнула Моник. – Я беременна, Эжени, ясно тебе?!
Женя открыла рот, но не смогла выдавить из себя ни звука. Казалось, она слышала, как внутри хрустит лёд, окончательно заковывая её сердце вечной мерзлотой. Перед глазами завертелся калейдоскоп из картинок: вот Моник, смеясь, целует Эдуара в обе щеки; вот они о болтают ни о чём, её рука, лежит на его плече; вот она сообщает, что отравилась, и Женя, наивная простота, рекомендует заваривать травы от тошноты…
«Дура. Слепая, глухая, безмозглая идиотка».
– Шатёр тоже ты..? – безжизненным голосом произнесла она. – Чертежи.
Француженка шмыгнула покрасневшим носом и слабо кивнула.
– Почему не сказала? Зачем притворялась подругой? – спросила Женя, хотя, пожалуй, ответ ей уже был не столь важен.
– Я не притворялась, Эжени. Мне нравилось с тобой общаться. Всё было совершенно искренне… – она вздохнула. – Поначалу.
– М-м-м…
– Ты ведь сама говорила, что Эду тебе не нравится! – обвиняющие бросила Моник.
– Так и было. – Женя вновь посмотрела в окно и поскребла пальцем оттопырившийся лоскут газеты. – Поначалу.
Они обе теперь смотрели в окно, опустошённые и раздавленные.
Внезапный шорох позади заставил их вздрогнуть и обернуться.
– Мрак?! – истерично воскликнула Женя, созерцая чёрного кота, стоящего в дверном проёме и смотрящего на неё в упор жёлто-зелёными глазищами.
Он дёрнул задней лапой, стряхивая прилипший клочок малярного скотча, и по-хозяйски прошёл внутрь, помахивая хвостом.
– Какого чёрта? – удивлённо произнесла Моник. Она схватила первую попавшуюся под руку тряпку и замахнулась на кота. – Откуда ты тут взялся, блохастый? А ну пошёл вон из моего отеля!
– Ты видишь?! – Женя схватила Моник за руку. – Видишь Мрака?
Француженка не ответила, вырвалась и стала размахивать тканью, пытаясь выгнать кота. Словно это он был виновником всех её бед, или ей не терпелось выплеснуть скопившуюся злость на несчастное животное. Женя попыталась удержать подругу…
«Бывшую подругу!»
…но не успела. Кот зашипел и замахнулся на Моник лапой.
– Ах ты дрянь! – в ответ француженка топнула на него ногой.
Зверь злобно заурчал, выгнулся дугой, встопорщив шерсть, и с глухим утробным мяуканьем вскочил на леса́ у двери. Когти царапнули